Олег Селянкин - Есть так держать! Страница 30

Витя считает, что очень даже возможен: разве, например, они с Захаром каждый в отдельности и одновременно вместе не волнуются, когда фашистский самолет атакует их катер?

А Бородачев продолжает:

— Вот тогда, прицепившись к какому-нибудь слову, споря друг с другом, они подчиненным, так сказать, и пытаются пустить пыль в глаза. Только зря стараются: матросы и солдаты многое подмечают и понимают исключительно правильно.

А дальше Бородачев объяснил, почему мичман Агапов сказал, что последнее время они работали вопреки здравому смыслу. И оказалось, разгадка лежала невероятно близко!

Действительно, появление редких и робких блинчиков сала многие солдаты и даже матросы вообще не зафиксировали в своей памяти. Зато чуть позднее, когда сало не пошло, а повалило сплошным потоком, его все не только увидели, но и почувствовали; оно и скорость у катеров заметно съело, и, самое страшное, словно нарочно лезло в приемники забортной воды. Той самой, которая идет на охлаждение мотора или моторов. Не догляди самую малость — и ледовое крошево забьет решетку приемника. А случится такое — немедля вырубай мотор. Пока он не перегрелся, пока подшипники не расплавились.

— Между прочим, юнга, остановка катера посреди реки для того, чтобы очистить приемник ото льда, уже сама по себе смертельно опасна: неподвижный катер льдины мгновенно берут в окружение, толкают вовсе не туда, куда ему надо; да и фашистам по неподвижной мишени стрелять легче.

Ну, товарищ юнга, что нам подсказывает здравый смысл, когда река сало несет? То-то и оно, а ты говорил — купаться… Между прочим, Витя, ты, случайно, не заметил еще одной особенности? Не бросилось ли тебе в глаза, чем осенний лед от мартовского или апрельского отличается? Правильно: теперешний лед значительно крепче весеннего, теперешний ой как неохотно колется под ударами форштевней! И, наконец, последний вопросик, товарищ юнга, — входит в азарт Бородачев. — Как вы думаете, товарищ будущий адмирал, вот это самое новое качество осеннего льда о чем-то заставляет начальство думать или нет?

У Вити догадка родилась сама собой:

— Такой лед может запросто прорезать бортовую обшивку катера!

— Насчет «запросто» ты, конечно, подзагнул, не такие уж мы слабенькие, чтобы нас льдинки на куски пластали. Однако и такой факт не будем из внимания вычеркивать… Выходит, мы с тобой, в теплой землянке сидючи, вон сколько вопросов для размышления наковыряли. А ведь капитан-лейтенанту Курбатову, твоему отцу, мичману Агапову и вообще начальству решать надо не только их. Сейчас, когда ко мне шел, на Волгу глянул или она уже осточертела тебе?

На Волгу Витя не просто глянул. Потому и заметил, что вдоль всего ее берега обосновалась ледовая каемка. Еще не очень прочная, но уже есть. Местами явно такая, что выдержит и взрослого человека.

— Короче говоря, еще одна задачка нам с тобой, Витя, сегодня самой природой подброшена. Только нам разве впервой? — ободряюще пробасил Бородачев, обнял Витю за плечи, и они зашагали в затончик, где, прячась от фашистских самолетов, отстаивались днем катера-тральщики.

А едва стемнело, загрузившись так, что ватерлиния сантиметров на пять ушла под воду, катера-тральщики вновь пошли в Сталинград, где по-прежнему грохотали глухие взрывы. Витя и его боевые товарищи — на «сто сорок девятом».

Теперь льдины уже не шуршали вкрадчиво у бортов, теперь от их злых и требовательных ударов ощутимо вздрагивал весь катер.

Были и взрывы вражеских бомб, снарядов и мин. Более опасные, чем вчера; сегодня все это взрывалось не в воде, которая обязательно принимала в себя часть осколков. Но «сто сорок девятый» дошел до правого берега.

Оставалось нырнуть в спасительную тень крутого берегового откоса, и тут нос катера-тральщика врезался в лед. Сначала лед затрещал звонко, обиженно, даже родил трещинки. Но уже через считанные секунды катер окончательно остановился. Нет, «сто сорок девятый» не хотел сдаваться: он отошел назад, разбежался и с силой ударил носом. Лед, поддавшись напору, уступил было катеру около метра, но потом вновь собрался с силами и надежно перекрыл путь к такому близкому берегу. Всего метров сорок, даже тридцать до него оставалось!

Попробовали, насколько позволял боевой приказ, поискать другое место, где было бы можно подойти к берегу. Не нашли. Везде был лед, пробить который катер-тральщик оказался бессилен. Тогда мичман Агапов и предложил всем высказаться по существу единственного вопроса: как экипажу «сто сорок девятого» надлежит поступить в данных конкретных условиях?

