Анна Кальма - Черная Салли Страница 26

– Есть новости, – сказала она как будто совсем спокойно и поглядела на ребят. – Дети, я уже больше не буду учить вас: директор уволил меня. Чарли и Нила он тоже исключил из школы.

– Что ты говоришь, Флора? – заволновалась бабушка. – Что случилось?

Учительница вкратце рассказала, как было дело. Директор встретил ее, сидя за своим письменным столом, суровый и величественный, как главный шериф штатов.

– Вам и вашим сыновьям придется покинуть нашу школу, Аткинс, – сказал он, не вынимая изо рта сигары. – Вы плохо влияете на детей. У меня есть сведения, что вы, так же как и ваш муж, к-коммунистка. – На этом слове он поперхнулся. – И вы читаете забастовщикам Ленина, я это отлично знаю, – добавил он торжествующим тоном.

– Понять не могу, откуда он это узнал! – сказала учительница. – Не может быть, чтобы кто-нибудь из наших оказался предателем.

– Что ты, что ты, – сказала бабушка, – рабочие не предают!

Какой-то странный звук прервал ее слова. Это плакал Чарли. Он уткнул голову в колени, спина его вздрагивала.

– Чарли, мальчик мой, ты так огорчен, что я потеряла работу? – Учительница ласково склонилась над сыном. – Ничего, как-нибудь проживем, товарищи не дадут нам умереть с голоду.

Но спина Чарли вздрагивала все чаще, и мальчик плакал все неутешней.

– Да что с тобой, Чарли? – Бабушка насильно подняла его залитое слезами лицо. – Отчего ты так плачешь?

– Я… я… виноват во всем… Это я все наделал… Я рассказал о Ленине… – с отчаянием сказал Чарли. – Пусть все… ребята знают… какой я. Пускай… Мэри тоже… узнает…

Он заикался от слез и волнения. Бабушка тихо ахнула. Миссис Аткинс нахмурила брови.

– Чарли, ты сейчас же возьмешь себя в руки и расскажешь мне, в чем дело, – сказала она сурово.

И Чарли рассказал все, что с ним случилось в тот вечер, когда он провожал Мэри домой.

Он передал от слова до слова весь свой разговор с директором. И, когда он кончил рассказывать, лицо бабушки опять просветлело и брови миссис Аткинс перестали хмуриться.

– Негодяи избрали тебя своим орудием, Чарли, – сказала она, – это послужит тебе жестоким уроком. Теперь, если враг захочет что-нибудь выпытать у тебя, ты будешь осторожней и не станешь доверять ласковому голосу. Не правда ли?

Чарли молча кивнул. Он все еще чувствовал себя виноватым и не смел глядеть на остальных ребят. Ему казалось, что все они считают его предателем. Но Стан первый подошел к нему.

– Брось нюнить, Чарли! – сказал он ему. – Проклятые шпики провели тебя – теперь будешь глядеть в оба. – И он похлопал его по спине.

Ребята окружили Чарли. А.Нил просто подошел и обнял старшего брата.

– Я была уверена, Чарли, что ты не можешь сделать ничего со злым намерением, – добавила бабушка.

И Чарли мало-помалу оживился.

– Что же мы теперь будем делать, мама? – спросил он. – Как будем жить?

– Попробую устроить тебя и Нила в хорошую школу, – отвечала учительница. – А сама буду искать работу.

– Я снова возьмусь за стирку, – мужественно сказала бабушка. – Редко кто умеет так крахмалить сорочки, как я.

Ребята были огорчены, что их разлучают с друзьями. Печально простились в этот день Нэнси, Беппо, Стан, Тони и другие с двумя братьями Аткинс. У всех было тяжело на душе, и даже жизнерадостный Беппо присмирел и не корчил своих обычных гримас. Ребята Ямайки знали, что значит быть безработным в Америке.

– Бабушка, неужели вы всё будете стирать и никогда больше не станете нам рассказывать? – спросила Нэнси.

– Моя история почти уже кончена, – отвечала старая негритянка. – Досказать ее можно очень коротко: я вырастила сына, и его у меня отняла тюрьма, а что сталось с остальной семьей, вы сами только что видели. За свою жизнь я сильно устала. Думала под старость отдохнуть, но, видно, снова надо становиться за корыто…

ЭПИЛОГ

– Ma, а ты купишь мне сумку для учебников?

– А белые ребята будут теперь учиться вместе с нами, в той же школе?

– А новая куртка у меня будет, ма?

Уголек – круглоголовый, курчавый, подвижной – без конца донимал мать вопросами. Нет, не думайте, что Уголек – настоящее имя: Угольком ласково прозвала мальчика его мама – лучшая портниха негритянского квартала Энн Бронти, а на самом деле Уголька звали Эдди.

