Владимир Машков - Соскучился по дождику Страница 28

Последние слова майор выкрикнул и опустился в кресло.

— Я так на тебя надеялся… Ну, чего молчишь? А, что тебе говорить!

И вправду, что тут объяснять? Столько людей искало мальчишку, нашли, а он снова убежал. Выходит, Петр подвел и этих людей и майора…

Чтобы не глядеть на расстроенного начальника, Петр отвернулся к окну и чуть не ахнул. На тротуаре стоял Володька Прокопенко. Он был в резиновых, выше колен, сапогах, длинном выгоревшем плаще, а за плечами висел рюкзак. В одной руке мальчишка держал ведро, а другой опирался на удочки, перевязанные бечевкой.

Петр зажмурил глаза и помотал головой. Не померещилось ли ему все это?

Но когда Петр открыл глаза, мальчишка не испарился и не исчез.

Володька Прокопенко собственной персоной стоял под окном и делал Петру выразительные знаки, мол, давай поскорее выбирайся отсюда и поедем на рыбалку, а то ждать уже надоело…

— Товарищ майор, — повернулся Петр к начальнику. — Прокопенко сам вернулся домой… Как и обещал мне…

Майор быстро глянул в окно. На тротуаре уже никого не было — Володька предусмотрительно исчез.

— Разрешите идти? — вытянулся Петр.

— Значит, на завод? — спросил майор.

— На завод, — подтвердил Петр. — Ждут меня…

— А если нам добавят единицу? — хитро прищурился майор. — Пойдешь работать? На пару с Марией Николаевной? Согласен?

— С Марией Николаевной — согласен, — улыбнулся Петр.

Женщина улыбнулась в ответ.

Майор отвел Петра в сторону:

— Ты не сердись на меня. Я погорячился…

— Ничего, — ответил Петр.

— Семенков, кажется, пришел в себя, — сказал майор. — Через неделю его можно будет перевезти домой…

— Вот это хорошая новость! — воскликнул Петр. — Спасибо, Владимир Михайлович!

Попрощавшись с Марией Николаевной и майором, Петр выскочил на улицу. Володьки нигде не было. Петр прошел немного и свернул за угол. Привалившись спиной к стене дома, его ждал Володька.

— Дядя Петя, чего вы уговор не выполняете? Я вас с утра жду…

Петр окинул взглядом мальчишку с головы до пят — цел и невредим — и только сейчас почувствовал, сколько он перенес за те дни, когда исчез Володька.

— Вот что, — решительно сказал Петр, — чтобы это было в последний раз.

— Хорошо, — Володька выдержал упорный взгляд Петра.

— Мне минут десять на сборы, — крикнул Петр. — Значит, через полчаса встречаемся на поворотке.

Володька кивнул. Повороткой называлось место, где машины, выбираясь из города, поворачивали на шоссе.

Вскоре Петр и Володька сидели в кузове попутного грузовика. Машину трясло немилосердно, Петра и Володьку подбрасывало в кузове, а они хохотали. Еще бы — вдвоем едут на рыбалку.

На двадцатом километре остановили грузовик и к реке пошли сосновым бором.

Володька как очутился в лесу, так и завертел радостно головой.

— Красноголовики! — кричал Володька и становился на колени перед маленькими подосиновиками в алых шапках.

— На обратном пути наберем, — торопил мальчишку Петр. — Вот-вот темнеть начнет, провороним вечернюю зорьку.

До темноты они успели наловить на уху.

Костер разожгли на косогоре. Володька укрепил на стойках над огнем ведерко с водой. Когда вода закипела, бросил туда окуньков.

Володька не отходил от костра. Кашеварил. Присев на корточки, он зачерпывал ложкой из ведерка, дул, чтобы не обжечься, хлебал, пробуя, причмокивал и поднимал вверх большой палец в знак восхищения.

Чуть поодаль, постлав брезентовый плащ, лежал Петр и не сводил глаз с костра и с мальчишки. Лицо Петра было спокойно, лишь изредка он усмехался, глядя, как колдует над ухой Володька.

Реку в темноте Володька не видел. Но он чувствовал спиной прохладу, которая подымалась снизу, оттуда, где бесшумно текла река, и от того, что она была рядом, Володьке было хорошо.

Он зачерпнул ложкой уху и протянул Петру.

— Попробуйте.

Петр сделал глоток. Ароматное варево обожгло горло.

— Мировая уха! — облизнулся Петр.

