Ирина Стрелкова - ЧЁТ И НЕЧЕТ (полный текст) Страница 28

Нурлан последний раз ударил по струнам:

- Че-го при-е-ха-ли? - спросила гитара.

Колька выпалил:

- Тебя, дурака, проведать!

- Совет держать, - сказал Еркин. - Один ум хорошо, два лучше…

Отарбек тут же придрался:

- Ты, выходит, умный? А я, по-твоему, не советчик сыну моего любимого брата?

- Простите, агай! Мы ждем вашего совета.

Отарбек важно отклячил нижнюю губу, цыкнул темной от насвая* слюной на выщербленный пол, закатил торжественную речь. Нурлан талант. Нурлану не нужна вонючая чупчинская школа. Вы хотите, чтобы он пас овец или в конторе щелкал на счетах? Никогда! Таланту необходима вольная жизнь. Нурлан из рода Бугучи, внук Садыка. В любом доме ждет Нурлана заслуженный почет, еда и ночлег. Пора вернуть в степь добрые традиции, когда певца кормила домбра и он не ломал шапку ни перед кем.

* Жвачка.

Сколько бы старший ни болтал, младшим слушать и помалкивать. Отарбек всласть наговорился о талантах любимого племянника и завел долгую речь о самом себе. Он, Отарбек, выдающийся сын народа, загубленный злодейкой-жизнью и завистниками-одноаульцами. Если бы не жена - ей каждый день давай еду! - если бы не председатель - ему каждый день выходи на работу! - разве стал бы Отарбек в других условиях заведующим каким-то клубом? Он бы высоко вознесся!..

Еркин насмешливо посапывал. В народе считается: все тазша большие хитрецы и ловкачи. А этот? Мешок дырявый, вся глупость сыплется наружу.

Колька взорвался наконец:

- Нурлан! Какого лешего ты молчишь!

Нурлан словно ждал, чтобы ему подали в спектакле нужную реплику: голову, скорбно уронил на грудь, пятерней вцепился в рыжие патлы:

- Мне, Колян, теперь все равно… Саданут под сердце финский нож - и точка, отпел свою песню Акатов!

- Ты что? Сдурел?

- Нет! - Нурлан искусно дрогнул голосом. - Нет, Колька, друг ты мой единственный! Мне теперь не найти спасения. Сам видишь: вынужден от них скрываться. Но они меня под землей достанут, под водой отыщут.

- Кто «они»?

- Тебе знать не надо. - Нурлан вздохнул тяжело. - Тебе, Колян, жить да жить, а я человек конченый.

- Иди ты к лешему! - обозлился Колька и демонстративно встал: ты, мол, Еркин, как хочешь, а я уйду.

- Прощай… - Глаза Нурлана наполнились слезами. - Ты меня не знаешь - я тебя не знаю. Месть банды не только мне грозит, но и всем моим друзьям.

- Какая банда? - насторожился Отарбек.

Тут Нурлан развернулся! В красках расписал. Однажды он помог милиции напасть на след крупной банды, окружить тайную квартиру В Алма-Ате. Бандиты яростно сопротивлялись. Двое из них перескочили дувал, оглушили милиционера и скрылись в неизвестном направлении. Полковник, весь седой, много раз тяжело раненный в таких схватках, мужественно сказал Нурлану: «Не буду от тебя скрывать - тебе теперь надо остерегаться их мести». Полковник предложил Нурлану: «Под чужим именем устроим тебя жить где-нибудь подальше, в Сибири или на Кавказе», но Нурлан решил: не буду трусом - и вернулся в поселок…

- Однако здесь… - На этих словах голос Нурлана трагически оборвался: пусть поработает фантазия слушателей!

- Не ожидал от тебя такой подлости! - Отарбек вскочил, заметался. - Ты хочешь навести беду на мой дом? - Он кинул племяннику плащ, шарф. - Я не трус, но у меня жена, дети!

Еркин встал, подмигнул Кольке: «Готово, спекся!» Нурлану сказал озабоченно:

- Твой дядя прав. Ты не должен прятаться у него в доме. Поедем.

- Поедем, - мрачно согласился Нурлан, берясь за чемоданишко.

- По стаканчику! На дорогу! - захлопотал Отарбек.

- Спасибо, агай! - отказался Еркин. - Нам нельзя туманить голову. Думать будем, как Нурлану помочь. До свидания.

- Не поминайте лихом! - подыграл Еркину Колька. Он давился от смеха, чуть не лопнул: до чего все лихо получилось! Другого бы пришлось уговаривать, спорить до хрипоты, а Нурлан сам себя выставил из дома Отарбека. Сам! Собственной бессовестной брехней!

Во дворе Отарбекова мелюзга слегка передралась - кому выполнить почетную службу - и подвела нерасседланных лошадей.

- Ко мне за спину сядешь! - сказал Колька Нурлану.

- Счастливой дороги! - Отарбек вышел побыстрее спровадить мальчишек и убедиться, что соседи не очень-то любопытничают. - Лишнего не болтайте. Где были, у кого… Длинный подол ноги опутывает, длинный язык - шею.

Нурлан глянул на дядю изумленно: от него ли слышит? Колька клятвенно стукнул кулаком в грудь:

- Могила!

Со двора взяли вскачь. Лошади, видно, ошалели от надоедливой Детворы. Трясли головами, скалили желтые зубы, словно переговаривались на скаку: «Ну дела… И не говори!»

