Вейкко Хаакана - Антери, сын Лапландии Страница 3

— Этому может научить только долгий опыт, — сказал отец. — Если из тебя выйдет охотник…

— Из меня выйдет, — сказал Антери.

— Ну, ладно. Тогда в один прекрасный день ты расслышишь и поймешь, что хочет сказать тебе собака.

— А разве собака умеет говорить? — спросил мальчик. — Неужели у нее и вправду есть слова?

— Есть. Только очень немногие умеют их понимать… И другие звери тоже разговаривают, каждый на свой лад, и человек может научиться понимать, что они хотят сказать. Животные обычно разговаривают между собой, подают голосом сигналы друг другу, и у этих сигналов есть определенный смысл. А животные, которые находятся на попечении человека, адресуют издаваемые ими звуки своему попечителю, человеку. Вот как Сепи сейчас. И человек должен правильно истолковывать слова животных… Сейчас Сепи облаивает глухарку.

И когда они оказались на месте, с которого отец увидел ее, он рукой подал Антери знак стоять не шевелясь. Затем осторожно, медленно и спокойно навел ружье на добычу. В ту минуту Антери прямо-таки не знал, куда ему смотреть — на отца ли, чей палец огибал спусковой крючок, на ствол ли ружья, установившийся неподвижно, на Сепи ли, которая неистовствовала под деревом, или на само дерево, с которого скоро должна была свалиться глухарка.

Выстрел — и медля, словно раздумывая, что делать, птица падала вниз. Иногда это происходило и быстро, если падению ничто не мешало. Обычно же ветви дерева задерживали падение, от этого и казалось, что птица медлит. Лишь когда ветви кончались и начинался гладкий ствол, птица начинала падать нормально.

А Сепи уже встречала ее. Лай собаки обрывался точно в тот момент, когда раздавался выстрел. По своему опыту она знала, что теперь надо быть начеку и действовать быстро на тот случай, если птица только ранена; тогда она сможет очнуться и побежать, а то и взлететь. Однако этого никогда не случалось. Сепи на лету подхватывала совершенно бездыханную добычу. Для верности Сепи прикусывала ее, опускала на землю, становилась на нее лапами и оглядывалась на приближающихся хозяев. Ее глаза были при этом удивительно блестящие, казалось, она улыбается.

В таких случаях отец никогда не забывал поласкать Сепи, он похлопывал ее по голове и хвалил за то, что она такая замечательная собака. В его голосе звучали особенно теплые нотки, когда он говорил:

— Хорошо, Сепи. Так и надо… Ну, отдавай ее мне. Она мертва и теперь никуда не денется. Я выпотрошу ее, и ты получишь награду.

Сепи отдавала птицу отцу, и он вскрывал ее и удалял внутренности. Они-то и были наградой собаке — печень и иногда легкие. Кишки вешали на сук, зоб и маленькое сердце вскрывали и вычищали, а затем запихивали обратно в птицу и закладывали пучком еловых или можжевеловых веток.

Антери хотелось знать, зачем это делается.

— Видишь ли, птица еще теплая, и, если ее положить в рюкзак со внутренностями, она начнет портиться, хотя сейчас уже осень и погода не очень теплая. А если удалить внутренности и положить в птицу хвойных веток, брюшная полость останется открытой и в ней будет обмен воздуха. А в очень теплую погоду подстреленную птицу следует некоторое время продержать вне рюкзака, хотя она и выпотрошена…

Так это было, и Антери запоминал все, чему учился. Он внимательно смотрел, с какого места отец начинал вскрывать птицу, как вытаскивал внутренности, как рассекал и вычищал задний желудок и сердце, сколько и каких веток закладывал в пустую брюшную полость. Он спрашивал, отец объяснял. В каждом действии был свой смысл, даже в том, что Сепи почти всегда давали лапу первой подстреленной птицы.

— Так освежается ее память о запахе ног птицы, и с помощью носа она отыскивает на земле следы птицы, хотя не видит их. Она может учуять запах птицы также и в воздухе и поэтому знает, в какой стороне ее искать… Сепи в самом деле хорошая птичья собака, я уже не раз это говорил. В отношении куропаток она ведет себя как птичий пойнтер, в отношении других наземных птиц как лайка, и даже водяных птиц она умеет искать, коли на то пошло. Но на них я не охочусь — разве что случаем на гусей…

— Сепи еще голодна, — замечал Антери и обращал на это внимание отца. — Не отдать ли ей другую ногу птицы, ведь мы не покормили ее, когда вышли утром из дома.

