Бьянка Питцорно - Удивительное путешествие Полисены Пороселло Страница 27

– Можешь сразу же отметить в своей книге, что нас совершенно не интересуют дворянские титулы, и мы от них отказываемся, – закончила маленькая бродяжка. Полисена не очень-то была с ней согласна. Титул маркизы совсем не помешает. А вдруг ей не удастся разоблачить Изабеллу? Да и вообще – пока они это сделают, неплохо было бы расхаживать повсюду с платочком, на котором вышита корона с тремя шариками.

К ее великой радости, камергер ответил:

– От титула отказываться нельзя. Королева всегда исполняет обещанное, – но он теперь смотрел на визитеров добродушно. Полистав книгу, сообщил: – Тут уже записано девять сумасшедших, а принцесса не может принимать больше трех конкурентов в день. Значит, ваша очередь – через четыре дня, в одиннадцать утра.

– А если за это время кто-нибудь из девяти сможет рассмешить принцессу?

– Никто не сможет. И вы в том числе, – скептически заметил камергер и окунул в чернильницу гусиное перо.

– Ваши имена?

– Лукреция, Людвиг и звери-циркачи, – перечислила Полисена.

Камергер записал их, потом почесал макушку, вздохнул и принялся листать другой журнал.

– Двое благовоспитанных симпатичных мальчиков-пажей… – бормотал он, разговаривая сам с собой, как будто вокруг никого не было, – …которые могут приступить к работе немедленно. Ну где мне их искать?

– О чем это вы? – вмешалась Лукреция, которой вовсе не хотелось откладывать на целых четыре дня посещение дворца. (Да и Полисене не хотелось – ей не терпелось показаться матери, чтобы та ее признала.)

– Послушайте, синьор старший камергер. Раз вам нужна парочка пажей, почему бы не взять нас с кузеном?

Камергер оторвал взгляд от бумаг и внимательно присмотрелся.

– Симпатичные… Ну да, вроде ничего. Ты, блондинка, вполне сойдешь за мальчишку. Разумеется, вам следует привести себя в порядок, – он снова почесал макушку. – А как насчет хороших манер? Вы знаете, что речь идет об обслуживании самой принцессы?

– Я много раз играла роль лакея, – сказала Лукреция, изобразив глубокий реверанс.

– А я получила… – начала было Полисена. Она хотела сказать «отличное воспитание», но вовремя остановилась. Никто не должен был принимать ее за девочку из хорошей семьи, а то заподозрят неладное.

– А я умею накрывать и собирать со стола, – тут же придумала она, – вытирать пыль с китайских ваз, не разбив их, гонять мух, натирать дверные ручки, менять воду у канареек, чистить обувь…

– Прекрасно! – с удовлетворением прервал ее старший камергер. – Чистить обувь для принцессы, натирать ее до блеска и содержать в порядке, немедленно заменять изношенную или слишком тесную обувь новой и прежде всего заботиться о том, чтобы у наследницы трона туфли всегда были в тон платья, – это непростая задача, потому что принцесса переодевается до двадцати раз в день.

«Вертихвостка и воображала! – подумала Полисена. – Но тебе еще недолго осталось, ворона с павлиньими перьями! Я выкину тебя вон из этого дворца и отправлю в ссылку». Потом ей в голову пришла фантастическая идея. «Пошлю тебя в “Зеленую Сову” посудомойкой».

– Беда, если принцесса наденет красные туфельки под желтое платье… – продолжал свою речь камергер.

– Мы будем очень внимательны, – пообещала Лукреция.

– Ну хорошо! Я вас беру. Приступайте сейчас же к своим обязанностям. Я провожу вас к дворцовому магистру, который отведет вас помыться и выдаст вам форменную одежду.

– А как же звери? – спросила Лукреция.

– Оставьте их в конюшне.

– Но обезьян там нельзя оставлять. Они простудятся.

– Лукреция, ты ничего не понимаешь, да и откуда тебе знать! – высокомерно накинулась на нее Полисена. – Разве не знаешь, что королевские конюшни и псарни отапливаются?

Она, конечно, не знала об этом с младенческого возраста. Просто ее отец… нет, купец Виери Доброттини рассказал как-то об этом за столом после деловой поездки в столицу.

Глава третья

Итак, подружки поступили на службу к принцессе. И очень скоро поняли, что Изабелла не была ни вертихвосткой, ни хвастунишкой, ни воображалой. А не улыбалась и тосковала по весьма уважительным причинам.

