Девять возвращений [Повести и рассказы] - Коршунов Михаил Павлович Страница 32

— В прежние года, — поднял ложку дед, — когда я служил в пушкарях в Шестом Яртаульском семисотенном гвардейском…

Во дворе хрипло, как треснутый кувшин, заблеял Разбой.

— Вражья сила! — Дед бросил ложку. — Припожаловал!

Капа и Георгий выбежали на порог.

Автомобиль окружили козлы. Разбой взобрался в кабину, что-то дожевывал и покрикивал — подбадривал дружков.

Георгий схватил лопату, начал разгонять стадо.

Разбой подпрыгнул, боднул лопату и убежал за угол дома.

— Сигареты слопал, — сказал Георгий, поднимая со дна машины пустую пачку.

Из-за угла высунулась повыдерганная борода и косящий черный глаз.

— Поймаю — привяжу за бороду к машине и отвезу на меховую фабрику! — пригрозил Георгий Разбою. — Так и запомни!

Разбой ответил треснутым кувшином и убрал бороду.

Георгий поставил лопату на порог и спросил у Капы:

— Может, в магазин подвезти? Чего по хозяйству нужно?

— Дедусь! — крикнула Капа в дом. — У нас чай кончается. Я поеду в Джурчи!

— Поезжай.

Дед сидел у открытого окна, набивал трубку.

Капа взяла кошелку, положила неполную бутылку козьего молока и кусок хлеба.

Георгий развернул автомобиль.

Капа села, как всегда, впереди. Кошелку пристроила у ног, чтобы не пролить молоко. Георгий дал газ, и автомобиль помчался.

Пустая бочка громко тряслась на буграх. Из-под колес часто выскакивали дикие кролики. Они расплодились на стрелке. Хлопая желто-синими крыльями, вспархивали сизоворонки и опять садились, исчезали среди песков.

В низине, где густо цвели дроки, Капа попросила Георгия остановиться. Достала из кошелки бутылку молока и подошла к дрокам:

— Марик, Марик!

Никто не показывался. Капа тихонько присвистнула и зашипела:

— Пст-шш… Пст-шш…

Из дрока высунулась голова ужа.

Капа протянула ладонь:

— Марик, это я, Капа!

Марик положил на ладонь голову и закрыл глаза.

— Марик, я спешу в Джурчи, в магазин, — сказала Капа. — Буду возвращаться — тогда с тобой посижу, — мне надо купить чай.

Капа отыскала в кустах блюдце, которое здесь прятала, и налила молока.

Махнула Марику на прощание рукой и пошла к автомобилю.

Возле деревянного настила через сухую канаву Георгий сам остановил машину.

Под настилом жил кролик Пухляш. Серый с черным рваным ухом.

Когда Пухляш был маленьким, ухо ему порвал кобчик.

Капа долго звала кролика, но Пухляш не показывался.

Капа положила под настил хлеб, и автомобиль покатил дальше.

В поселке Капа распрощалась с Георгием и пошла в магазин.

В магазине Капа купила две большие пачки чая, послушала новые пластинки с песнями. Их заводил на патефоне продавец Витя, чтобы веселее было торговать. С разрешения Вити перемерила все береты и шляпы. Просто так, тоже для веселости. Потом пошла на почту к Зое за свежими газетами и журналами.

Капа сидела в «Гноме».

На борту было развешано мокрое белье. Капа закончила стирку и отдыхала.

На дне «Гнома» валялись банки из-под краски, черпак, багор, пробковые поплавки для кошельковых неводов, вешки.

Море дремало, и тихие волны не трогали на берегу коричневый поясок водорослей, оставленный большим прибоем. Крабы и улитки перебрались из пояска ближе к воде.

Вокруг «Гнома» вились стрекозы. Цеплялись к мокрому белью и повисали голубыми крестами с прозрачной перекладиной.

Над стрелкой курилось полуденное марево.

Если в него поглядеть повнимательнее, то в дрожании степного жара можно увидеть горы, деревья, водопады или застывшие выдуманные цветы.

Это мираж.

Капе нравилось наблюдать горы, деревья, водопады и застывшие выдуманные цветы. Тогда и стрелка, и «Гном», и море становились сказкой солнца.

И начиналось путешествие, которое Капа придумывала сама для себя.

Старый «Гном», поскрипывая килем, медленно сползает по каткам и шумит парусами, разворачивается, чтобы унести ее в солнечный разлив, где поднимается в небо дым облаков и летают соленые косяки брызг. Часто смотрела она туда вдаль с берега.

