Владислав Гравишкис - Под уральскими звездами Страница 3

— Где там? Покажите!

— Недалеко отсюда, на кустах у дороги. Я думаю, что его зацепило сучком и выдернуло из саней, — торопливо рассказывала Валя, скользя рядом с Сомовым. — Одеяло Мерсеневой, я его видела у Зинаиды Алексеевны на квартире. Вот, смотрите!

Сомов отцепил фонарик и быстро осмотрел находку. Одеяло как одеяло, никаких следов того, что произошло в дороге. Даже место, за которое зацепился сучок придорожного куста, оказалось невредимым. Значит, оно легко выдернулось из саней, никто на нем не сидел, сани были пусты, и лошадь шла одна. Несчастье произошло где-то дальше... Где? Как определить хотя бы приблизительно район поисков?

Сомов посовещался с капитанами команд. Решили идти развернутым строем и прочесать местность метров на сто по обе стороны дороги. Капитаны засуетились, разделяя подходивших лыжников на две группы и отправляя в лес.

— А вы, Зайченкова, немедленно домой. Провожатого дать? — сказал Сомов.

— Не нужно, Вадим Сергеич. Дойду одна.

— Попросите директора послать по нашим следам лошадь. Неизвестно, в каком состоянии мы их найдем. Одеяло заберите с собой. Но Мерсеневой пока не отдавайте: не надо тревожить раньше времени...

— Хорошо, Вадим Сергеич, — покорно сказала Валя. Она смотрела на Сомова и чувствовала, что ей становится страшно: неужели он думает, что уже поздно? Неужели лошадь нужна для того, чтобы привезти трупы Силачева и Сережи? Все может быть, такой холод...

Лыжники исчезли в просеке. Там, где стояла Валя, вновь воцарился безмолвный покой, словно здесь никогда и не проходила шумная колонна лыжников. Валя накинула на плечи одеяло и торопливо заскользила обратно к дому отдыха...

Теперь, после находки одеяла, никто из лыжников не сомневался, что в лесу произошло несчастье. Значит, в лес вышли не зря, помощь нужна, и надо во что бы то ни стало пробиться к потерявшимся в лесу людям, спасти их. Кричали редко, больше шли молча, внимательно осматривая снег и деревья.

Сомов один двигался серединой просеки, время от времени перекликаясь с командами, то и дело включая фонарик и осматривая следы кошевы. Дорога петляла от одного края просеки к другому. И так же неровно, то серединой, то обочиной, крутился по просеке след саней. Он становился все слабее: поземка все заметала на пути. Скоро след исчезнет совсем. Что тогда? А тогда так: дойти до Собольского, узнать, что там, поднять еще людей из деревни...

Сомов прислушался к движению колонн в лесу и крикнул:

— Эй, фланги! Что видно?

Справа и слева от человека к человеку по цепочке пришел все тот же нерадостный ответ:

— Ничего, товарищ Сомов! Ничего!

Сомов достал часы: светящийся циферблат показывал половину одиннадцатого — пошел второй час, как они в пути. И, кроме одеяла, никаких признаков! Да где же ты, сержант Силачев? Что случилось с тобой? И казалось Сомову — смотрит на него из лесной мглы простодушное круглое лицо Силачева, смотрит, а губы шепчут: «Пропадаю, товарищ капитан. Поторопись, если можешь...»

Всего только вчера они познакомились. Сомов зашел на квартиру к шеф-повару, чтобы заказать на утро по добавочной порции какао для лыжников, и там увидел человека в гимнастерке с длинным рядком орденов и медалей, с заколотым булавкой полупустым рукавом. Оказалось, это брат Мерсеневой, работает на Челябинском тракторном контролером, в прошлом танкист, сержант. Руку потерял в боях на Курской дуге. Как не поговорить? Поговорили, вспомнили боевые времена. И племянника его тоже видел. Помнится, такой сероглазый мальчик довольно хилого сложения, Сережа Мерсенев. Только сутки прошли, а вот приходится искать в лесу и дядю и племянника... Что с ними? Где застряли?

Изредка перекликаясь, лыжники двигались вперед. Через полчаса слева, где обыскивала лес магнитогорская команда, донеслись какие-то голоса. Вскоре они стихли, но огонек фонаря, который несли лыжники, стал удаляться в глубину леса — то мелькнет, то скроется, заслоненный стволами, то появится вновь. Куда они пошли?

— Левый фланг! Что у вас? — крикнул Сомов.

— Следы, Вадим Сергеевич, — отозвался капитан магнитогорцев Гена Саночкин. — Кто-то бродил по лесу...

Вот как! Сомов включил фонарик и быстро осмотрел следы саней. Да, они еще были видны, но рядом с ними — ничего, и никто здесь не выходил из кошевы. Кто же мог бродить в лесу?

— Правый фланг, остановиться и ждать! — приказал Сомов и пошел налево, к Саночкину.

Гена показал ему следы:

— Никак не пойму, кто мог так ходить. Вот посмотрите: здесь похоже, что шел человек. А что это за след?

