Константин Иосифов - Охотники за джихами Страница 32

— А Леночке лучше остаться дома.

— Почему?

— Конечно, мы могли бы взять и тебя, но ведь тогда тебе пришлось бы остричься наголо. У тебя слишком пушистые волосы.

— Ну и что? — От удивления у Леночки исчезли слёзы, да так быстро, что можно было подумать — они опять спрятались в глаза.

— А при чём пушистые полосы? — спросил Арсен.

— Пушистые волосы не отражают звук.

— Ну и пусть себе не отражают…

— О, вы не учитываете, к каким страшным последствиям это может привести!

Людей давно интересует вопрос, как умудряются летучие мыши летать в абсолютной темноте, не натыкаясь на стены. Учёные подвешивали к потолку шёлковые ниточки, а к ниточкам прикрепляли колокольчики, завешивали окна и выпускали летучих мышеи, заклеивая им глаза лейкопластырем. И вот ни один колокольчик не звякнул. Неужели у летучих мышей есть ещё вторая пара глаз, глаз, способных видеть в темноте?

Долго думали и делали опыты учёные. И наконец сообразили — у каждой мыши есть своя «радарная» установка. В полёте летучая мышь попискивает. Этот писк так высок, что человеческое ухо его не слышит. Но летучая мышь прекрасно слышит свой писк, или, вернее, его отражение, то есть эхо. Звук наталкивается на предметы, отражается от них, и летучая мышь улавливает его своими огромными ушами. Если эхо следует сразу же после писка — значит, препятствие близко и надо менять курс, а если спустя мгновение, то ещё можно лететь, не меняя направления. Этот «эхо-глаз» летучей мыши такой совершенный, что он «видит» — а может и «слышит»? — даже шелковинку. Пушистые же волосы дробят звук и не дают эха, поэтому летучая мышь «видит» людей с пушистой шевелюрой, как если бы они были без голов. Вот по этой-то причине случается, что летучая мышь запутывается в волосах. Она может налететь на голову потому, что не «услышала» головы. Правда, летучая мышь совершенно безобидное существо. Но ведь Леночка небось боится летучих мышей?

— Ага! Очень.

Конечно, тут можно было бы сказать Леночке, что достаточно накинуть на голову платок или надеть шапку или фуражку, и никакая летучая мышь не налетит тебе на голову, но Адгур не стал раскрывать ей глаза. Ведь Пал Палыч для того именно и рассказал про летучих мышей, чтобы она сама отказалась от поездки в Воронцовку. Да и вообще, есть дела поважнее, чем разговоры о девчачьих причёсках.

— Пал Палыч! — решительно сказал он. — Надо ехать в Казачебродскую пещеру. У меня есть бабушка Минако. Так вот она…

— Хватит! — сказал Арсен. — Знаем мы, как ты ездишь к своей бабушке Минако.

— Да нет же! Я про настоящую бабушку Минако говорю. Вы знаете, что она мне рассказала?

И Адгур поведал следующее. Прошлым летом, раскапывая вход в новый грот в Казачебродской пещере, он нашёл много свинцовых пулек и медных наконечников для стрел. Тогда он был совсем глупый и в археологии не разбирался. Он думал, что эти пульки приведут его к кладу. О них он ничего не сказал, а дома сунул в ящик письменного стола и начисто забыл о них. И вот недавно бабушка Минако, убирая в комнате, натолкнулась на эти пульки. Она сходила в свою каморку, нашла очки и долго рассматривала их. Она сказала, что раньше такими пульками стреляли абхазы.

Когда же Адгур сообщил ей, где именно он нашёл эти пульки, она вспомнила, что когда-то, давно-давно, её дед и отец, идя на Мзымту охотиться, обязательно заглядывали в пещеру, что около Казачьего Брода, и оставляли там и пульки и порох, чтобы была удача в охоте.

Адгур ожидал, что Пал Палыч тут же, не сходя с места, прикажет шофёру готовить грузовичок. Но Пал Палыч не проявил особенного интереса к рассказу, он заявил, что всё, о чём говорила бабушка Минако, никак не противоречит науке. Да, действительно, абхазы, отправляясь на охоту или войну, оставляли у священных камней оружие — пули, патроны, а в особо важных случаях — кинжалы, ружья и сабли. Священные камни в Абхазии есть, и всегда около них можно найти древнее оружие. Ничего не будет удивительного, если в пещере есть такой священный камень. Конечно, покопать там не мешает. Школьный музей обогатился бы интересными экспонатами.

— Нет! — прервал Пал Палыча Адгур. — Бабушка Минако говорит, что священной была вся пещера. Когда-то люди ходили туда молиться солнцу. И пещера считалась родиной Мзымты. Вот только бабушка Минако забыла почему. Знала, да забыла.

При этих словах Пал Палыч хлопнул себя по лбу и вскочил на ноги, да так живо, что бухгалтерская книга упала на землю, белый петух, испугавшись, бросился, хлопая крыльями, за дом, чёрный кот, воспользовавшись неожиданным предлогом, затрусил, спасаясь от ласточек, под крыльцо.