Жалостливый Колька никак не мог забыть неухоженную мелюзгу Отарбека:

- Где же твоего дяди жена? Заболела, что ли?

- Чего ей сделается! - буркнул Нурлан. - На ферме. Коров доит.

- Так что же он? - удивился Колька. - Жалуется - детей кормить надо. Жена-доярка раза в два больше него получает. Какая у завклубом зарплата?

- Не знаю!

Только сейчас, сидя за спиной Кольки, Нурлан понял: дикую чушь нес Отарбек. Нурлан подался к нему сразу же, как побывал у чупчинского участкового Букашева. Участковый спросил: «Проведал или нет Мазитов, что тех, в Алма-Ате, взяли?» Нурлан сказал: «Не знаю». Он и вправду не знал. От Букашева шел - только бы не встретить старого черта. И скорее в Тельман. Отарбеку темнил: надоела школа. Дядя обрадовался: «Иди ко мне в клуб заместителем». Какой заместитель? Отарбека давно надо гнать из клуба, назначить вместо него женщину, будет подметать - другой работы там нет. Разве Нурлан не знал? Отлично знал! Но притворялся: всерьез принимал уговоры. Эх ты, Нурлан Акатов, знаменитый артист!

Крыши Тельмана остались далеко, приплюснулись к земле. Нурлан завозился у Кольки за спиной, забарабанил кулаками по ватнику:

- Стой! Дальше не поеду!

Еркин, скакавший чуть впереди, остановился:

- Что там у вас?

- Думаете, связали, как барана, и повезли? - Нурлан скатился на землю, глядел на ребят снизу вверх. - Думаете, и разговаривать с Акатовым нечего? Хитрецы нашлись - выманили от дяди Отарбека. Я бы и сам от него ушел!

- Куда? - Колька возмущенно завертелся в седле. - Куда ушел? Под чужим именем на Кавказ?

Еркин высвободил ногу из стремени.

- Нурлан прав. Поговорим.

Неподалеку увидели развалины зимовки, отпустили лошадей, сели в затишке, по-степному, на корточках. Нурлан охлопал карманы: закурить бы. Поглядел на Кольку. Тот сроду не дымил, у Кудайбергеновых на этот счет следили строго, но вытащил из-за пазухи пачку «Севера». У Нурлана нос благодарно взмок: что ни говори, а есть на свете верная дружба.

- Поговорим! - Нурлан, старый курильщик, затянулся жадно. - Врал я вам. Нет никакой банды, но все равно я кругом в дерьме. Гаду Мазитову служил. Люди пальцами показывать будут: «Акатов - мазитовский хвост», «С Акатовым не связывайся - продаст». Некуда мне деваться.

Не знал еще Нурлан: сегодня спозаранку красный карандаш вывел жирно на стенке мальчишеской уборной: «Акатов - предатель». Не знал Нурлан и того, что мстительную надпись мало кто в школе успеет увидеть: даже Гавриловна услышит про нее с чужих слов, а сама, наведавшись после уроков в мальчишечью заповедную, обнаружит сквозь клубы дыма лишь расплывшееся на стенке розовое пятно. Красные буквы исчезли после большой перемены - так полагал Вася, то есть Василий Петрович: он-то видел их своими глазами. Кто стер? Серафима Гавриловна терялась в догадках, но розовое пятно осталось тайной, каких в школе бывает не так уж много. Только годы спустя, когда Аскар Сарсекеев закончит десятый класс с золотой медалью, он расскажет Серафиме Гавриловне на выпускном вечере: будучи робким первоклассником, увидел в уборной позорные слова и решил: это непорядок, Акатов интернатский, а интернатские своих не выдают. Поразмыслив деловито, небрезгливый Аскарка сгреб с пола мокрую горсть едучей хлорки и размазал ладошкой по красным буквам. Кожу обожгло нестерпимо, но он водил и водил рукой по стенке, пока буквы не утонули в розовой каше. Впоследствии, когда проходили древнюю историю, Аскарка узнал про юношу, сжегшего правую руку на огне, и кое-что припомнил из своего опыта; от хлорки у него слезла кожа с ладони, но он стойко помалкивал до конца уроков, а в интернате тетя Наскет смазала ожог подсолнечным маслом, забинтовала стираной тряпицей: до свадьбы заживет! - и Аскарка сел писать упражнение. Ладошка-то у него не правая сгорела - левая… Не так прост был Аскарка в молодые еще лета, в первом классе.

- На кого хочешь я тогда думала, только не на тебя, несмышленыша… - скажет ему много лет спустя на выпускном вечере Серафима Гавриловна. - Я же помню, каким тебя в интернат привезли. Маленький, испуганный, гололобый. Время-то как летит. Не успеешь оглянуться…

…Если о времени призадуматься, о годах, пролетающих чередой, то самое для таких дум колдовское место - чтобы степь открытая лежала перед тобой, а за спиною шептала, осыпаясь, древняя глина. Случается с человеком внезапное и необъяснимое озарение; будто все, что с ним сейчас происходит, что он видит, чувствует, говорит, все уже было с ним когда-то, а сейчас вернулось, повторилось, припомнилось: ветер шарит в окаменевшем бурьяне, лошади фыркают и прядают ушами, трое сидят по-степному, держат совет.