— Так надо, — отвечал отец. — Когда собака голодна, тем более рьяно она ищет птиц. Накорми ее сейчас досыта — она устанет и не сможет бегать, как положено. Сепи не умрет с голоду. Она может несколько дней пробегать без крошки пищи. Только дома она получит вдоволь хорошей еды…

Новыми и отчасти странными вещами, их изучением и усвоением были полны первые охотничьи походы Антери. Когда наступал полдень, они отыскивали где-нибудь на краю болота смолистый пенек и разводили костер, чтобы сварить кофе. Из источника или из ручья отец набирал в свой черный кофейник серебристо-прозрачной воды, вытесывал маленьким охотничьим топором или ножом тонкую березовую жердь и вешал кофейник над огнем. От красных жарких языков огня вода вскоре закипала, и вкусный запах кофе смешивался со сладким ароматным дымом горящей смолы. Бутерброды и птичья нога были быстро съедены, между тем как Сепи отдыхала от беготни возле отцовского рюкзака, в котором лежала дичь. Она считала своим долгом стеречь его всегда, когда он не висел у отца за плечами.

Глава третья

Третья и последняя охота, на которой побывал Антери вместе с отцом прошлой осенью, по обилию событий, дальности пути и продолжительности, а также по богатству приобретенных таежных знаний и сноровки далеко превосходила обе предшествующие, проведенные в ближайших окрестностях дома, в котором они теперь жили. Антери часто вспоминал о ней. Он вместе с отцом рассказывал о ее подробностях. Он говорил о ней матери. Он даже пытался упоминать об этом единственном в своем роде хождении по тайге и деревенским ребятишкам, но он был всего лишь третьеклассник, и мальчики из старших классов не слушали того, о чем говорил им младшеклассник, тем более что, вдобавок ко всему, он был приезжий. Даже у всех сверстников Антери, казалось, были свои собственные переживания, как в тайге, так и в других местах, то ли подлинные, то ли мнимые. Во всяком случае, они наперебой рассказывали о них, и голос Антери тонул в болтовне других.

Собака Сепи тоже не всегда интересовалась рассказами и воспоминаниями Антери. Какое-то время она могла слушать, глядя ему в глаза или наклонив голову. Но вероятно, все это было лишь притворство, потому что посреди разговора она широко разевала пасть и громко зевала. А потом отворачивалась и, высоко подбирая лапы, шла спать в конуру.

Ясное дело, в мороз у Сепи мерзли ноги, ведь у нее не было обуви; то, что она удалялась в конуру, было понятно. Да к тому же Сепи и сама была с ними на той охоте, и ей надоели эти бесконечные воспоминания… Но Антери все же представилась долгожданная возможность, когда учитель на одном уроке задал сочинение на тему «Путешествие по тайге». За урок Антери написал восемь страниц, тогда как другие мальчики — самое большее две, а иные и пол-страницы. Все переживания Антери, конечно, не уместились и на восьми тетрадных страницах, но, хотя из-за спешки в сочинении и были грамматические ошибки, по мнению учителя, оно было написано хорошо и увлекательно, и он прочел его перед всем классом. Став предметом всеобщего внимания, Антери, правда, сконфузился, но, с другой стороны, подумал про себя: «Вот теперь-то вы слышите, этакие вы болтуны и таежники». Все должны были слушать рассказ Антери о тайге, потому что сидели на уроке и учитель читал. Никто не мог прервать его.

…Они отправились из дому уже в пятницу вечером. В субботу у Антери был свободный от занятий день и отец тоже не работал. Сепи же была всегда готова, когда речь шла о том, чтобы уйти в лес.

Они долго ехали на мопеде по шоссе на север. Антери сидел сзади, ухватившись за пояс отца, Сепи устроилась на бензобаке между руками отца, державшими руль.

Был октябрь, погода стояла занозисто-ясная и солнечная, снег еще не выпал. Лес у дороги, болота, склоны пригорков и далекие сопки пламенели сияющими красками осени. Поездка с самого начала была как праздник.

Она была праздником еще и оттого, что они направлялись в те места, где был дом, в котором Антери провел свое детство. Хотя, насколько было известно, дом стоял теперь на острове, а то и вовсе ушел под воду, однако ближние горки прежней деревни все же возвышались над поверхностью воды. Быть может, с вершины какой-нибудь из них можно будет оглядеть окрестность и удостовериться, как обстоят дела. Хорошо было также повидать дедушку.

Правда, отец сказал, что это не наверняка. Он-то знал, где живет дедушка. Дедушка соорудил себе маленькую простую хижину на склоне горки и поблизости от их прежнего дома, и отец в одну из поездок проведал его. Но до его жилья надо было долго идти пешком, и, если бы даже они успели добраться туда за два предстоящих дня и две ночи, неизвестно было, застанут ли они его дома. Он много рыбалил и охотился, делал длинные концы и отсутствовал дома по нескольку ночей кряду.