Константин Махров - Сердца первое волнение Страница 31

В классе бушует эпидемия остроумия, настоящая «школа злословия»; старшие, младшие — все острят, умничают. Но ни одна острота не запоминается надолго. Пены много, а толку — нет. Очевидно, таково следствие всякого умничания.

Глухое недовольство собой, товарищами, возникнув однажды, овладевало Борисом все сильнее.

После ссоры с Диной прошел день, другой. Они не разговаривали. Вдруг она подошла к нему и, кажется, умышленно придавая голосу грубовато-задиристые тона, спросила:

— Ты на вечер придешь?

— На вечер?

— Да, сегодня. Вечер на тему «Советские экспедиции в Антарктиду». Затем — танцы.

— Нет, — ответил он и сам удивился — почему нет? Было бы совсем неплохо сходить, потанцевать, посмеяться.

Дина обиженно вскинула голову и ушла.

Весь вечер Борис просидел дома; он то принимался за уроки, то закрывал книги и подходил к окну, из которого были видны окна школьного зала. Он видел, как там кружились пары. Там — Дина… Весела она или ей грустно без него?

Борис чувствовал, как голову его окутывал душный туман, хотелось прилечь. Но нужно было еще решить задачи, выучить урок о применении электролиза в технике.

Он задернул занавеску и углубился в физику.

Минут через пять-десять он поймал себя на том, что думает не об электролизе, а силится ответить на вопрос: с чего все это началось, — вот это недовольство собой, ребятами? С заседания учкома? Нет, конечно. Это началось раньше. На учкоме правильные — и достаточно скучные! — речи товарищей о честных и нечестных путях учебы только обострили уже бродившую в нем неудовлетворенность собой. Интересно, вот другие ребята, — неужели они не думают так же, ничего не переживают?

Да, откуда это — недовольство, раздражение?

Почему одно — разонравилось, другое, казавшееся раньше скучным, стало тянуть к себе? Вот, например, несколько лет назад он читал «Повесть о настоящем человеке»; чем интересовался? Содержанием книги, сюжетом. А недавно открыл случайно эту повесть, начал перечитывать — и очень понравились мысли, рассуждения, описания, самый стиль книги. Почему? Почему раньше все это пропускал?

Что произошло? Ничего особенного не произошло.

Все было, как всегда. Уроки, в перемены — острословие, шалости, не лишенные глупого оттенка. Воспитательные беседы Елены Антоновны о честном отношении к труду, к учению. В кино — «Коммунист», «Повесть о первой любви». К папе приходил друг его, мастер-сталевар Федор Сергеевич; оба чем-то похожие на Илью Журбина и на Басманова, они долго спорили о новых способах плавки стали, курили, мирились, опять спорили; до полночи сидели над какими-то чертежами… В «Комсомольской правде» статья — интереснейшая! — об одном студенте, который много помогал профессору в лаборатории, вместе они, студент и профессор, открыли… стой, что же они открыли?

В отуманенной голове Бориса путались слова из статьи с вычислениями из задачи. Ярче всего вставали в памяти слова Николая Островского, приведенные в той же статье: «Только на линию огня, и никуда иначе!» Они тогда поразили Бориса своей суровостью, требовательностью. «Только на линию огня» — это здорово! Сильно!

А задача… Надо же решить… Надо же узнать, сколько времени займет опыт по определению электрохимического эквивалента меди при таких-то данных.

Стаська Морозов окончил в прошлом году десятый класс с медалью, теперь учится в военном училище; недавно приезжал в отпуск. В блистательной форме, подтянутый, собранный; говорит баском, с расстановкой. В глазах, в осанке — что-то серьезное, важное. Вот тебе и Стаська-озорник — целый Станислав! «Жалею, что, будучи учеником, работал мало…» Солидно!

Борис невольно улыбнулся, припомнив, с каким неизмеримо важным выражением на круглом, широком лице говорил Стаська Морозов эти слова.

И потом, припоминая и другие факты, факты обычные и весьма разнохарактерные, внешне как будто ничем не связанные между собой, он все более приходил к мысли о том, что именно все это движение жизни незаметно, непрерывно действовало на него и оставляло в сознании свои отпечатки, и там, как в аккумуляторе, шло накопление какого-то нового душевного качества.

«Наверно, так», — подумал он под конец, и сам себе сказал убежденно:

— Конечно, так.

«Главное сейчас — решить задачу… Впрочем, что же я ломлюсь в открытую дверь? Сначала нужно площадь медной пластинки выразить в квадратных дециметрах. Конечно, а я куда хватил?»

Борис увидел ясно весь ход решения задачи и с жаром взялся за вычисления. Но долго вычислять он не мог: голова горела и никла, а туман, наполнявший ее, теперь обволакивал все тело.