В своем радостном нетерпении Уголек не замечал, что мать почти не отвечает и с каждым его вопросом становится все грустнее. А когда Уголек уж очень пристал к ней с курткой, Энн вдруг, сказала:

– Куртку я тебе состряпаю, сынок, только еще неизвестно, удастся ли тебе покрасоваться в школе.

– Как – неизвестно?! – возмутился Уголек. – Разве я не пойду в ту школу, где учатся белые ребята? Ведь все наши соседи говорили, что теперь неграм позволили учиться вместе с белыми, в одних школах. Дядя Бэн даже читал об этом в газетах.

– Читать-то он читал, да не всегда можно верить тому, что написано, – пробормотала Энн. – Доктор Аткинс сказал, что Вустер поклялся расправиться с первым же негром, который осмелится войти в их школу.

Уголек испуганно посмотрел на мать: доктор Аткинс так сказал?

Все негры в городке знали доктора Аткинса и шли к нему, как к главному своему советчику и защитнику. Доктор Аткинс сам был родом из бедной негритянской семьи и знал все нужды черного народа. Каждому негру в городе было известно, что доктору Аткинсу удалось окончить университет только потому, что он тяжелым трудом скопил деньги на учение. Он работал грузчиком на пристани, мальчишкой на посылках в гостинице, судомойкой в ресторане, он таскал кирпичи и гладил белье в прачечной.

Зато теперь доктор Аткинс хорошо понимал, что значит бедность и труд. Он бесплатно лечил бедняков, собирал пожертвования и строил больницы и школы для негров, вел переговоры с белыми хозяевами, когда они обижали негров-рабочих. И вот доктор Аткинс сказал, что черных ребят не пустят в школу белых…

Но Уголек был еще маленьким мальчиком, поэтому он скоро забыл о тревожных словах. А в день, когда нужно было в первый раз идти в новую школу, он проснулся в самом отличном настроении.

Он шел с матерью по улице, залитой нежарким осенним солнцем; на нем была новая куртка, перешитая из праздничного платья Энн, и Угольку казалось, что все кругом знают, что он идет в настоящую хорошую школу и все этому радуются.

Подметальщик дядя Бэн кивнул им и пожелал мальчику хорошо учиться. Тетушка Кэтрин, торговавшая на лотке леденцами, подарила Угольку «на счастье» самый большой розовый леденец. Молодой негр-монтер, по имени Гуг, работавший на столбе, закричал сверху:

– Эй, Уголек, покажи там этим белым задавакам, как умеют учиться черные!

Уголек хотел было ответить, что постарается, как вдруг его сильно толкнули, и раздраженный голос сказал:

– А это мы еще посмотрим, кто кому покажет и как!

Энн прижала к себе сына, но прохожий уже умчался, крича на всю улицу:

– Не позволим черномазым пачкать наши школы! Не позволим!

И монтер Гуг, и тетушка Кэтрин, и дядя Бэн видели и слышали всё, что произошло. Гуг проворно спустился со столба.

– Придется сбегать к доктору Аткинсу, – пробормотал он. – Видно, опять завариваются такие дела… – И он поспешно ушел.

Тетушка Кэтрин вытащила конфетку.

– На тебе, Уголек, еще леденец, заешь сладким наши горькие обиды, – сказала она вздыхая.

А дядя Бэн положил на землю свою метлу и взял Уголька за руку:

– Идемте, я провожу вас. Не знаю, что задумали Вустер и его дружки, только вряд ли что-нибудь хорошее. Но при мне они поостерегутся. Ведь они храбры только с женщинами и детьми.

И он решительно зашагал к школе, ведя за собой Уголька и его мать.

Когда они повернули в ту улицу, где была школа, им показалось, что темная туча упала на землю – такая толпа собралась у школьной ограды. Подойдя ближе, они увидели, что у школьных ворот стоят, как заслон, дюжие белые парни, вооруженные кто дубинкой, кто камнями. Командовал ими низенький крепыш – длиннорукий и коротконогий, удивительно напоминающий орангутанга, которого Уголек видел в зоологическом саду. Это и был Вустер – владелец универсального магазина и самый ярый ненавистник негров в городе.

Вустер точно хозяин прохаживался у ворот, перебрасывался шуточками с набежавшими фотографами и журналистами и издевательски поглядывал на подходивших негров с детьми. Черные дети так же, как Уголек, были одеты в новенькие платья и курточки: все принарядились для первого дня учения в хорошей школе. Но выражение лица и у взрослых негров и у детей было далеко не праздничное.

– Это они тут, видать, целый спектакль затеяли, – проворчал дядя Бэн, – опять собираются писать в газетах о «бунте» негров… И ни одного полицейского, как всегда.

Он обратился к неграм:

– Долго вы собираетесь здесь стоять и смотреть на этих «рыцарей»? Ведите ребят в школу и ничего не бойтесь. Ведь правительство объявило, что наши дети теперь могут учиться вместе с белыми. Идите.