Анвер Бикчентаев - Большой оркестр Страница 3

— Ты тоже здесь будешь жить? — спросил я Фатыму, не без радости отвернувшись от Ахмадея.

С Фатымой мы были давно знакомы: ещё до прошлого года вместе жили в заводском бараке, что на окраине города.

Она покосилась на Ахмадея, но с ним не поздоровалась.

«Так ему и надо», — подумал я.

— Папе дали квартиру в новом доме за хорошую работу, — объяснила Фатыма. — Раз моя мама больная, то нам дали квартиру на первом этаже и на солнечной стороне… Я уже знала, что ты здесь. Ой, заболталась!.. Папа, я сейчас! — крикнула она, увидев, что отец открыл борт машины.

— Можно вам помочь! — рванулся я за ней: хороший предлог улизнуть от кулаков Ахмадея!

— Не надо, — не поняла она меня. — У нас вещей немного, быстро разгрузимся.

Осталось покориться судьбе.

— Ха, ха, ха!.. — раздался над моим ухом басистый смех Ахмадея. — Как отбрила, видал? По-могаль-щик! Эх ты!

Спорить я не стал. Подумаешь, нашёлся указчик! Он, пожалуй, ещё не знает, что я сын дворника и что я после дяди Яфая и мамы тут третье лицо. Да разве такой поймёт!

Выручило меня появление коменданта. Я метнулся к нему.

— Плохо дело, — пожаловался я ему. — Не успел сказать доброе слово. Никто не стал меня слушать.

— Не огорчайся. — Он погладил меня по голове. — У тебя ещё будет много случаев, чтобы сказать людям доброе слово… Ну как, успел познакомиться со всеми? Вот Володя, сын нашего заводского инженера… Володя, поди сюда.

Володя хоть и был невысок ростом, но руку пожал так, что из глаз посыпались искры.

— Ишь ты какой! — поморщился я.

— Больно? — засмеялся Володя.

— Нет.

— Значит, терпеливый, — заметил он. — Я крепко жму. У меня кулаки натренированные.

«Час от часу не легче, — подумал я. — Такие друзья, что только и думают о своих кулаках. Ну, да этот совсем большой, куда старше даже Ахмадея».

Я увязался за дядей Яфаем, но, как мы ни старались, познакомиться со всеми не удалось. Много разных семей нашли приют под зелёной крышей нашего дома. На одном дворе можно было услышать и башкирскую, и русскую, и татарскую, и украинскую, и чувашскую речь.

На волейбольной площадке собралась группа девочек. Мы подошли.

— Да тут, как я вижу, большой оркестр наберётся! — со смехом проговорил дядя Яфай.

— Почему большой оркестр? — спросила его Маня, та самая, которая успела на всех скамейках посидеть.

— Да, почему большой оркестр? — поддержала её Люция.

Мне тоже стало интересно, отчего это дядя Яфай нас сравнил с большим оркестром. Может, никто из нас не умеет играть даже на самом обыкновенном горне…

Дядя Яфай прищурил глаза, почесал затылок и объяснил:

— Ведь в большом оркестре много разных инструментов. А вон вы какие все разные!..

«Ну что ж, большой оркестр так большой оркестр!» — беспечно подумал я, ещё не представляя себе, как это трудно быть «инструментом», да ещё в «большом оркестре».

Дядя Яфай ушёл, а ребят во двор ещё больше высыпало. Правда, это уже была мелкота — по четыре да по шесть лет. Вот где начался сабантуй!

Самый сильный

«Самое подходящее время, чтобы показать, кто тут третье лицо!» — решил я про себя.

Пожалуй, стоит начать с девчонок…

Они успели между собой познакомиться и трещали, точно всю жизнь провели вместе. На меня они не обращали никакого внимания, хоть я и стоял рядом с ними.

«Ишь как быстро подружились!» — подумал я с завистью.

Девочки начали играть в волейбол. Вступить в их игру было стыдно, а наблюдать за ними — скучно.

— Эй, вы там! — крикнул я, подойдя ещё ближе. — Осторожнее с мячом. Деревья поломаете! Не вы их сажали!

— Откуда ты взялся, чтобы указывать? — насмешливо спросила незнакомая девчонка с длинной косой.

— Я — сын дворника, — объяснил я ей по возможности суровее. — Деревья — наши друзья.

— Мансурка, не мешай! — беспечно крикнула Люция. — Поди, к мальчикам. Что привязался!

— В самом деле, оставь нас, — попросила Фатыма. С ней мне не хотелось вступать в спор, и я пошёл за сарай, откуда слышались мальчишеские голоса. Всё же напоследок я предупредил их:

— В случае чего, дело будете иметь со мной!

За сараем шла игра. Никогда не представлял себе, что двое могут поднять такой шум. Ахмадей с Искандером, братом Фатымы, азартно, никого не видя, играли на деньги.

Искандер, ловко посадив трёхкопеечную монету на ноготь полусогнутого большого пальца, спрашивал:

— Орёл или решка?

— Орёл! — кричал Ахмадей.

Потом они с открытыми ртами следили за кувыркающейся в воздухе монетой. Как только она касалась земли, оба бросались за ней, стараясь один раньше другого схватить её.

— Решка! — раздавался радостный возглас Искандера.

