Ирина Токмакова - И настанет весёлое утро (сборник) Страница 27

Ах да! Ивушкин иногда забывал, что в этой стране всё живое – даже кустик, даже самая маленькая былин ка, – все умеют говорить.

Они подошли к высоченному дубу и посмотрели вверх. Но спросить ни о чём не успели. Что-то захлестнуло им ноги, опутало, и они разом упали. Оба тут же попытались вскочить, но снова упали и в чём-то так запутались, что не могли и пошевелиться.

– Луша, Луша, что меня держит?! – в испуге крикнул Ивушкин. – Я не могу шелохнуться, Луш!

– Ивушкин, и я не могу, и меня что-то держит. Тебе не больно?

– Нет. Только коленку ссадил немного. Что это, что в нас вцепилось? Ой, Луша!

Луша дёрнулась, но опять не смогла выпутаться и встать и не знала, что ответить Ивушкину. Что-то прочно держит. А что? Было очень неудобно и, прямо сказать, жутковато.

Вдруг кто-то не очень громко произнёс:

– Вссстать и не пытайтесссь!

– Кто это говорит, Луш?! – в ужасе прошептал Ивушкин.

Но ответила ему не Луша.

– Трава улови-ветер. Я вассс поймала, я вассс не отпущу.

Трава? Так это трава их так опутала? Луша немного успокоилась. Ну, с травой-то уж они как-нибудь справятся.

– Отпусти сейчас же! – сказала Луша. – Ты ветер лови, а мы никакой не ветер, как ты легко могла и сама заметить.

– Ветер, – сказала трава. – От всякого идущего, летящего, бегущего делается ветер. И я его ловлю.

Луша пыталась освободиться, перекусывая стебли травы. Но не тут-то было! Потому что сразу же вырастали новые и опутывали, и держали цепко.

– Что же ты собираешься с нами делать? – осторожно спросила Луша.

– Ничего! – засмеялась трава. – Держать. Чтоб от вассс не было ветра.

– А дальше что?

– Дальше прилетит хозяйка. Она и решит.

– А кто такая?

– Чёрная птица Гагана.

– Гагана!

И они, значит, будут лежать здесь, спутанные, пока не прилетит эта злая птица! И они не успеют разыскать Люсика, и вообще – что ж это будет?! Что же будет?!

Отчаяние охватило обоих.

Вдруг послышался чей-то низкий, глухой голос. Это говорил неодолимый дуб, обращаясь к траве:

– Не мешало бы тебе быть поосторожнее. Ивушкин и Луша прислушались.

– Ссс какой ссстати? – прошипела трава.

– А с такой, что, если ты их будешь долго держать, ты превратишься в сено.

– Что такое «сссено»?

– Это мёртвая трава.

– Замолчи, сссосед. Я ссслышала про это. Но ведь в нашей ссстране всссе всссегда живы.

– Именно. Но разве ты не слышишь? Тик-так. Это идёт время. Оно-то тебя и высушит, если ты их не распутаешь и не отпустишь. Это пришельцы. И они принесли с собой тик-так – тень времени. Ты рискуешь превратиться в сено.

– Ты шутишь? – спросила трава, всё ещё не веря.

– Нисколько, – решительно сказал дуб. Тогда травяные путы начали ослабевать, ослабевать, крепкие стебли травы улови-ветер разошлись в стороны, и Ивушкин с Лушей смогли подняться.

– Косилки на тебя нет! – проворчала Луша сердито.

Она чувствовала себя униженной. Подумать только! Какая-то трава сумела повалить её на землю и заставила лежать спутанной, а при этом трудно было сохранять достоинство.

Она хотела отпустить по адресу травы ещё что-то ироническое и уничтожающее, но вдруг до них долетел слабый голосок, который звал:

– Ма-ма!

– Ивушкин, слышишь? Это, наверно, зовёт лосёнок!

Жалобный голосок опять позвал:

– Ма-ма!

– Ивушкин, он там. Голос слышится со стороны молодого дубнячка. Скорее!

Ивушкин сел верхом, и они поскакали в том направлении, откуда доносился голос.

За дубовым молодняком оказалась небольшая поляна. Вся она была покрыта белыми цветами, похожими на ветреницу, которая в Высокове цветёт, едва стает снег. А на этой поляне, опутанный сетью, сплетённой из крепкой болотной травы, лежал лосёнок.

– Люсик! – крикнул Ивушкин, спрыгивая с Лушиной спины и подбегая к нему.

Лосёнок плакал.

Луша стала зубами раздирать крепчайшую сеть, Ивушкин ей, как мог, помогал, пытаясь распутывать узлы.

До чего крепка была эта сеть! Видно, Гагана её сама сплела. Чего только не сплетёшь, имея железные когти, медный клюв и жестокое сердце, которое глухо к добру!

Сеть с трудом начала поддаваться. Они так были заняты делом, что не заметили, как над ними нависла чёрная зловещая тень.

Это была чёрная птица Гагана!

– Как смеете вы, кто бы вы ни были, прикасаться к моему добру! – закричала она страшным, резким и хриплым голосом. – Берегитесь!

