Виктор Лихачев - Ангелы уходят не прощаясь Страница 3

— Вот как? А о чем же?

— Сегодня Воздвиженье Креста Господня.

— А-а, — протянул писатель. Ему стало досадно и неловко. Такой большой праздник, надо бы сходить в храм. И свечку… надо бы…

— Спасибо. И вас поздравляю с, — но он уже говорил в пустоту. Незнакомец исчез также неожиданно, как и появился.

«Ну и ладно», — думал писатель, — «в следующий раз не пропущу. Какой у нас следующий большой праздник? Покров? Вот на него и схожу в церковь».

Успокоившись, он пошел дальше вдоль торговых рядов и аттракционов. Его внимание привлекла кричащая, кого-то подбадривающая толпа. Он пошел на шум и увидел, как в доброй старой забаве сошлись с десяток мужчин и парней, перетягивавшие канат. Силы команд были равны, а потому середина каната, помеченная красным бантом, оставалась неподвижной. Какой-то паренек подбежал к одной из команд и стал тоже тянуть канат. Азарт передался и писателю, добавим сюда врожденное чувство справедливости, которое заставило его присоединиться к противоположной команде. Он схватился за свободный кусок каната, уперся что есть силы ногой в землю и крикнул: «Поднажмем, ребятушки!»

Что произошло дальше, писатель так и не понял. В районе колена что-то щелкнуло. Так валится под косой старый высохший камыш. Взмах, хруст, и вот узе камыш, еще вчера гордо качавший своей головкой, лежит на земле. Писатель рухнул на землю. Вокруг засмеялись. Кто-то крикнул: «Слабоват, дядя!» Мотнув с досады головой, писатель поднялся. Под чашечкой ныло, но он стоял нормально. «Наверное, оступился», — подумал он, но еще раз ухватиться за канат не успел, — его команда проиграла.

Покинув ристалище, писатель решил немного посидеть. Увидев на возвышении скамью, направился к ней. Наступил на правую ногу — и опять: щелк! — и он, как подкошенный, вновь валится на землю. Какие тут фейерверки: боль была жуткая. Он поймал свободное такси. «В больницу, пожалуйста!» Привычно занес ногу, чтобы сесть в машину — и вновь с криком упал вниз, умудряясь со всего маха удариться виском о дверь автомобиля. От боли, беспомощности, обиды у него навернулись слезы.

Врач, осмотревший его, был лаконичен:

— Связки порваны, батенька.

— Что же делать?

— Беречь ногу. Я бы посоветовал ходить с палочкой. Тяжести не носить. Стараться не делать упор на больную ногу.

— А как долго это будет продолжаться?

— Увы, обнадежить не могу. Полгода, год, а у кого и до конца жизни. — У врача было явно хорошее настроение.

В последующие два дня писатель успел упасть раз десять. В лифте, на работе, в магазине, на автобусной остановке, дома в ванной. И, всякий раз, кряхтя и пытаясь с четырех конечностей встать на две, он подбадривал себя: «Ничего, ничего, значит, Господь не оставляет». Но если писатель искренне верил в то, что говорил, то мог быть просто счастлив: еще через день, переходя железную дорогу и, пытаясь поберечь больную правую ногу, он встал на рельс левой. Неожиданно ступня «поехала» и… Все тот же врач встретил его как родного:

— Что-то вы зачастили к нам, батенька!

— Мне не до шуток, доктор. Посмотрите — нога.

— Эк ее раздуло. Здесь больно? А здесь? Пошевелите. Рентген для подстраховки сделаете, но думаю, перелома нет. Растяжение. Сегодня вечером — обязательно держите ногу в холоде. Хорошо бы палочку. Опирайтесь на другую ногу…

— Вы издеваетесь?

— Простите, забыл. Какая-то черная полоса у вас, батенька.

— Я заметил, — поднимаясь, сухо ответил писатель.

Теперь у него появился весомый повод не идти в храм. Зато когда ему позвонили из одной московской оптовой базы и сказали, что ждут книг, он быстро встал на ноги, нашел машину и, даже не отпросясь с работы рванул в Москву. Писатель никогда не пристегивался ремнем безопасности, но перед постом ГАИ или как оно теперь называется, он последовал совету водителя, и пристегнулся. А потом… наверное, просто забыл отстегнуться… Виной ли тому мокрая осенняя дорога, неопытность водителя, но машина, как необъезженный жеребец, рванула в сторону. Навстречу — это писатель четко видел, будто наблюдая происходящее в кино, мчалась машина. Господи! До встречи лоб в лоб оставалось с полсотни метров. Но водитель «джипа», старикашка в куртке цвета «хаки» повернулся к своему соседу, и о чем-то с ним спокойно говорил. «Ну, посмотри, посмотри на дорогу, гад!» — мысленно про себя проорал писатель. Бесполезно. Джип на скорости сто двадцать километров в час таранит «шестерку», чей багажник доверху набит книгами. Дальнейшее писатель помнил смутно. Удар. Он летит куда-то. Жуткая боль в спине…

Что он говорил раньше? Фантосмогория? Нет, то были семечки. А вот это была фантосмогория. Они с шофером кое-как выползли из машины. Водитель, целый и невредимый, стал биться в истерике: оказалось, на машину он копил всю жизнь и купил ее месяц назад. Мимо, не останавливаясь, мчались автомобили. Боль не уходила. Только сейчас писатель понял, как хорошо, что он случайно забыл отстегнуться. Иначе, шансов у нег не было.