Самым младшим был Витя, ему первому, чтобы не давил на него авторитет старших, и было дано слово. Он ответил сразу и категорично:

— Все, что привезли, выгрузить на лед. К утру он окрепнет, вот тогда солдаты все эти ящики и мешки перетаскают на берег!

Очень доволен был Витя своим предложением. Однако Захар вмиг испортил настроение, спросив с ехидцей:

— А ежели к утру оттепель нагрянет?

Вите показалось, что очень долго не было вообще каких-либо предложений. Потом кто-то не совсем уверенно сказал, что можно попытаться и самим доставить груз на берег по льду. А если кто и промокнет, в воду нырнув, то его немедля направить в машинное отделение сушиться и отогреваться, там все время жара, что в самом центре Африки в полдень.

И это предложение отвергли: вдруг кто с головой под лед уйдет? Случится подобное, считай, что ни за понюшку табака погиб человек…

Казалось, положение такое, что хоть обратно на левый берег возвращайся.

А фашисты, хотя и не видят катер-тральщик, из минометов во всю мочь бьют по квадрату, в котором он скрылся и мог быть теперь. Осколки, противно взвизгивая, раздирают воздух буквально рядом с матросами экипажа «сто сорок девятого», впиваются, дырявят надстройку и борта катера.

Когда Витя уже стал подумывать, что приказ о возвращении на левый берег будет отдан вот-вот, мичман Агапов вдруг крикнул:

— Клади катерный трап на лед! Как самую обыкновенную доску, вверх поперечинами клади!

Даже Витя понял, насколько дельная мысль родилась у Агапова: ведь к утопающему в полынье, если лед хрупок, надежнее всего ползти по доске!

Мигом положили катерный трап на лед, и сразу один из матросов (самого тощего выбрали!) осторожно встал, а затем и лег на него. Лед потрещал самую малость, чуток прогнулся, но выдержал.

Однако радоваться еще рано: ведь матросу на том трапе нужно не просто лежать, ему, матросу, необходимо тащить какой-нибудь ящик или мешок. А самый малый вес — ящики с патронами — около двух пудов…

Кажется, снова тупик.

Но не один человек, а весь экипаж катера-тральщика искал выход из создавшегося положения. И вот из носового кубрика уже вытащили деревянные щиты палубного настила, пристроили их на льду так, чтобы они стали своеобразным продолжением катерного трапа.

И опять тот же худощавый матрос, теперь уже с патронным ящиком, лег на трап.

Вроде бы все нормально…

— Пошел! — командует Агапов и почему-то даже машет рукой в сторону берега.

Матрос начинает осторожно ползти. С катера хорошо видно, что патронный ящик невероятно мешает ему, что лед угрожающе прогибается и вот-вот хрупнет.

— Салазки! Сделать салазки!

Почти в полный голос кричит Витя. Его поняли не сразу. Зато потом, чертыхнувшись, Бородачев с помощью мотористов к одному из щитов палубного настила приделал нечто, напоминающее передок саней, и выжидающе посмотрел на Витю, приглашая его опробовать новинку. И тот вместо худощавого матроса лег на трап, пополз по нему без груза. Лед будто и не почувствовал его тяжести. А у Захара уже народилась новая идея. Он привязывает к задней кромке той же палубной елани прочный шнур бросательного конца и азартно говорит:

— Ты, Витя, только доставь эти саночки до пехоты, дай солдатикам в руки вот эту веревочку, — и кладет рядом с Витей еще один бросательный конец. — Разгадал мою задумку? Этими двумя веревочками мы будем тягать наши саночки то туда, то сюда!.. А чтобы наше устройство не забуксовало, кому-то, конечно, придется, лежа на льду, наблюдение вести…

Осторожно, то скользя по льду рядом со сланью, то ложась на нее, Витя заскользил к берегу, где теперь толпилось около двадцати солдат.

Он не знал, сколько времени ему потребовалось на то, чтобы проползти те сорок или тридцать метров, которые отделяли их катер от берега. Но, взмокший от пота до ниточки, обессилевший настолько, что какое-то время не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, он достиг желанной цели!

А потом, когда эта «переправа», рожденная волей и фантазией матросов, заработала ритмично и в полную силу, Вите приказали подняться на палубу катера-тральщика и безжалостно направили в машинное отделение. Витя хотел там только чуть отогреть окоченевшие пальцы. И потому спустился вниз, прижался всем телом к мотору, еще хранившему тепло. А глаза его закрылись помимо воли, и сон обрушился на него вовсе внезапно. Да такой крепкий, что Витя не слышал, как взревел заведенный мотор, как тарахтел все время, пока они шли к левому берегу Волги.