Со всех сторон ей отозвалось пугающее эхо. Возле Ивушкина сверкнули острые железные когти на вытянутых огромных лапах, зловещим пламенем полыхнул медный клюв.

Гагана с налёту впилась бы, наверное, Ивушкину в спину, но верная Луша успела её оттолкнуть, и птица только дёрнула Лушу за гриву, отлетела, сделала над ними круг и снова устремилась к Ивушкину. Луша опять её опередила, загородила его от птицы и уже ждала, что острые когти вот сейчас разорвут ей бок. Она замерла, готовая проститься с жизнью, но только защитить Ивушкина. Но вдруг сзади кто-то – ей не было видно кто – закричал:

– Дуй, я тебе приказываю! Дуй изо всех сил, скорее!

И действительно, налетел порыв сильнейшего ветра. Луша едва удержалась на ногах. Она оглянулась. На поляне стоял добрый, хороший Вихроний, а рядом с ним Развигор, весь напрягшись, дул изо всех сил, и было видно, как ему, прохладному ветерку, трудно и несвойственно делаться ураганным ветром.

Птица Гагана, немного поборовшись с ураганом, взмыла в небо и, прежде чем скрыться из виду, крикнула:

– Я ещё с тобой посчитаюсь, Развигор!

И когда все немного успокоились, выяснилось, как было дело.

Развигор похвастался Вихронию, какое у него было смешное приключение с тикающим мальчиком и лошадью и как они собрались к Гагане на поиски пропавшего лосёнка.

И добрый Вихроний в первый и (скажем, потому что знаем) в последний раз оставил волшебные ворота без присмотра и кинулся на помощь своим новым друзьям. Он-то знал, чем может кончиться встреча с Гаганой. Он и Развигора притащил с собой, потому что ему одному было не одолеть зловещую птицу.

Все вместе, торопясь, стали высвобождать из сети насмерть перепуганного лосёнка. Он встал на ослабевшие ножки, ещё не понимая, что он свободен, что ему больше не грозит эта страшная птица.

– Мама! – позвал он.

Но мама была далеко!

Что-то в этот момент маленькой иголочкой кольнуло Ивушкина. А как там его мама? Тревожится? Сердится? Как там все дома?

Развигор подлетел к Луше, но она смотрела куда-то вбок. Даже то, что он помог им прогнать страшную Гагану, Лушу с ним не примирило.

Луша верила в надёжную дружбу, в обещания, которые не нарушаются, в слова, которые и значат то, что они значат, а не фуфу, сейчас – так, а чуть погодя – этак.

– Вам больше нечего бояться, милая Луша. Я прогнал злую птицу, – сказал Развигор.

– Ивушкин, – сказала Луша, точно Развигор к ней и не обращался, – Ивушкин, отряхнись, ты что-то очень запылился.

Вихроний заулыбался. Луша обернулась к нему:

– Спасибо, Вихроний. Эта птица убила бы нас, наверно, если б ты не подоспел.

– Мы с Развигором, – уточнил Вихроний.

– Ну да, да. Конечно, – сказала Луша холодно.

– Мне надо спешить назад, – заторопился Вихроний.

– А нам-то как быть дальше? – спросил Ивушкин, который ещё не очень-то пришёл в себя после пережитого страха.

– Люсика я провожу, – сказал Вихроний. – И вам надо отсюда скорее уходить. Гагана может прилететь обратно. Поторопитесь.

– Вихроний, но мы уж совсем теперь сбились и не знаем, куда нам идти, – жалобно пролепетал Ивушкин.

– Может быть, я провожу и помогу? – предложил Развигор, но в голосе у него не было уверенности. Ему уже хотелось взвиться в небо, полетать свободно, повеселиться. Он устал от серьёзности. Подумать только – пришлось быть ураганом! После такого дела ему нужен был отдых и развлечения.

– Спасибо, не надо, – отказалась Луша. – Только скажи, Вихроний, куда нам идти.

– Верней всего вас теперь поведёт к сестре Летнице весёлый мак.

– Весёлый мак? – удивились Луша и Ивушкин.

– Да, – подтвердил Вихроний. – Вы сейчас ступайте к Макосейке. Попросите у него мак. Он даст. Он добрый.

– Видишь, Ивушкин, – успокоительно сказала Луша, – мак приведёт нас к сестре Летнице. И она нас научит, как сделать, чтобы меня тоже взяли в город. И нам не надо будет расставаться.

– Расставаться не надо. Расставаться – это очень грустно, – вступил вдруг в разговор маленький Люсик.

– Хорошо тебе говорить, – пробормотал Ивушкин. – Они переезжают, а Луша должна оставаться, да?

– Это неправильно, Ивушкин, – сказала Луша. – Не правильно.

– Что – неправильно?

– Неправильно говорить – они.

– Почему это?

– Потому что они – это все остальные. А папа и мама – это всегда папа и мама. Не надо говорить про них «они» – это им обидно.

– А чего мы вообще с тобой здесь? – вдруг озлобился Ивушкин. – Давай я поеду в город, а ты оставайся в Высокове ничьей лошадью и погибай. Так, что ли?