Николай Егоров - Утреннее море Страница 33

— Гёте? А ты точно знаешь, что он?

— Точно. Он заявил — Иоганн Вольфганг. В разговорах с Эккерманом.

— В разговорах, значит?.. Дельные разговоры. — И ясно стало — читал хитрец ту книгу. — И мы, считаю, поговорили дельно и полезно. И для нас самих: мы воспитываем Олега, он воспитывает нас… С нашей стороны меры могут быть такие. Я подготовлю приказ по лагерю со строгим выговором. Позову Олега Чернова, дам прочитать. И подпишу при нем.

— С его согласия, не так ли? — Царицу удручала капитоновская педагогика. — А на линейке объявить можно?

— Нужно, — серьезно ответил Капитонов. — И в отряде поговорить нужно. Не просто о факте, а на тему. Допустим, как строить себя, на чем выявлять и закалять характер, определять и утверждать жизненные принципы. Конечно, мягче, занимательней, чем я, сформулировать. Можете стих подходящий найти. Однако без сценария и без основного доклада обойтись. Пусть прежде всего сами ребятишки поспорят…

— Приказом и обсуждением ограничимся? — Царице намеченного было мало. — Я бы подумала о возможности его дальнейшего пребывания в плавкоманде. Подведет он…

— Ни-ни, — Капитонов накрыл лысину ладонями. — Если что случится, как раз Олег первый бросится, чтобы помочь, выручить. Верно, Виль Юрьевич?

В тот же день, когда ему разрешили недолгие прогулки, Виль из медпункта перебрался в свой домик под грабами. Соседа по жилью — Антаряна — почти не видел: жизнь в лагере споро, как бы взахлеб, катила своим чередом. Погода установилась и, видно, надолго. Было сухо и жарко. Наверстывая упущенное, отряды, едва закончив одно, брались за другое. Дважды в день ходили на море и по вечерам обязательно танцевали или смотрели кино. Под завязку были загружены все — и дети, и взрослые.

Виль научился по звукам определять картину жизни лагеря. Ему хотелось пройтись — мимо домиков-палат, к ручью, к отрядным местам, посмотреть на все, от чего маленько отвык, но воли себе он не давал. При ходьбе тело побаливало, голова немного кружилась. Да и отощал он, видик у него не самый товарный, чтоб лезть на глаза тем, кого распирает здоровьем и силой. Самое же главное — Пирошка обещала заглядывать, как только выкроится минутка. Минутка могла выкроиться неожиданно, и Виль боялся, что Пирошка придет, а его на месте не окажется. Он или лежал в комнате, читал рассказы Чехова, или сидел, подремывая, в кресле на веранде, или неспешно толокся под грабами у скальной стены, к которой притулился домик.

Никогда он не испытывал такого интереса к природе, ко всему живому, как теперь. Коренной горожанин, он плохо разбирался в растениях и в дикой живности, особенно мелкой — во всяких козявках и букашках. И сейчас увлеченно разглядывал листву деревьев, восхищался изумительно совершенными формами цветов. Из поселка залетали пчелы, опускались на цветы, сосредоточенно обшаривали их. Из стороны в сторону метались бабочки — ловили кого-то невидимого, увертывались от кого-то, столь же невидимого? Сидя на теплом валуне, наблюдал он озабоченную суету муравьев. На стволах деревьев, на земле, средь травы, на выпуклом боку скалы пролегали пути, по которым бегали муравьи, часто едва ли не строем — длинными колоннами. Странно, что эти крошки не казались слабыми и ничтожными даже в сравнении со всем громадным, что было вокруг, — деревьями, скалами, разворотом ущелья, простором неба над ним…

На этот раз Пирошка пришла, когда солнце было, считай, у самой верхней точки дуги, по которой оно огибало свод неба. Тени, прячась от зноя, жались к стволам деревьев и к скальной стене.

— Так и перегреться можно, — сказала Пирошка. — Тебе разрешено гулять в меру, а не загорать. В комнату, немедленно в комнату — отдохни перед обедом.

— Иду-иду, но ты все-таки взгляни на этих работяг и добытчиков, — пригласил Виль.

— Так вот чем ты любуешься?

— Всем, что тут растет, бегает, летает! Как я мог не замечать всего этого раньше?

— Раньше ты был здоров, а сейчас ты еще болен и тело твое помнит, в какой опасности было. Оно хочет окрепнуть, избавиться от боли, набраться силы. Побережем его!

Смеясь, Пирошка помогла Вилю встать, увела его в комнату, уложила в постель, накрыла одеялом:

— После солнцепека здесь прохладно. А тебе необходимо тепло.