— Ай да бабушка Минако! — вскричал Пал Палыч. — Ведь это же совпадает с немецкой хроникой!

— Немецкой? Почему немецкой? — спросил Арсен. Он даже привстал на колени и уставился на Пал Палыча.

— Именно немецкой! Ещё в семнадцатом веке немецкий путешественник Рейнегс побывал в здешних краях. В своих записках он рассказывает, что где-то на кавказском берегу Чёрного моря есть пещера, из которой вытекает священная река. Местные племена почитают эту пещеру родиной солнца. В известные дни к ней сходятся люди и совершают моления. Возможно, Мзымта и есть та река, о которой говорил Рейнегс. Надо найти археологические доказательства.

— Значит, едем в следующее воскресенье? — спросил Арсен.

— Гм… А вы любите брать быка за рога.

— А почему бы и нет? — с гордостью ответил Арсен, — Так сказать ребятам?

— Что ж, будь по-вашему.

— Слыхал, Адгур? — спросил Арсен. — Передай Капелюшникову, чтобы готовил поход.

— А Миша не поедет, — заметила Леночка.

— Что это ещё за фокусы такие?

— Это не фокусы. Он увлекается птичками.

— Скажи ему, пусть не выдумывает птичек. Раз выбрали председателем, то нечего тут.

— А пусть! — сказал Пал Палыч. — Орнитология тоже интересное дело.

— Да он археологию любит, а не птичек! — обиделся за друга и за археологию Адгур. — Он просто заупрямился.

— А почему заупрямился? Обидели?

— Хочет, чтобы его хорошенько попросили, да? — спросил Арсен.

— Ему премию не дали. Вот он и переживает, — вступился Адгур.

— А-а! Это меняет дело. Тогда пусть сидит дома и переупрямливает своё упрямство. Ну, а бабушке Минако большое спасибо! — сказал Пал Палыч и снова принялся за свои черепки.

«Пошли с нами в пещеры, прохиндеи!»

Хотя было решено предоставить Мише возможность упрямиться сколько влезет, всё же накануне отъезда, в пятницу вечером, Арсен и Адгур зашли к нему: Арсен — потому, что считал своим долгом призвать председателя к порядку, а Адгур — из-за того, что был верным другом и знал, как важно бывает порой, чтобы тебя попросили хотя бы ещё раз, один-единственный, последний-распоследний раз.

Мише сейчас больше всего на свете хотелось, чтобы Арсену и Адгуру удалось уговорить его. Должны же они понять, что иногда человек не может, ну просто никак не может перестать упрямиться. Да не мешает им подумать и о том, что из-за его упрямства срывается вся археологическая работа.

Из вежливости он пригласил их сесть, но сам остался стоять, всем своим видом показывая: «Просите не просите, а я всё равно не соглашусь ехать».

Упрашивание прошло совсем не так, как хотелось бы Мише. Прежде всего Арсен сказал чужим, учительским топом:

— Ну что, Капелюшников? Завтра едем в пещеру, а? Ты перестал упрямиться?

Худший подход трудно было придумать. С таким же успехом Арсен мог сказать: «Сиди-ка, брат, лучше дома. Обойдёмся и без тебя».

Ясно, Мише ничего не оставалось делать, как заявить, что он не поедет. Некогда ему заниматься пещерами, тем более что на носу важные дела.

— Какие там дела! Капризы всё! — сказал Арсен и поднялся, чтобы уйти.

— Вовсе не капризы, — стараясь говорить не капризным тоном, ответил Миша.

— Думаешь, без тебя не обойдёмся? Обойдёмся, и ещё как!

— Ну и обходитесь! Очень нужно!

— Мы и Друга с собой возьмём. Не возражаешь? — сказал Адгур, вставая, — он нам поможет раскопки делать.

— Пожалуйста! Только он без меня не пойдёт.

— А это мы ещё увидим.

— Значит, остаёшься. И это твоё последнее слово? — Арсен сделал шаг к двери.

— Последнее. — В голосе Миши звучала твёрдость, которой он, однако, не испытывал.

— Ну смотри, Капелюшников! Поставлю вопрос о переизбрании. Едем, Джикирба! Пал Палыч прав. Нечего возиться с этим капризулей! — И Арсен решительно направился к выходу.

За ним двинулся Адгур, бросив на прощание:

— Передумаешь — приходи!

На следующий день, после занятий, когда Леночка собиралась в поход, Друг следил за ней, насторожив уши. Когда она шла в кухню, он следовал за ней по пятам. Если она выходила на улицу, Друг шёл за ней. Было видно, что этот пёс прекрасно понимает: предстоит археологическая экспедиция и как бы ему, Другу, не пришлось остаться на бобах. Особенно смущало его то обстоятельство, что хозяин лежал, отвернувшись к стене, и в сборах не принимал никакого участия.