Александр Шишов - Младшая сестра Страница 3

Все довольны, что эту работу сделают за зиму, а то весной другие дела подоспеют.

Стоять наверху холодно, а внизу, где выбирают землю, тепло. Кто не работает, тому везде холодно, а у кого в руках кирка или лопата, тепла под шубейкой хоть отбавляй. Рукавицы ребята засунули за пояс, работают голыми руками; хвалятся: так лучше — черенок кирки не юлит.

С краю огорода застыла в безмолвии кудлатая берёза. Она покрылась серебряным инеем, словно приукрасилась ёлочной канителью. Откуда-то прилетела ворона и села на самую верхушку берёзы. Поглядывает на ребят то одним глазом, то другим — видимо, удивляется, зачем они тут землю роют, нет ли в этой земле жирных червей.

Дедушка Фёдор, в длинной бекеше и в меховой шапке, подпоясанный кушаком, покрикивает на Короля. Всю эту неделю он подвозит на розвальнях трубы. Катя и здесь не прозевала: на повороте вскочила в розвальни к деду и уехала с ним к кладовым.

— Деда, скоро ли будет свой дождь? — спросила она.

— Как помогать будете, — ответил старик, обрадовавшись девочке, и высвободил ухо из-под шапки, чтобы с ней поговорить.

— Это я всех ребят привела на огород!

— Молодец!

— Я не мальчишка — молодец-то.

— Другой и мальчишка того не сообразит. Ты догадливая, в мать уродилась.

— И в тебя. Да?

— Так не бывает. Кабы я родной тебе…

— А ты всё равно как родной…

— И то рассудительно.

А когда они нагрузили трубами воз, дедушка Фёдор сказал:

— Закройся от ветра, а то нос прохудится — течь будет.

— Он у меня только шмыгает, — ответила Катя и звонко крикнула на Короля.

А раскормленный Король и ухом не повёл.

— Голос у тебя тонок, — сказал дед и крикнул на Короля басом.

Король взмахнул хвостом и пошёл рысью.

Ляля и Таня без Кати вырыли в сугробе пещерку, да и затаились в ней. Катя слышит — где-то подружки смеются, а найти не может.

— Да где же вы, где? Почему землю не выбираете?

Тут подоспел Гриша Стрижов. Похлопал рукавицами:

— А вот сейчас я снег обрушу им на головы! Засыплем и выручать не будем.

Хотел влезть на сугроб, да и зачерпнул полные голенища снега. Пришлось ему ложиться на спину, поднять ноги да вытряхивать снег из широких голенищ. А выбил — опять полез на сугроб.

Девочки испугались, что потолок пещеры обвалится, и выбежали. Они непрочь бы забросать Гришу снегом, да снег-то сегодня сухой. Хорошо играть в снежки, когда снег мягкий: возьмёшь в пригоршни, на всю силу сожмёшь и запустишь. Такой ком летит, как снаряд: непременно угодит в цель.

Бригадир Марфа Ивановна опять Катю послала:

— Сбегай в столовую, узнай, готов ли обед. Скажи: ребята проголодались.

Катя с нетерпением стала ждать тёплых дней. Вот затинькала с крыши первая капель, прозрачная, как росинка. Солнце заиграло в окнах. Снег ещё не сошёл, не стаял, а в парниках и теплицах начались работы.

Из школы пришли как-то на огород девочки и мальчики, а с ними и учительница Ольга Петровна. Они помогали делать из торфа, перемешанного с землёй, горшочки. А с наступлением тепла опять всей школой пришли на огород и надевали бумажные колпачки на высаженные в грунт помидоры.

Дедушка Фёдор теперь не водовоз, а только сторож. Король передан на молочную ферму возить в бидонах молоко. Ночью дед сторожит, а днём чинит грабли или точит мотыги, а то вставляет стёкла в парниковые рамы.

Что бы дедушка ни делал, но водопровод занимает его больше всего. Выкурить трубку он усаживается у самой колонки. Щуря глаза, поглядывает в голубое небо: теперь горячее солнце не страшно, молодые посадки не спалит.

Бригадир Марфа Ивановна, обойдя гряды, засеянные маком, и участок только что высаженной капустной рассады, ласково обратилась к деду:

— Фёдор, молодая зелень пить хочет.

А Катя подбежала к дедушке и над самым ухом радостно прокричала:

— Велят воду подавать, воду!

— То-то, а я без них не знаю! — ответил дед и подмигнул девочкам: дескать, глядите, сейчас увидите, какой я дождь пущу.

Взяв в зубы трубку и приняв гордый вид, Фёдор без усилия повернул колесо винтового крана.

Девочки услышали, как вода с шумом хлынула в трубы, а затем, разбежавшись во все стороны, вырвалась наружу, заструилась, взлетая вверх фонтаном, искрясь и сверкая на солнце. На всём протяжении труб появился дождь.