Например, из-за нескончаемых переодеваний: это было невообразимо сложной и нудной процедурой, к тому же зависимой не от ее вкусов, а только от требований этикета.

Так, к завтраку в присутствии дворян и придворных нужно было надевать одно платье, на обед с духовенством из Кафедрального собора и с архиепископом – другое. Один наряд подходил для аудиенций с иностранными послами, но не для того, чтобы возглавлять собрание министров. Нужно было особое платье для прогулок верхом по парку и еще одно – для осмотра войск, а также для торжественных выездов в город. Имелось специальное платье для похорон и утешения вдов и сирот, еще одно – для церемонии посвящения кораблей. Одно для церемонии открытия приютов для престарелых, другое – для награждения победителей состязаний по кеглям. Еще одно платье предназначалось для частных уроков танцев и еще одно – для первого танца на балу вместе в правителем или с иностранным принцем в Зеркальном салоне, среди приглашенной знати.

Правитель был рядом с Изабеллой не только на балу в Салоне, но и на всех остальных мероприятиях. Точнее, сам правитель их и проводил, за исключением завтрака и урока танцев; а Изабелла все время неподвижно стояла рядом с ним, словно статуя, или в крайнем случае отрешенно улыбалась (это происходило до недавнего времени, пока ее не сразила болезнь).

Правитель одевался всегда в один и тот же красный военный мундир, весь в украшениях. Разумеется, у него их было несметное количество, все одинаковые, и всякий раз под рукой имелось чистое платье, хотя он переодевался не больше трех раз в день, за исключением тех дней, когда прогуливался после ливня в парке и возвращался запачканный грязью.

Весь принцессин день состоял из непрерывных раздеваний и одеваний, ее постоянно окружали и преследовали горничные, бельевщица, портниха с кучей булавок во рту, пажи, приставленные к туфлям, и парикмахер.

Все ее платья выглядели неотразимыми, но почти всегда оказывались страшно неудобными. Слишком широкими или слишком узкими, слишком легкими и открытыми для зимних прогулок; слишком плотными и душными для жарко натопленных дворцовых комнат. Некоторые были твердыми и тяжелыми, как панцири, а длинные шлейфы волочились по полу, путаясь под ногами. Платья, вытканные золотом, кусались, а инкрустации из драгоценных камней были такими острыми, что царапались при каждом прикосновении.

Вначале Полисена была очарована великолепным гардеробом Изабеллы. Но постепенно она поняла, каких мучений стоила бедняжке вся эта красота.

– Когда я стану законной принцессой, – говорила она Лукреции, – то привезу из Камнелуна нашу портниху и закажу ей практичные и удобные фасоны. И потом, я так привыкла к мальчишеской одежде, что непременно буду надевать брюки, например, для прогулок верхом.

На что Лукреция отвечала:

– Так уж тебе и позволят. Принцесса не имеет право нарушать этикета. Она должна вести себя образцово.

С тех пор как они служили при дворе, Лукреция не пропускала ни одной возможности, чтобы не возразить подруге, критиковала ее и ссорилась с ней. По крайней мере, так казалось Полисене. Например, в первую ночь, проведенную в обувной комнате, маленькая бродяжка просто ошарашила ее своим откровением:

– Знаешь, когда королева прошла мимо меня, у меня как будто голова закружилась. Такое чувство, что это лицо мне знакомо, словно знаю его всю жизнь.

– Этого не может быть! – раздраженно ответила Полисена. – Это у меня было такое чувство, да и как может быть иначе, ведь королева – моя мать. А ты-то какое имеешь к ней отношение?

– Я и сама не знаю. Но точно говорю, я где-то видела это лицо, но не здесь и не сейчас.

– Ну, это же королева. Наверное, ты видела ее на портрете.

– Да нет, я бы вспомнила…

– Ну значит, она похожа на кого-нибудь из твоих знакомых.

– Не думаю… На кого она может быть похожей?

– Ну, на меня, к примеру. Все-таки она мне мать.

Лукреция внимательно посмотрела на подругу.

– У королевы светлые волосы. Она совершенно на тебя не похожа.

– Ты все врешь! Просто тебе завидно, вот ты и говоришь так! – взвилась Полисена.

Лукреция заплакала. Несправедливость этих слов сильно ее задела. Меньше всего на свете она хотела быть принцессой. Но никак не могла выбросить из головы это лицо. Где же она его видела?

После ссоры у подруг не было больше возможности рассеять свои сомнения, посмотрев еще раз на королеву.