Любовь Воронкова - Личное счастье Страница 29

С того самого случая началась его дворовая жизнь. Ходил куда хотел, делал что вздумается. Стал пропускать уроки, отбился от рук в школе, отбился от рук дома. И, когда его в школе упрекнула вожатая, что он ведет себя недостойно октябренка, Яшка снял с груди свою октябрятскую звездочку и закинул через забор… И после этого у Яшки наступила полная свобода.

Елены Петровны сегодня в лагере не было, аллоскоп устанавливала Зина. Кондрат и Витя Апрелев натягивали на заборе полотно – кто-то принес простыню. Ребята, суетясь и весело переговариваясь, ставили скамейки и табуретки для зрителей. Колокольчатый смех Полянки звенел то здесь, то там. Яшке трудно было сидеть не вмешиваясь.

– Ну и как поставили скамейку? На бугор. Перекосилась вся. Это кто же – Антошка хлопочет? Эй ты, Антошка-картошка, ставь попрямее, свалитесь все!

Но он не крикнул, он только прошептал это. Скамейка осталась стоять криво, и Яшка плюнул с досады. С полотном тоже не ладилось. Витя держал за угол, Кондрат прибивал.

– Ну и как прибивает? – кипел за кустом Яшка. – Раз по гвоздю, два мимо. Ну вот, теперь гвоздь согнул. Так, и второй гвоздь согнул. Эх, мелюзга, ударить молотком по гвоздю не умеет. Наконец-то прибил… Эх! Ну и прибил – все упало! Все – сеанс окончен!

– Что, ребята, не ладится? – сказала Зина. Она уже установила аллоскоп и вставила пленку. – Давайте я вам помогу. Держите простыню.

Зина взяла у Кондрата молоток и гвозди.

– Какие-то гвозди тупые, – проворчал Кондрат, – не забиваются.

– Сейчас забьются.

Зина взмахнула молотком, ударила – мимо. Ударила еще раз – гвоздь вылетел из рук.

Этого Яшка уже не мог стерпеть. Он выскочил из-за куста и ловко перепрыгнул через невысокую изгородь.

– Эх вы, уа-уа! Давай сюда молоток!

В садике наступила внезапная тишина. Все глядели на Яшку, кто с удивлением, кто с опаской: уж очень какой-то разбойный был у него вид. Антон молча отбежал и спрятался за Зину. Зина растерялась, но тут же, спохватившись, спокойно сказала:

– А! Клеткин. Ну давай прибивай, я подержу.

Яшка взял у нее из рук молоток, влез на табуретку.

– «Клеткин, Клеткин»… – ворчал он, прилаживая угол простыни. – Вот тебе и Клеткин…

Раз, два!.. Гвоздь забит. Яшка переставил табуретку – раз, два – другой гвоздь забит. И еще, чтобы не морщилось, – раз, два – третий гвоздь забит. Яшка слез, посмотрел, ровно-ли. Ровно.

Экран готов!

– Ну и все. – Яшка бросил молоток на табуретку. – А то «Клеткин, Клеткин»…

– Спасибо, Яша, – сказала Зина. – А ты, оказывается, ловкий.

– Вот еще и скамейку криво поставили, – все еще ворчливо, но уже отметив дружеское «Яша», сказал он и поправил скамейку.

– Спасибо, Яша, – повторила Зина. – Ребята, садитесь – кино начинается. Яша, хочешь посмотреть сказку? Садись.

– Что я, маленький, что ли? – огрызнулся Яшка. – Сказки ваши…

Но Зина вдруг каким-то чутьем распознала его. Все огрызается, все ершится, а сам рад, что назвали Яшей, и сказку ему посмотреть, конечно, хочется.

Преодолев свою неприязнь, Зина заставила себя быть с ним приветливой.

– Ладно, ладно, садись, – сказала она. – Не захочешь смотреть – уйдешь.

И тут же подумала: «Хоть бы и правда ушел!» Ребята уселись на скамейки. Маленькие – поближе к экрану, старшие – сзади. И на самой задней скамейке уселся Яшка.

Антон постарался сесть от него подальше, на передней скамейке, на самом дальнем от Яшки месте: он все ежился и все оглядывался на Яшку украдкой. Встретившись с ним взглядом, Антон замер, как зайчонок перед волком. Он увидел знакомую насмешку в этих прищуренных, затененных длинными ресницами глазах. Неужели начнется все сначала и опять Яшка будет мучить его и опять будет требовать денег?.. Зачем Зина пустила его, зачем сказала, чтобы Яшка остался?

Белое квадратное пятно мягко светилось в летних сумерках. Зрителей значительно прибавилось, пришли жильцы из соседнего дома, завернул на площадку и кое-кто из старших пионеров.

– Сейчас мы будем смотреть русскую сказку «Про сестрицу Аленушку и братца Иванушку», – сказала Зина.

И на белом квадрате появился первый кадр: ярко раскрашенная картинка, с которой взглянули на зрителей главные герои – желтоволосая сестрица Аленушка в синем сарафане и румяный голубоглазый братец Иванушка.

– «Жили-были сестрица Аленушка и братец Иванушка…»

– Вот так кино! – вполголоса проворчал Яшка. – Они же не двигаются.

– Это диафильм, Яша, – ответила Зина. – Фигуры не двигаются. Но действие движется.

– Дальше! – крикнул кто-то из ребят. – А потом что?