— То-то, вот он, свой дождь при ясном небе…

Все радовались. Ещё бы, такое пришло облегчение! А Катя и её подруги Ляля и Таня от радости проскакали по всему огороду на одной ноге, приговаривая:

— Дождик, дождик, дай воды — уроди нам бобы и красные маки!..

Катя и домой заявилась радостная. Мама её сидела задумчивая.

— Отчего ты, мама, такая?

— Да вот, Марфу Ивановну посылают на курсы, а меня хотят поставить бригадиром. А что ты скажешь?

Катя всплеснула руками:

— Вот хорошо! Моя мамочка — бригадир!

— Хорош бригадир! Счёт-то веду я не бойко. Может, ты мне будешь помогать? — Она испытующе посмотрела на дочку.

Катя с готовностью подвинулась к маме:

— Ну что ж, помогу!

Теперь домой мать приходила поздно. Когда она раскладывала на столе бумаги, к ней подсаживалась Катя с очиненным карандашом в руке.

Мать спрашивала:

— Так ли, дочка?

— Сама ты всё, мама, знаешь. Мне тут и делать нечего.

— А ты сиди да перенимай — бригадиром станешь!

Младшая сестра

Если бы вы знали, как Надя сегодня устала! А руки у неё жёлтые, и пахнет от них нивесть чем. Мама велит ей вымыть руки, вымыть с мылом, и садиться за стол ужинать, а ей не до ужина. Усталость валит с ног.

Прилегла она на постель в сенцах и закрыла глаза.

Бегала Надя в лес за крушиной. Ребята скоблили кору, и она скоблила. У ребят ножи острые, а у неё тупой, как жестянка. В школе говорили, что кору нужно высушить и сдать в аптеку на лекарство.

С поля позднее всех пришла домой сестра Уля. Пришла скучная, неразговорчивая.

Наверное, Надя скоро бы уснула, да услышала, как в доме папа и мама о чём-то заспорили с Улей.

«О чём это они спорят?» подумала Надя.

В окнах погасли последние отблески зари. В сенях и в горнице стало совсем темно. Нужно немножко поспать, а то скоро утро: папа наденет тяжёлые сапоги и уйдёт работать в МТС, а мама уйдёт на ферму дробить жмых для коров.

Надя сквозь дрёму услышала, как Уля подошла к своей кровати и стала раздеваться.

Когда Уля ложилась спать, она всегда младшей сестре говорила что-нибудь ласковое или спрашивала её о чём-нибудь, а на этот раз промолчала. Наде стало очень жаль Улю. Она тихонько перебралась к ней на кровать:

— Я полежу с тобой.

— Полежи, — ответила Уля и прикрыла плечо сестрёнки одеялом.

— Я всё слышала. Папа тебя ругал, а мама за тебя, и я за тебя.

— Папа не ругал. Откуда ты взяла?

— Я слышала, всё слышала! Самое вредное насекомое — блошка. Хочешь, мы тебе поможем?

— Как же ты поможешь?

— Не я одна. Один человек ничего не сделает, и два человека ничего не сделают, и три, а если все ребята придут в поле… Сусликов-то мы выловили!..

— Глупая ты! — с огорчением ответила Уля. — Сусликов-то, может, с десяток, ну два, три десятка, а блошки на льне — их миллионы…

— Ой, как много! Что же теперь делать?

Миллион в Надином понятии — неисчислимое множество. Блошки сожрут молодой лён, переберутся на землянику, на малину, на смородину… Она не знала, что это насекомое пожирает только молодой лён.

Озабоченная девочка тревожно повернулась с боку на бок, да так и уснула на кровати сестры. И во сне ей всё виделась эта блошка, чёрная, пузатая. Ползёт и ползёт, а потом раздулась словно майский жук, отрастила крылья, поднялась и зажужжала.

Утром Надя проснулась, а Ули нет, и мамы нет, и папы нет. В окне за занавеской гудит шмель: дззз… дззз…

Давно ли все ушли из дому? Папа и Уля, наверно, ушли чуть свет, а мама ушла недавно: на столе ватрушки ещё не остыли, горячие.

Надя открыла оконную раму, выпустила мохнатого шмеля:

— Лети! Надоел! «Дзы, дзы»!..

Когда она открыла окно, то поняла, что утренней прохлады совсем уже нет и росы на молодой зелёной траве нет. Солнышко так и припекает. Почему Уля её не разбудила? Не верит, что ребята ей помогут. Надо скорее разыскать их.

На бегу Надя съела ватрушку, вытерла ладонью рот, а заодно вытерла и нос. Пробегая улицей, спустилась на шаткие, в две жёрдочки, мосточки, переброшенные через овраг, и очутилась на той стороне. Закрывшись рукой от яркого солнца, осмотрелась вокруг. На улице она никого не увидела и очень расстроилась.

«Куда запропали? Всегда здесь играют в городки, а то гоняют мяч».

Припрыгивая, она пробежала всю улицу до самого края. Там плотники артельно поднимали гладко выструганные брёвна, возводили стены — кому-то из колхозников строили новый дом. Ребята любят толкаться там, где строят, но и здесь их не было. Вот какая досада!