Людмила Матвеева - Дарю тебе велосипед Страница 3

Вот одна картина.

По улице идёт Саша Лагутина. Синее пальто, голубая шапка. Шагает быстро, мешком размахивает, песенку напевает. И вдруг из тёмной подворотни на неё вылетает огромный и жуткий хулиган. Саша побледнела, зажмурила от страха свои прекрасные глаза и шепчет: «Помогите!» А кто поможет — пустая улица, вечер. Никто не приходит на помощь. И тут появляется человек, сильный и могучий. Это Черенков Александр как раз совершенно случайно оказался здесь. Он возвращается с тренировки по самбо. Или по вольной борьбе. Или по боксу. Не в этом, в сущности, дело. Он подбегает к хулигану и здесь происходит удивительное чудо. Этот Сашенька, этот кисель, манная каша, лапша и вермишель, одним рывком, специальным приёмом, который знают только чемпионы, — этим приёмчиком Александр Черенков кидает громилу на землю. Хулиган рыдает вот такими слезами, он канючит совсем смирным голосом: «Простите, я больше не буду. Вот, я всё возвращаю». И хулиган протягивает Сашеньке пёструю пачку и маленький красный кошелёк, в котором звенит мелочь. «Это жвачка, — говорит хулиган, — апельсиновая. А это деньги. Простите меня». А Сашенька, то есть Александр, конечно, отвечает: «У неё проси прощения, трус несчастный». И показывает пальцем на Сашу Лагутину, мужественные слова, мужественный жест — указательным пальцем в сторону Саши Лагутиной, и рука вытянута вот так. А Саша? Она стоит рядом, её жёлтые глаза сияют благодарным светом. «Пошёл вон отсюда!» — говорит Сашенька хулигану. И хулиган, силач, понимает, что здесь, рядом с чемпионом Черенковым Александром ему, хулигану, крышка. Он забивается в свою тёмную подворотню, а Сашенька спрашивает у Саши Лагутиной: «Что же ты, Саша Лагутина, не идёшь играть в свой настольный теннис? Курбатов так красив. Он битый час ждёт тебя у школы. Он в шестом классе, и рост у него метр семьдесят. И он чемпион». И Саша Лагутина краснеет от стыда и очень кротко и смирно отвечает: «Ну при чем здесь настольный теннис? Пустяковое занятие. Плюнуть и растереть, правда, Александр? Я никогда больше не стану играть в настольный теннис. Разве мне делать нечего?» Она долго, внимательно смотрит на Александра Черенкова, как будто никогда раньше его не видела. Она и правда его не видела толком, потому что не замечала. Чтобы увидеть, надо хоть раз внимательно посмотреть. И вот наконец разглядела его, Черенкова Александра, скромного парня, отважного самбиста. Или борца, или боксёра. Неважно. Она смотрит прямо на него, долго смотрит, а в глазах у Саши Лагутиной солнце, искры, звёзды, ветер. Сквозь торчащую чёлку её глаза сияют.

Так кончается эта картина.

И тут же приходит Сашеньке в голову другая картина.

Плывёт по морю огромный теплоход, на капитанском мостике стоит отважный капитан Черенков. Волны бьются о теплоход, а он рассекает носом волны и идёт точно по курсу. Вдруг раздаётся крик: «Человек за бортом! Человек за бортом!» Это Саша Лагутина — ну конечно, опять она, кто же ещё? — неосторожная Саша свалилась в море. Скорее, скорее, надо спасать Сашу. На теплоходе много людей, но все в панике и в растерянности. Только капитан Черенков хладнокровен и смел. «Спустить шлюпку!» — мужественно командует он матросам. Они быстро справляются, но ещё быстрее, с быстротой молнии, Сашенька, то есть капитан Черенков, уже в воде. Он вытаскивает захлебнувшуюся Сашу Лагутину из глубины, нырнуть ему ничего не стоит — он испытанный морской волк. И вот она в шлюпке, крепкие руки матросов гребут уверенно, шлюпка мчится по волнам. Саша без сознания, она нахлебалась воды. С морем шутить опасно, море не любит слабых. Но сильный и смелый капитан берёт Сашу за руку, пульс бьётся всё ровнее, Саша приходит в себя, открывает глаза. «Кто меня спас? — спрашивает она слабым голосом. — Неужели ты, Сашенька? Спасибо тебе». Он отвечает: «Какие пустяки. Это мой прямой долг — следить, чтобы на теплоходе всё было в полном порядке». Так он ей ответит и снова встанет на свой капитанский мостик. Пусть она знает, кто самый смелый и самый сильный. Кто всех чемпионов по любому теннису победит в одну минуту.

А стихотворение сегодня какое-то трудное, оно плохо запоминается. Бывают такие стихи — никак не выучишь.

Хлопнула входная дверь, и старший брат Алёша вошёл в комнату. От него тянуло холодом и радостью. Алёша поставил на стул деревянный чемоданчик, который художники называют этюдником, потому что ездят с этим чемоданчиком рисовать этюды — рисунки с натуры. Алёша потёр озябшие руки и сказал:

— Всё зубришь? — Он отодвинул от стола Сашеньку вместе со стулом. — Весна, пойми! Птицы задыхаются от песен, а он весь день уроки учит, комнатный мальчик. Смотри лучше сюда!