Снег сахаристо искрился под лучом фонарика. Три цепочки продавленных в насте углублений уходили в глубину леса. Две из них, близкие друг к другу, походили на следы человеческих ног. Но рядом с ними тянулся третий ряд ямок, как будто рядом с человеком скакал кто-то одноногий.

— И не так давно прошел, почти не замело снегом, — рассуждал Саночкин, сдирая сосульки с обледеневшего шарфа.

— Проверьте в обе стороны, куда ведут следы! — приказал Сомов.

— Уже пошли, Вадим Сергеич...

Вдали хлопнул выстрел, и стало видно, как над деревьями стремительно набирает высоту огненная змейка. Вот она замедлила полет, качнулась, изогнулась в сторону, поникла и вдруг разломилась на яркие зеленые куски.

— Зеленая! Помощи просят! — выкрикнул Гена и, не разбирая дороги, помчался туда, где еще медленно падали с неба осколки зеленой ракеты.

Из глубины леса донеслись голоса:

— Нашли-и! На-шли-и!

«Странно: нашли, а ракету дали не красную, как уговорились, а зеленую — просят помощи. Что они там нашли?» — подумал Сомов и устремился вслед за Саночкиным.

НА ПОМОЩЬ ИДУТ КОММУНИСТЫ

В правлении Собольского колхоза в тот вечер шло партийное собрание. Оно затянулось. Сев не за горами, а в колхозе многое было еще не сделано, и разговаривали на собрании сердито и круто.

Критиковали всех: и председателя, и трактористов, и рабочих ремонтной мастерской, и водителей автомашин, задержавших завоз горючего. Даже комбайнерам досталось за медленный ремонт, хотя их машинам выходить в поле предстояло еще не скоро.

Попало и Семену Кузьмичу Колкотину — дяде Сережи Мерсенева. Председатель Николай Филиппович Сундуков, одетый в черный выцветший китель, который, казалось, еще и сейчас излучает впитанные летом солнечные лучи, выступая, так прямо и сказал Колкотину:

— Не поспешаешь, товарищ Колкотин, как я посмотрю. Уж кому-кому, а тебе довольно совестно ходить в отстающих. По прошлому году ты у нас передовик, а тут такое дело допускаешь. Почему твой трактор не готов?

— Вот моторную группу отрегулирую — готов будет, — пробормотал Семен Кузьмич и полез в карман за папиросами. Он, когда нервничал, всегда закуривал.

Колкотин вышел в соседнюю комнату и закурил. Нажимает председатель! Вообще-то правильно нажимает, застряли с ремонтом, но вот его, Колкотина, осрамил при всех коммунистах напрасно: Колкотин еще никогда не подводил коллектив и никогда не подведет. Время еще есть... Сердито посапывая, Семен Кузьмич прислушивался к тому, что говорилось на собрании.

Особенным морозным звуком скрипнула входная дверь, в коридоре послышались торопливые шаги, и в комнату заглянул сын Женя. Отец с досадой посмотрел на сына:

— Ну, чего там стряслось?

Вид у Жени был взволнованный; он задыхался от бега и не обратил внимания на недовольный тон отца:

— Пап, собака обратно прибежала.

— Какая там еще собака?

— Ну, Винтик! Ты только послушай: сижу я, «Конструктор», который дядя Гриша подарил, разбираю, а в это время кто-то под окошком как заскребется, как заскулит! Выскочил во двор, а это Винтик. Трясется весь, страсть как замерз, силком в сени пролез и в избу норовит. А на поводке Сережкина варежка пристыла. Вот!

Он отдал отцу мокрый шерстяной комок и продолжал:

— Мамка как заохает: «Ох, не зря собака прибежала! Чует мое сердце — беда с ними приключилась!» Я, конечно, молчу, ничего не говорю, чтобы мамку не расстраивать, а сам думаю: «Верно, что-то с ними случилось».

Семен Кузьмич помолчал.

— Неладно дело получается, сын, а? — сказал он рассеянно.

— Я тоже считаю — неладно. Опасаюсь я, пап! Как они там, в лесу? Морозно, а Сережка непривычный, у дяди Гриши одна рука. — Женя возбужденно теребил завязки у шапки. — Позвони в дом отдыха, пап! Ведь можно узнать, приехали они или нет.

— Как же я позвоню? Видишь, собрание!

— А ты попроси, пап! — не отставал Женя, поглядывая в кабинет, где стоял телефон. — Такое дело, можно и обождать минутку...

Семен Кузьмич все еще досадовал на председателя, и ему ни о чем не хотелось его просить. Но Сундуков сам заметил Женю и спросил:

— Чего у тебя там, Колкотин?

Семен Кузьмич смущенно развел руками:

— Дома у меня неладно, товарищи. Мальчишка прибежал.

— Видим. Что случилось?

— Шуряк у меня нынче гостил. Из Светлого. Перед вечером поехал домой, а собака-то и прибежи обратно. На веревке варежку племяшкину принесла — пристыла, стало быть...