Пирошка стала спокойней, уверенней в себе, хотя и побледнела, и похудела. Она отчаянно нервничала, пока у Олега и Лидии-Лидуси все не утряслось…

Ей бы самой отдохнуть, отлежаться! Но она спешила — ушла, пообещав, что придет в тихий час, а потом еще и еще, как только выкроится минутка…

Она приходила, и действительно не больше, чем на минутку-другую. Так — от одной короткой встречи до другой — и день прошел, вечер наступил.

На эстраде показывали фильм, по ущелью раскатывались голоса и выстрелы — шел детектив. Виль одиноко сидел на веранде, а на том камне, который он себе облюбовал, устроились Антарян и Царица. Они были едва видны в вечерней мгле, шептались о чем-то. А потом Царица запела, медленно и мягко пела она. Заключительные строчки каждого куплета повторялись, и Антарян подхватывал повтор, сплетал свой голос с голосом Царицы:

И грустно… словно тает час…Да, грустно, словно тает час…Последний… на веку моем…

Вечер был не просто теплый, но томяще теплый. В недвижном воздухе пахло чем-то терпким, то ли привядшей листвой, то ли привядшей травой, а может, и тем и другим заодно. И душу томило от тепла и медленного и грустного пения.

Антарян, фаворит ее величества, такой благоразумный — редкостно благоразумный и предусмотрительный, — гляди ты, тянется и тянется к Царице, от которой другие прячутся. Что-то видит он в ней, что-то такое, без чего ему не обойтись! Не властен он над собой! Чем все это обернется для него?

Почему здесь, на море, где все так ладно, красиво и молодо, случается и горькое? Почему Антарян покоряется Царице? Почему Лидия-Лидуся не хочет видеть Олега, отличного парня? Почему Лидия-Лидуся соперничает с Пирошкой? Что нашла она в нем, в Виле? Может, все дело в том, что он подвернулся в эту пору — переломную для Лидии-Лидуси? Будь плавруком другой, смотришь, влюбилась бы она в другого? В спорте так нередко бывает: девушки влюбляются в своих тренеров…

Вопросы теснились в голове, и каждый был без своей пары — без ответа…

А Царица и Антарян пели:

Да, грустно… словно тает часПоследний… на веку моем…

Мир полон чистого света. Он исходит и от солнца, и от моря, и от берега. Обилен простор, обилен воздух. Лагерь — на пляже. По горну кидаются дети в воду, по горну выходят из нее. Беззаботный ребячий гомон пронизывается строгими голосами вожатых и воспитателей — в каждом звене, будто кто специально наделял, свои «шустрики» и свои «резинщики»: кто-то норовит хоть на секунду раньше других — до команды — оказаться в море, кто-то норовит хоть на секунду — после команды — задержаться в море.

Горнистом командует подменивший плаврука физрук. Антарян. Ассистирует ему Олег. Братья Кучугуры на ялике курсируют вдоль поплавков. Лидия-Лидуся смотрит, как в младших отрядах учат плавать, показывает, как лучше выполнять начальные приемы.

Вилю впервые позволили выйти на пляж. Он полулежит на топчане, вынесенном из медпункта в косую тень. Развалился на кушетке, как богдыхан, и завидует всем, для кого доступны обыкновенные здесь вещи. Он думает, что совсем скоро окрепнет и сам бросится в море, и оно узнает его, окутает тяжелой и ласковой водой, пронизанной голубыми солнечными лучами. В уши ударил плеск волны, слитый с искристым смехом и криком детворы. До конца лета еще жить и жить, есть время насытиться всем, чем богато лето на море. А уже думается о будущем годе. Теперь Виль твердо знает, что в подходящий, момент предупредит он Ивана Ивановича Капитонова: мол, и на то лето готов приехать сюда плавруком или кем-то еще — найдется же для него работа в лагере?.. В Ростове, в первый же рабочий день, зайдет он в профком и попросит этого мудреца и хитрюгу Баканова: когда начнете подбирать людей для работы в пионерском лагере, поимейте в виду и мою кандидатуру. «Я говорил тебе?» — напомнит Баканов. «Вы были правы, товарищ. Баканов, вы все знали наперед, будьте последовательны и загодя беритесь решать вопрос с заведующим отделом, чтобы тот отпустил меня на все три смены», — скажет Виль. И приедет сюда. А приедут ли Олег и Лидия-Лидуся? Кто знает?.. Пожалуй, приедут братья Кучугуры, Костик и Вадик. Приедет множество детей, знакомых и незнакомых. Вместе с ним приедут Пирошка и Катерина. Будут такое же небо, такое же солнце, такое же море — вечное, доброе, таинственное и неожиданное…

Он смотрит на море, на пляж, на детей и взрослых, и не верится ему, что недавно были холодные и неспокойные дни, что они еще могут повториться. И пусть кажется, что ничто не изменилось, на самом же деле иными стали и дни, и люди.