Леонид Фролов - Полежаевские мужички Страница 29

Вовка вновь намотал змейку шнура на разгонное колесо, вновь пережил минуты оглушающего грома и треска, но у него на сей раз хватило терпения раскрутить мотор дизеля так, что тот принял, наконец, живительный ток горючего, заработал ровно и — по сравнению с пускачом — почти бесшумно.

Вовка залез в кабину, врубил в ней свет, дал ток передним и задней фарам и, дождавшись, когда мотор прогреется, выжал сцепление. Трактор вздрогнул. Волнуясь, Вовка нащупал набалдашник переключателя скоростей и для начала толкнул его прямо вперед. Гусеницы лязгнули, темнота поплыла навстречу капоту, раздвигаясь в стороны перед пучком сильного света.

Трактор явно забирал влево, шел дугой, и выровнять его ход было нельзя: правая ручка рычагов управления обессиленно проваливалась.

— Пожалуй, так на второй скорости и поеду, — решил Вовка, не очень-то пока надеясь на свою реакцию: мало ли какая возникнет преграда, на медленном ходу можно и сообразить, что к чему. Все-таки машина-то инвалид.

Трактор сунулся радиатором в рытвину — Вовке, чтоб усидеть, обеими руками пришлось упереться в приборный шит — и, еще круче развернувшись влево, вылез по скосу наверх. Фары выхватили из темноты деревню, и сразу чуть ли не во всех окнах заиграл свет. У Вовки мелькнула даже мысль, что это не отражение от фар, а загорелись лампочки под потолками, что он слишком долго возился с двигателем и люди уже вернулись из кино. Рискуя снова свалиться в канаву, Вовка попятил трактор, выворачивая его на полевую дорогу. Направляющие колеса лязгнули сзади ослабевшими цепями гусениц и, зависнув над рытвиной, огрузили машину вниз. Радиатор взмыл кверху, поднявшись на уровень ветрового стекла, уперся фарами в вязкое небо. Вовка торопливо включил переднюю передачу, и он, трактор, выползая из кювета, успел развернуться чуть ли не на девяносто градусов.

Вовка не удержал себя, чтобы не оглянуться. Деревня по-прежнему отсвечивала окнами, и, как при луне, белели стволами березы, сбегала под горку изгородь, а вдоль нее густым плющом чернела крапива. Господи, да он же заднюю фару не отключил! Вовка щелкнул тумблером, чернильная темнота осела за трактором, поглотив в себя и деревню с березами, и тем более изгородь, как плющом, затянутую крапивой.

Трактор уже опять съехал с дороги, опять надо было спячивать его назад. Ну, это дело не хитрое. Вовка быстро приспособился к переключению скоростей: от второй до заднего хода — один рывок рычага. Благо, не плуг за собой тянешь, сдавай назад, хоть полверсты. Конечно, полверсты спячиваться ни к чему, и на нескольких сантиметрах гусеничный трактор можно развернуть в любом направлении. Но дергаться взад-вперед придется, от этого сейчас никуда не уйти.

Дорога свернула в березнячок, разреженный ельником, перескочила ручей и повела к песчаному карьеру уже строевым лесом.

Мотор работал ровно и басовито. В кабине смотровое стекло усеялось крапинками пота. Душа у Вовки ликовала и пела: «Ну, что, Степан Сергеевич? Чья взяла?» Трактор слушался его, как умная лошадь.

Лес казался каким-то неправдашним. При свете фар и зелень хвои, и пестрота листьев приобретали особую сочность и напоминали скорее не настоящие деревья, а картину художника.

Перед взлобком дорога неожиданно раздвоилась, и трактор сам себе выбрал левую, неразъезженную, отвилку. Отвилка эта опять раздвоилась, и опять трактор отвернул влево.

Ночью лес узнавался трудно, и Вовка не сразу сообразил, что уже давно едет к карьеру заброшенным и опасным путем.

Лет пять назад носились на машинах с ветерком и по этой дороге, но когда вплотную к ней подступил овраг, с каждым дождем, с каждым таянием весенних снегов размываемый все сильнее, ретивая шоферня пробила к карьеру объезд. Но это ж для опытного механизатора овраг страшен, а для Вовки и сам леший — друг.

Овраг выходил к дороге не сразу. Вовка увидел сначала по правую руку от себя широкий темный проем в деревьях, из которого на него дохнуло сыростью, потом запорошенная палыми листьями и мертвой хвоей просека выскочила в сосняк, и уж только после этого деревья вообще отступили с правой обочины, а луч фар, не находя во что упереться и скользя по песчаному обрыву, так ни разу и не высветил дна оврага. Да неужто он бездонный?