Картинка сменилась – злая мачеха прогоняет из дома сестрицу Аленушку и братца Иванушку.

– «Идите, и чтобы мои глаза вас не видали…»

И вот в вечерней тишине городского двора возникла и потекла чередой ярких картин старая волшебная сказка, полная печальных и трогательных событий, нежной преданности и любви.

Антон призадумался. Он уже забыл о Яшке. Но эта сказка, которая проходила перед его широко раскрытыми глазами, как-то странно мешалась с жизнью. Разве не сестрица Аленушка его старшая сестра Зина, которая оберегает его и учит, как надо поступать и как не надо. И разве он, Антон, не братец Иванушка, который не послушался своей старшей сестры и напился из козьего копытца?

А что вышло из этого? Хоть и не стал Антон козленком, а вором сделался. А это еще хуже!..

Сказка идет дальше. И вот уже гибнет сестрица Аленушка, лежит на дне озера, и «шелкова трава ноги спутала, желты пески на грудь легли…» А бедный козленочек бегает по берегу, зовет свою старшую сестру, просит, чтобы она выплыла, потому что козленочка хотят зарезать и защитить его некому!

– Ой, Аленушка! – вдруг всхлипнула Полянка. – Ой, выплыви!

Антон молчал и крепился. Но слезы уже подступили к его глазам. Почему-то не Аленушку он видел на дне озера с желтым песком на груди, это его сестра Зина лежала там!

Он отвел глаза от экрана и поглядел на Зину. Нет, вот она, его старшая сестра! Она живая, она стоит здесь и показывает им сказку. Она здесь, она возле него. Она никому не даст его в обиду. Только слушаться ее надо и не пить никогда из козьего копытца!

Зина почувствовала его взгляд и улыбнулась ему, ободряюще кивнув головой. Это успокоило, снова стало свободно дышать.

Яшка словно исчез. Пускай он сидит здесь, пускай щурится на Антона, Антон больше не боится его!

Сказка кончилась. Над воротами загорелся круглый белый фонарь.

Зрители расходились с негромким говором, все очень довольные. Антон пытался помочь Зине уложить пленку. Подбежала Полянка и прижалась к Зине:

– Сестрица Аленушка!

Зина засмеялась. Но Антон сурово отстранил Полянку:

– Это моя сестра.

– И моя! – закричала Полянка.

Антон возмутился:

– Нет, не твоя. Это моя старшая сестра.

– И моя!

– Антон, не толкайся, – сказала Зина. – Полянка права. Вы оба октябрята. А я комсомолка. Значит, я обоим вам старшая сестра. Понятно?

– А все-таки мне сестрее! – возразил Антон.

Яшка встал, лениво потянувшись. Он с интересом смотрел сказку, но сейчас принял небрежный вид:

– Уа-уа! – и зевнул.

Но, когда увидел, что Кондрат полез снимать полотно, вскочил и оттолкнул его:

– Ну-ка вы, малявки! Давай я сниму. – И он, ловко выдернув гвозди, снял простыню.

– Если умеешь – сложи, – сказала Зина, убирая аллоскоп.

Яшка не умел складывать простыни, он никогда не убирал постели. Смутившись, он бросил полотно на скамейку:

– Сами сложите!

И, сунув руки в карман, засвистал песенку и пошел с площадки. Антон с облегчением глядел ему вслед: вот уходит и ничего не может сделать Антону. Пускай только уходит поскорее!

Но вдруг Зина остановила Яшку. Зачем?

– Яша, – сказала она, – если найдешь время, заходи завтра. У нас будет урок фотографии. Кондратов отец, Иван Кузьмич, принесет фотоаппарат, будет показывать, как снимать. Все старшие ребята придут. Может, тебе интересно? Приходи тоже.

Яшка был польщен. Он едва смог скрыть самодовольную улыбку.

– Ладно. – Яшка небрежно пожал плечами: – Может, приду. – И тут же показал шик – плюнул сквозь зубы.

Но Зина уже знала, что сегодня она победила.

А дома ее снова ждало письмо:

«Дорогая наша Зиночка, ты так и не приехала! А мы тебя ждали в Костроме, выходили к поезду и даже чуть не плакали. А потом получили твое письмо. Ну и не везет же тебе!..»

«Неправда, – мысленно возразила Зина, – вот уж и неправда, мне везет. А если бы я уехала, а Изюмка заболела без меня? А если бы что случилось – как бы тогда мне жить на свете? Как хорошо, как хорошо, что я не уехала, ой, как это хорошо!»

«Мы целый день пробыли в Костроме. Ходили на льняной комбинат имени Зворыкина. Какой же огромный этот комбинат! Там всё – и обрабатывают лен, и прядут, и ткут, и красят полотно. В цехах светло, окна большие, воздуха много, только очень шумно от станков. Станки работают изо всех сил, ну знаешь, будто с цепи сорвались, так яростно работают. А работницы ходят около них тихо и только очень внимательно смотрят, чтобы не оборвалась нитка. Я бы, наверное, не смогла быть такой внимательной целый день. И у меня появились мысли. Ведь каждую вещь делает какой-нибудь человек, и так внимательно ее делает и отдает этой вещи свое время, свои силы и очень много своей жизни. А мы другой раз этого не понимаем и совсем не думаем об этом и портим разные вещи. Как один раз я посадила березку в школе у ворот – помнишь, может быть? Все поливала ее, чтобы прижилась. А когда прижилась, какой-то идиот ее сломал. А я столько труда положила!..»