В конце концов, они нашли попутку — доехали до больницы. Больше всего писатель боялся, что его примет тот самый доктор. К счастью, это был молодой парень, говоривший уверенно и веско:

— Где ваши снимки? Так… Перелом, батенька.

— Как вы сказали? — психанул писатель, вынужденный час простоять у дверей рентгеновского кабинета.

— Перелом…

— Нет, после.

— Батенька.

— Я вам не батенька! Сыночки, блин!

— Извините.

— Принимается. Вы хотите сказать, что у меня…

— Да, перелом шестого позвонка. Разумеется, перелом компрессионный. Полгодика полежите — и все будет в порядке.

— Сколько?! — писатель, понимающий, что за эти полгода он не получит ни копейки, запаниковал.

— Полгода. И это при условии, что вы будете примерным пациентом. А ложиться надо немедленно.

— Простите, не понял. Два часа я, как идиот, со сломанной спиной, таскаюсь по больнице, из кабинета в кабинет, а теперь — «немедленно ложитесь»?

— Это не ко мне. Во всей стране бардак, что вы от нас хотите? Не верите — посмотрите вот сюда. Это шестой позвонок…

Странно, но вечером, когда писатель лежал в больничной палате, к нему, впервые за много месяцев, пришла молитва. «Господи, — молился он, — я никчемная неблагодарная тварь. У меня даже не хватило совести поставить свечу к Твоей иконе. Ты можешь плюнуть на меня и приказать моему Ангелу-хранителю покинуть меня, грешного. Но я, окаянный, прошу Тебя, не оставь меня! Да, я плохой, неблагодарный, но… Дай мне еще хотя бы год и я… я обещаю… нет, не так… я клянусь, — опять не так!»

И вдруг из самых глубин писательского сердца вырвались слова, которых он не мог ожидать: «Господи, спасибо тебе за все!»

Внутри вмиг что-то оборвалось. Наступила тишина, вместе с которой пришло удивительное спокойствие. Неужели еще минуту назад волновало, на что он будет жить эти полгода? Беспокоило, что станет с сотней книг, лежащих в багажнике автомобиля? Господи, спасибо Тебе за все! Только сейчас писатель понял, увидел себя бегущим, как белка, только не в колесе, не имеющим ни начала, ни конца, а по узкой дорожке, ведущей к тупику. К высокой кирпичной стене. Еще секунда, — и он врежется со всего маха в эту стену… Но чья-то рука, сильная и одновременно добрая, останавливает его в нескольких сантиметрах от стены. Ему больно — и хорошо. Веки стали тяжелыми. Писатель уснул. Последнее, что он помнил — его собственные слова: «Господи, спасибо Тебе за все!»

Проснулся он от легкого прикосновения к плечу: «Больной, проснитесь! Идет обход». Какой обход? Почему он идет? Вообще, где я? Вообще, кто я? Писатель проснулся и спросил: «Какой сейчас час?» Ответа он не услышал, зато мозг профессионально подсказал: «Сейчас… час… Неправильно сформулировал»,

Но уже через секунду писатель забыл про это. В палату входили люди в белых халатах, среди которых он узнал того врача. Нет, Боже, только не это!

— Только ничего не говорите. Пожалуйста!

— Как, совсем ничего? Поинтересоваться, как зав отделением, что с вами, я могу?

На эти слова быстрее всех прореагировал вчерашний врач:

— Больной поступил вчера. Компрессионный перелом позвоночника…

— Снимки есть? — перебил его заведующий отделением.

— Конечно. Вот, смотрите. Шестой позвонок.

— Скалеоз, видимо еще детский, вижу. А где перелом?

— Странно, но вчера был…

— Вадим Евгеньевич, вы себя нормально чувствуете? Вчера на снимке был, а сегодня…

— …исчез. Нет, Валерий Иванович, правда — был!

— Хорошо, мы разберемся потом, — ответил заведующий и обратился к писателю:

— Батенька, я бы на вашем месте.

— Уже.

— Вот и славненько. А вы в рубашке родились. Если бы не ремень…

— Доктор, вы в это сами-то верите?

— Не понял…

— В ремень. Я его первый раз за всю жизнь забыл расстегнуть.