Левая рука непроизвольно отжимала рычаг управления, заставляя трактор, и без того забирающий влево, еще круче вязать дугу. Вовка заметил это, когда гусеница соскребнула кору с осинки, ближе других выскочившей к дороге, и уже подмяла ее под себя. Нет, пока есть еще относительный простор для маневра, надо сантиметров на тридцать дать задний ход. Вовка переключил скорость и, покрываясь потом, лег всем телом на рулевой рычаг. Мотор освобожденно гудел, а Вовка давил и давил на ручку рычага и не понимал, отчего так легко двигателю. Боже ж ты мой, да он же работает на холостых оборотах — нога у Вовки онемело топила педаль сцепления. Вовка медленно отпустил ее, но это ему казалось, что медленно, а нога, видно, дрогнула — и трактор рывком качнулся назад. Вовка испуганно осадил его, не успев развернуть гусеницу. Суетливо переключив скорость, он послал трактор вперед и снова — на сей раз уже плавно — спятился. Истерзанная гусеницей осинка распрямилась обочь кабины. Кора с нее слезла клочьями. И Вовка представил, что могло бы произойти, доведись шпорами гусеницы вглодаться не в тонкий податливый прутик, а в ствол заматеревшей сосны или ели. Чего доброго, трактор могло б развернуть и поперек дороги — ни назад не сунешься, ни вперед не пройдешь. Хорошо, если шесть с половиной тонн веса подрагивающей машины распределятся таким образом, что центр тяжести окажется по эту, невидимую, черту на дороге, за которой тебе дарована жизнь, а если по ту, ближнюю к осыпи? Какие тормоза тогда остановят трактор?

Вовка отер рукавом испарину, выступившую на лбу, и тронул машину вперед.

Ему почему-то очень некстати вспомнилось, что он забыл у ворот мастерских свой ременный шнур, с помощью которого раскручивал диск пускача. Ну, и невелика потеря, не возвращаться же из-за нее домой. На обратном пути подберет, чтобы не оставлять за собой никаких улик.

На дорогу выкатился еж, побежал по световой толоке впереди трактора. Вовка не испытал от его появления ни восторга, ни желания поймать растерявшегося звереныша. И когда еж, ослепленный фарами, с разгону не сообразил, что земля под ним неожиданно оборвалась, когда он взмелькнул черными лапками, на лету сжавшись в упругий комок, Вовка от ужаса закрыл на мгновение глаза. Ему даже показалось, что внизу, в утробе оврага, тело ежа глухо шмякнулось и эхо пронесло звук шлепка по всему лесу.

Дорога слегка свернула от оврага, но он тут же, за поворотом, догнал ее и еще теснее прижал к деревьям. Ни вправо, ни влево тут уже повернуть, пожалуй, было б нельзя. Вовке пришла на память сказочка о двух баранах, встретившихся на горной тропе. Они, бедолаги, не смогли разминуться: таким узким был переход. Но вывернись сейчас из-за поворота не трактор, нет, а тот же баран, посмотрел бы Вовка, куда б он стал отворачивать. Хотя, ему, конечно, не страшно: встречный баран мог бы сигануть в лес. Но Вовка-то на тракторе не сиганет — деревья не пустят. А по правую сторону… Перед радиатором медленно ползла земля. Ползет, ползет — и вдруг проваливается в темноту. Луч от фар скользит по ней, как по небу, не находя, за что уцепиться.

Вовке слышалось даже, как из-под правого трака оползнем стекал по круче песок. Ему даже чудилось временами, что кабина накренивается, что земля ускользает из-под нее, и он невольно прибавлял газу, чтобы выскочить из опасной зоны.

У него разнылось от напряжения плечо, которое было ближе к оврагу. Он перетрудил его, наверное, потому, что на роковых метрах пути словно бы упирался во что-то хоть и невидимое, но твердое. И всем корпусом, а особенно правым плечом помогал машине не завалиться набок. Стоило ей чуть-чуть огрузнуть на правую гусеницу, как Вовка задеревенелым туловищем клонился к свободному сиденью, пока трактор не выравнивался, не обретал устойчивость…

Вовка утопленником вцепился в спасительную рукоятку рычага управления — пальцы самому дьяволу не разжать: закостенели. В кабине было душно, и пахло потом больше, чем бензиновыми парами, но Вовка не замечал этого. Он расширившимися от ужаса глазами смотрел вдаль.

На песчаной кромке обрыва вверх корнями распластанно лежала сосна-выворотень. Вершина ее могучей кроны была отпилена темнотой, а корневище, как морское чудовище, как спрут, топорщилось своими отростками и выглядело живым. Оно, казалось, подзывало Вовку к себе, как рукой, приглашающе взмахивая одним из широких щупалец. Вовке начинало чудиться, что сосна продолжает сползать по песчаной круче в бездонную глубину и манит за собой его, Вовку.

Вовка до крови прикусил губу. Корневище-спрут медленно уплыло назад, в темноту.