— Куда тем бычкам! — гордый похвалой, воскликнул Володька.

— И не говори, — поддержал мальчишку Петр.

— А в другой раз и о бычках мечтал, — неожиданно признался Володька.

Да, подумал Петр, туго приходилось мальчишке в эти месяцы.

Но теперь все позади…

Петр молча разлил уху в кружки, разломил буханку хлеба, протянул Володьке.

Хлебали маленькими глотками, покряхтывая и отдуваясь.

Сколько Петр мечтал о такой встрече. Вот поедут с Володькой на рыбалку и уж наговорятся всласть. В мыслях Петр уже о стольком переговорил с Володькой, и за себя, и за него.

И вот, наконец, они встретились, поехали вдвоем на рыбалку, наловили окуньков, закинули донки на ночь, сварили уху, уплетают за обе щеки и молчат. Что ж, выходит, и говорить не о чем? А ведь молчат люди и потому еще, что отлично понимают друг друга.

Володька вспомнил другой берег, другой костер и славных мальчишек Шурика с Гарькой.

— А вот как послать письмо, если адреса не знаешь? — спросил Володька. — Только город и имя.

— Найдем адрес, — пообещал Петр. — Тебя же вот нашли. А кому письмо, друзьям?

— Не знаю — друзьям или не друзьям, но без них я бы совсем пропал, это точно…

Петр потянулся за добавкой.

— Как дома встретили?

— Нормально, — ответил Володька. — Арбузы понравились.

— Ануш написал? — спросил Петр.

— Угу, — кивнул Володька.

— Замечательная девочка, — сказал Петр.

— Чудная, — усмехнулся Володька, вспомнив, как Ануш называла его рыцарем. Смешно, он — и вдруг рыцарь.

— Ты знаешь, — Петр подергал за кончик носа. — Мне очень нравится Инна, твоя классная. Как, одобряешь выбор?

— Красивая, — сказал Володька.

— Это я разглядел. А вообще?

— И вообще — ничего…

Петр не подбрасывал сучьев, и костер потихоньку угасал.

— Васька выздоравливает, — сказал Володька.

— Я знаю, — ответил Петр. — Значит, скоро встретимся…

— Пора на боковую, — зевнул Петр. — В сене ляжем?

— Конечно, а где же еще? — подтвердил Володька.

Он подошел к еле видному в темноте стогу, разгреб лаз и забрался в середину. Покрутился, устраиваясь поудобнее.

Петр упрятал рюкзаки в стог и тоже полез вглубь. Поворочался, готовя себе ложе. Наконец оба угомонились.

— Хорошо, — Петр втянул в себя запах сена. — А там где ночевал?

— На свежем воздухе, — ответил Володька. — Под звездами…

— Итак, с прошлым покончено, — с шутливой торжественностью произнес Петр. — Завтра наступит первый день новой жизни…

— Угу, — пробормотал Володька и провалился в сон.

…Дождь хлынул на рассвете, да не дождь, а настоящий ливень.

Петр с Володькой зашевелились в сене и высунули головы.

— Вот невезуха, — огорчился Петр. — Все лето на рыбалку собирался — и на тебе! Придется сматывать удочки.

Володька глянул на небо. Оно было обложено тучами со всех сторон, и не было никакой надежды, что скоро развиднеет.

— А в дождь же клюет, — Володька вылез из стога и накинул длинный до пят плащ с капюшоном. Потоптался немного, словно проверяя, серьезный дождь или так себе, никудышный, и, убедившись, что дождь не шутит, взял удочки и стал спускаться вниз к реке.

— Ты ведь промокнешь до нитки! — кричал вдогонку мальчишке Петр, не решаясь выбраться на мокрый свет божий.

Володька повернул к Петру улыбающееся лицо, по которому струились потоки воды:

— А я по дождику соскучился…

Вот она, родная земля! Косогор, скошенный луг с темными стогами сена, река, медленно текущая в лес, и этот лес, не видный в дожде…

Сквозь шум дождя долетел гудок тепловоза. Володька замер. Прислушался. Не слыхать. А может, почудилось?

И впервые Володьке стало страшно, что он мог где-нибудь сдуру погибнуть и никогда бы не увидел снова ни этой реки, ни этого леса…

Петр не выдержал, накинул плащ, выскочил из стога прямо под дождь и поспешил за мальчишкой.

Петр догнал Володьку, и они вместе пошли к реке.

А по ним, по реке, по всему свету лихо лупил дождь.