По темному следу за кормой летят голуби, провожают.

Медный флюгер повернулся, тоже провожает — пусть скорее несется баркас, вскидывает носом упругие волны.

В глубине моря лежат корабли, не пришедшие в гавань…

В заросшем скалистом гроте затаились длинные тени. Это рыбы-меченосцы.

Еще здесь хранятся чугунные пушки, из которых стрелял дедушка.

На тяжелых лафетах, с затравкой, они бросали ядра в пятнадцать фунтов весом и могли сокрушить любой вражеский фрегат или крепость.

А вокруг грота возвышаются рифы, окаменелые растения, сидят старые бородатые крабы, светятся зелеными искрами моллюски.

Но «Гном» несется все дальше и быстрее. Напрягаются паруса и канаты, срывает пену железный якорь, похрустывают переборки…

Время перешло за полдень. Мираж исчез.

Капа прилегла на скамейке «Гнома», посчитала, когда должен приехать Георгий. Нет, не сегодня. Она решила сделать в доме уборку: помыть полы и окна. Для этого надо много воды. Дедушка тоже ждет Георгия: кончился табак.

Капа услышала крик чаек. Вначале далекий, а потом все ближе и ближе.

Чайки к стрелке прилетали редко, с тех пор как ушла рыба.

Удивленная Капа поглядела в море.

Низко над водой кружились десятки чаек, кричали и суетились.

Капа влезла на рыбацкую вышку. Ладонью прикрыла от солнца глаза. На поверхности моря колыхалось бурое пятно.

«Рыба! Целое поле рыбы».

Капа спустилась с вышки и побежала к дому:

— Дедусь! Дедусь!

Дед Ермак прибивал к форточке нарезанную полосками бумагу от мух.

— Дедусь! Рыба пришла! Много рыбы! У стрелки стоит!

— А не привиделось тебе?

— Да нет же! Вы молотком стучите и не слышите, что на море чайки кормятся.

Дед Ермак прислушался, потом кинул на землю молоток и заспешил вслед за Капой к вышке.

— Сейнер надо, — сказала Капа. — А где его взять?

Дед Ермак взобрался на вышку, поискал по карманам трубку.

— Пустая она, на лавке валяется, — напомнила Капа.

— Ну и бес с ней, — неожиданно равнодушно сказал дед. Он вглядывался в бурое пятно. — Да. Сейнер требуется, — задумчиво покачал дед головой. Вдруг, оживившись, сказал: — Беги в Джурчи, Капитолина. Во всю мочь беги! Ноги у тебя крепкие. И позвони в Керчь.

— А кого спрашивать, дедусь, в Керчи?

— Кого спрашивать?.. Штаб путины еще не работает. Вот что: спрашивай базу Гослова или правление ближайшего колхоза. И все обскажи. Рыбу где-то спугнули, и она к нам в тишину пришла, спряталась. А может, и пастбища отросли, и она кормится. Ну беги, беги же!

Сначала Капа бежала быстро, потом медленнее, потом пошла шагом.

Передохнула и вновь побежала.

Степной жар, хотя и спал после полудня, все равно затруднял дыхание, обжигал лицо. Сухая трава царапала ноги, хотелось пить.

Повстречался бы Георгий или продавец Витя с велосипедом!

Но нигде никого.

Пусто.

Песок да ракушки.

Георгий, очевидно, уехал за бензином в Славуту, а Витя крутит пластинки и ни о чем не догадывается.

Капа добралась до Джурчей, раскраснелась и едва дышала.

Ее окликнули, хотели расспросить о деде Ермаке.

Она ответила:

— Некогда мне. После!

И бежала дальше, на почту.

На почте было прохладно от побрызганных водой полов. Тихо постукивал телеграфный аппарат. Пахло штемпельной краской и теплым сургучом.

Телеграфистка Зоя читала ленту, которую отстукивал аппарат.

— Тетя Зоя! — кинулась к окошку Капа. — Мне надо позвонить в Керчь.

— Погоди, освобожусь.

— Нельзя ждать.

— Дедушка заболел?

— Дедушка здоров. Рыба пришла. Тетя Зоя, скорее, скорее!

Зоя оставила ленту и подошла к коммутатору:

— С кем соединить?

— С базой Гослова.

Зоя надела наушники, включила линию:

— Алло, Керчь! Алло, Керчь! Отвечайте.

Телеграфный аппарат продолжал стучать и выдавать ленту. Она скручивалась на столе белыми шуршащими кольцами.