Алёша раскрывает чемоданчик, а в нём прекрасная картинка. Голубое светлое небо, голубой тёмный ручей, ветки тополя блестят на солнце, а само солнце раскололось в воде на запятые, кавычки, крестики, нолики, молнии. Сашенька видел сегодня всё это, когда смотрел на лужу-океан…

— Ой, Алёша, красиво! Ты, Алёша, наверное, настоящий художник, хотя и молодой.

— Ха! Какой же ещё? Конечно, настоящий. Все художники, Сашенька, настоящие.

— А ненастоящие — кто?

— Они и не художники вовсе. Понял? Ладно, после поймёшь. Ты ел?

— Да. Там блины с мёдом. Маме позвони, Алёша, она беспокоится.

Алёша в кухне гремел тарелками. А Сашенька, подперев подбородок кулаком, смотрел на новую картинку. И всё больше весенней красоты видел в этой картинке. Прозрачная синяя вода. Лужа, озеро? А может, океан? И небо светится от радости. Холодная ранняя весна. Если бы посреди картинки была тоненькая девочка в синем пальто и голубой шапке, было бы, наверное, ещё красивее. Раз в сто.

— Я её на выставку акварелей предложу, — сказал Алёша из кухни. — Может, возьмут. Весна — самое акварельное время. Понял? Ладно, после поймёшь. Чай будешь, Сашенька?

— Нет, Алёша, я пил. Алёша, как ты думаешь, меня запишут в самбо?

Ложечка в кухне перестала звенеть.

— Тебя? В самбо? — Алёша встал на пороге и смотрел на брата. Потом не удержался, прыснул и сказал: — Не обижайся, Сашенька.

Саша пришивает пуговицу

Саша собралась смотреть по телевизору кинокомедию. Но папа вдруг сказал:

— Сначала пришей пуговицу. Ходишь, как безнадзорная.

Папа у Саши хороший, но у него есть серьёзный недостаток. Он любит воспитывать Сашу. Если бы у Сашиных родителей было несколько детей, то каждому досталось бы понемногу. А так — всё на одну Сашу, на единственную дочь.

— Кому я сказал? Отойди от телевизора, что ты к нему подкрадываешься? И пришей.

— Не дует, — ответила Саша, хотя было ясно, что не отвертеться. — Всё равно хожу расстёгнутая. — А вдруг папе не понравится, что она ходит расстёгнутая, как какая-нибудь безнадзорная? И она на всякий случай добавила: — Все в нашем классе ходят нараспашку. До одного человека. Даже Черенков, а он известная манная каша.

— Все? — спросил папа. — До одного? И все получили тройки с минусом за контрольную по математике?

— Мне просто не повезло, пап, смотри, я умею мостик делать. Опа!

Саша перегнулась назад, легко достала руками пол, мостик получился сразу. Волосы повисли. Теперь она видела всё вверх ногами: книги в шкафу, папу в вельветовой пижаме, окно, а за ним дерево, которое тоже было перевёрнуто вверх ногами.

— Я лучше Катьки мостик делаю. Сразу — опля! А она кряхтит и сопит. А между прочим, ставит из себя. Не люблю, кто ставит из себя. Пап, а ты умеешь кувыркаться?

Папа улёгся на тахту, скрестил ноги и вздохнул:

— Пришивай, пришивай и не делай отвлекающих манёвров. Что ты дурака-то валяешь?

Пришлось тоже вздохнуть погромче, взять шкатулку с нитками. Ну до чего скучно. Как будто нельзя прожить без этой дурацкой пуговицы. Да хоть сто лет.

Нитка сразу запуталась. Саша, конечно, дёрнула посильнее. Тогда нитка, конечно, оборвалась. Новая никак не вдевалась. Ну почему нитки всегда толще, чем игольное ушко? Просто безобразие. И почему кончик иголки вместо того чтобы воткнуться в пуговицу, втыкается в палец? Ну почему? Показалась красная капелька, Саша сунула палец в рот, чтобы слизнуть кровь. Все люди так делают. Но папа сказал:

— Глаза бы не глядели. Ну что за безрукость! Дай сюда.

Ловко и быстро он пришил пуговицу, убрал коробку.

— В армии я лучше всех пуговицы пришивал, в рекордные сроки. Старшина Приходько меня хвалил перед строем. Пустяк, думаешь? А по-моему, унизительно не уметь простые дела делать.

— Да ладно, пап. Я умею выключатель чинить. Ага! А ты, пап?

Кукушка выпрыгнула из часов, весело закуковала.

— Восемь, — проворчал папа. — А мама всё никак не доедет до дома.

— Папа, послушай, с крыши капает. Слышишь?

— Слышу. Ну и что? Весна, вот и капает.

— Весна, пап! А что ты обещал? Забыл? На букву «В»! А?

— Не забыл. Но ещё не совсем весна. Ещё только начало.