— Лягу, — решил он. — Видимо, на линии огня мне не выстоять. Утром встану пораньше и доделаю.

Утром он подняться рано не смог, а когда встал, то почувствовал, что все тело его точно избито, повсюду ощущается боль.

— А, ерунда! Так что-нибудь….

Он вошел в класс за минуту до звонка; ребята уткнули носы в книги и скоростным методом — так кто-то сострил, — читали об электролизе. Борис тоже достал физику. Рядом с ним разговаривали девочки.

— Изумительный вечер! — услышал он голос Дины. — Доклад об Антарктиде Яша сделал блестяще. Сразу видно, географию, природу любит. А знаете, девочки, он лучше стал танцевать, — легко, изящно! — Дина взбила свои золотистые колечки. — А что у нас — физика? Девочки! Даже не раскрывала!

— Ты все пела? Это дело! — погрозила ей пальчиком смуглая Таня Ивана. — Впрочем, я — тоже. Если Валентиана спросит, скажу, что больна.

— Прекрасно! — поддержали ее девочки. — Мы последуем твоему примеру.

Вошла Валентина Яковлевна, совсем молодая, белолицая, с доверчивыми глазами девушка, которую ученики между собой звали Валентианой.

— Дина Ваганова, — раскрыла она журнал, — пожалуйста.

— Валентина Яковлевна. Я… не могу… Я больна.

— Что с вами?

— Да кто его знает? — раздумчиво сказала Дина и повела туда-сюда глазами. — По всей вероятности, грипп. Голова… Утром была температура — 39,2.

— Сожалею, — не очень сочувственно ответила учительница. — Садитесь. Таня Ивина.

Таня Ивина, прошептав: «Погибла!», — поднялась и замогильным голосом пролепетала:

— Валентина Яковлевна… я больна… Горло… Ангина…

Валентина Яковлевна внимательно посмотрела на нее, сказала: «Садитесь» — и вызвала Бориса Новикова.

— Надеюсь, вы не больны? — спросила она его. — Эпидемия гриппа и ангины, охватившая класс после танцев, вас не коснулась?

Борис хотел сказать, что чувствует себя неважно, но после того, как несколько человек уже сослались на болезнь, он не мог этого сделать и вышел отвечать.

— Возьмите листочек бумаги, сядьте на первую парту… А вы, Рябинов, идите к доске; пока вы будете рассказывать, Новиков решит задачу № 709.

Дина Ваганова взглянула на Бориса и увидела, что он необычно бледен, а в глазах его — сухой, горячий блеск. Зная, что эта задача трудная, она с тревогой подумала: «Он не справится с ней».

Борис сел за первую парту. Задача была не из легких, но он не испугался: вчера он решал такие же. Решит и сейчас. Только вот безобразие — гудение в голове, тяжесть во всем теле. И почему все предметы в классе расплываются, колышутся? Мысленно он видел ход решения, но тяжелый туман вдруг застилал отдельные звенья в решении; все разрушалось, и надо было начинать сначала. Он пробовал решать и так, и эдак; ерошил волосы, мычал, пыхтел, чтобы заглушить боль; рвал и комкал исписанные листки. Был момент, когда он хотел бросить все и сказать: ставьте «два». Но тут в ушах прозвучало суровое: «Только на линию огня…» — и он снова склонялся над задачей.

Валентина Яковлевна слушала ответ Яши Рябинова; она ходила возле него, исправляла, нервничала:

— Как вы не понимаете таких простых вещей?

Дина следила за Борисом. Ну, ясно, он проваливается. Какое у него дыхание — частое и глубокое. А щеки — из бледных стали красными, воспаленными. Переживает. Необходима помощь — безусловно.

Валентина Яковлевна стучала мелом по доске, указывая Рябинову на его ошибки.

Борис Новиков, напрягая память, хотел во что бы то ни стало найти тот ход решения, который пронесся вчера в его голове. Он закрыл глаза и сидел, покачиваясь и что-то бормоча.

А когда открыл глаза, то увидел, что на его листе лежит голубенький конвертик и рукою Дины выведено: «Б. Новикову». Конечно, это — решение задачи; это она… как и тогда… Взять? Распечатать? Взглянуть — только чуточку? Нет, дудки. На учкоме — стыдил, укорял, а чуть столкнулся с трудностью — и за голубенький конвертик? Лучше двойка — черт с ней! А еще лучше — сделать наперекор всему.

Он швырнул конвертик в парту.

— Садитесь, Рябинов, — услышал он Валентину Яковлевну. — Вы путаете силу тока с напряжением. Если бы вы, пользуясь законом Фарадея, начали с определения силы тока, то пришли бы значительно раньше к правильному выводу.