— Неправильно метнул! — кричал Ахмадей. — По всему должен был быть орёл!

Увидев меня, Искандер обрадовался:

— Вот пусть Мансур судит! Он в орла не играет, а болеть любит.

— Суди давай! — проворчал Ахмадей. — Провалиться мне, если сейчас не выиграю!

Искандер опять посадил на ноготь монету:

— Говори: орёл или решка?

— Орёл!

— Смотри!

Упав на асфальт, монета прикатилась к моим ногам. Я нагнулся и торжествующим голосом возвестил:

— Решка! Искандер выиграл. Если не верите, смотрите сами!

— Чему ты радуешься? Смотри у меня! — предупредил Ахмадей.

— Я за справедливость, мне иначе нельзя, — с достоинством ответил я.

— Орёл или решка? — заторопился Искандер.

— Орёл! — упрямо повторил Ахмадей. — Как пить дать.

Монета, блеснув в воздухе, звонко ударилась о землю.

— Решка, опять решка! — обрадовался я.

И в ту же минуту Ахмадей сзади схватил меня за уши.

— Хочешь, Урал покажу? — спросил он за моей спиной.

— Покажи, — ответил я, ничего не подозревая. В один миг Ахмадей приподнял меня за уши.

Я ужасно закричал: уж очень было больно, даже заныло в пятках.

— Как, увидел Урал?

— Ну, тебя! — проговорил я, еле удерживаясь, чтобы не расплакаться.

— Хочешь, повторю? — предложил Ахмадей. Искандер рассердился.

— Чего обижаешь пацана? — сурово спросил он, загораживая меня.

— Ах, вы заодно! — вскипел Ахмадей, поворачиваясь к Искандеру.

Искандер отступил на шаг.

— Мне нельзя драться, — предупредил он. — Я играю на скрипке, и мне нельзя драться. Понимаешь, пальцы…

Такой ответ несколько озадачил Ахмадея. Он застыл с занесённым кулаком. Но тут внезапное появление Володи избавило нас от неминуемой беды.

Он явился не один — с ним был рябой мальчик, чуть поменьше Ахмадея, но побольше меня. В каждой руке Володя держал по паре настоящих боксёрских перчаток, кожаных, блестящих.

— Знакомьтесь, — сказал он, кивнув в сторону мальчика. — Это мой гость, на новоселье пришёл.

Ахмадей недовольно опустил кулак.

— Вот перчатки принёс, — продолжал Володя. — Предлагаю устроить матч на первенство нашего двора.

— Что ж, можно, — согласился Ахмадей. — Только я и без перчаток могу.

Володя пропустил мимо ушей это заявление.

— Пусть начнут легчайшие весовые категории, — предложил он, обращаясь ко мне и к своему гостю. — Выходите вперёд!

Не успел я, и подумать, как Ахмадей натянул мне перчатки. Вторую пару Володя надел своему гостю. Потом нас отвели в разные стороны. Никогда до этого я даже не видел боксёрских перчаток, только не хотел в этом сознаться.

— Начинайте!

Ребятам было смешно, а нам не до смеху.

Мой противник не то чтобы был сильным, но всё время норовил ударить меня по носу. А моя мама любит меня целовать в нос и, конечно, заметила бы, если что не так. Поэтому я берёг нос как умел. Заметив, что я отступаю, кругом закричали:

— Куда драпаешь?

— Держись середины!

— Подпусти и вдарь!

Поощряемый мальчишками, я остановился и ударил рябого мальчика. Удар пришёлся ему по груди. Однако я забыл про защиту, и мой противник этим воспользовался: так саданул меня по подбородку, что чуть не свернул голову.

— Ну вас! — сказал я, снимая перчатки. — Сами деритесь.

После этого Володя поднял правую руку рябого мальчика и объявил:

— Чемпион наилегчайшего веса! Веса пуха. Выходит, я занял второе место в числе боксёров веса пуха.

Между прочим, рябой мальчик побил меня ещё и потому, что перчатки были большие, и они мне мешали, как следует размахнуться.

После рябой мальчик дрался с Искандером, а тот, в свою очередь, с Ахмадеем, Ахмадей, конечно, победил. Он вывел Искандера из строя по всем правилам.

— Мне что с перчатками, что без перчаток, — говорил Ахмадей, вытирая пот, выступивший на лбу, и самодовольно ухмыляясь. — Кто ещё? Ну, налетай!

Вперёд вышел Володя. Завязывая перчатки, он сказал:

— А ну, попробуем.

Однако после двух-трёх ударов стало ясно, что Володя настоящий боксёр. Он будто дразнил Ахмадея: ударит и отступит. Ахмадей кидался вперёд, натыкался на перчатку и снова получал удар. Чем больше он получал ударов, тем больше сердился. А Володя не торопился. Со стороны казалось, что он слишком медленно отбивается, но после каждого его удара Ахмадей даже качался. Что и говорить, сила и уменье были за Володей! Последний раз он так ударил Ахмадея, что тот свалился на землю, как мешок с мукой. Мы единогласно утвердили Володю чемпионом «Большого оркестра», чем он остался доволен и объяснил, что Ленинград, откуда он родом, — «самый боксёрский город» мира. Только Ахмадей не разделял нашего восторга.