Лидия Чарская - Том 37. Игорь и Милица (Соколята) Страница 34

- Никак нет, господин капитан.

- И вы твердо помните положение холма?

- Так точно.

- Так поезжайте же скорее и возвращайтесь сюда снова. Мне необходимо знать что мне ответит наш генерал. Подождите, я вам дам записку.

Любавин исчез на минуту в глубине землянки, где скоро засветился огонек… Вскоре он появился снова перед Игорем и протянул тому какую-то бумажку. Игорь тщательно спрятал ее y себя на груди.

- Я посылаю снова вас, потому что не могу послать никого из солдат: каждый штык на счету, каждая рука дорога при данном положении дела… - произнес он не без некоторого волнения в голосе. - На рассвете должен произойти штыковой бой… Возвращайтесь же скорее. Я должен вас видеть здесь до наступления утра. И не вздумайте провожать к горе артиллерию. Я им точно описал путь к ней со слов вашего донесения; они сами найдут дорогу; вы будете нужнее здесь. Ну, Господь с вами. Живо возвращайтесь ко мне, мой мальчик.

Игорю оставалось только повиноваться в то время, как сердце его сжалось в комочек, лишь только он услышал отданный ему новый приказ, новое поручение, благодаря которому отлагалась на неопределенное время его поездка за раненой Милицей.

Сначала он страшно обрадовался, что его командируют к генералу. Юноша помнил прекрасно, что сарай, в котором он оставил раненую девушку, находился всего в какой-нибудь полуверсте от горы. Стало быть он, служа проводником командируемой туда батарее и доведя артиллеристов до холма, найдет возможность завернуть по дороге за дорогой раненой. И вот новое разочарование! Капитан Любавин требовал его обратно сюда. И впервые недоброе чувство шевельнулось на миг в сердце Игоря.

- Почему Любавин даже не спросил про Милицу? Почему не поинтересовался судьбой второго своего юного разведчика? Господи, до чего ожесточает людей война! До чего она делает людей бесчувственными к чужому горю! - пронеслось было в мозгу Игоря, но он тотчас же отогнал от себя эту мысль. Он понял, что голова Павла Павловича кипела теперь заботами о предстоящем бое, работала над всевозможными комбинациями, как лучше и при том жалея людей выбить неприятеля из его позиций. И, разумеется, ему было не до других. Разумеется, он мог в эти минуты забыть даже о существовании второго своего разведчика, успокаивал себя Игорь.

Теперь он снова стрелой несся по пути к деревне, находившейся в нескольких верстах отсюда и занятой штабом отряда. Ночь уже начинала понемногу таять, выводя первый рассвет раннего утра.

- Милица… Мила… Что-то сейчас с тобой? Как-то ты себя чувствуешь, как переносишь свою рану? - проносилось так же быстро, под стать бегу лошади, в голове юноши. - Скорее бы уж, скорее бы сдать поручение, привезти ответ и мчаться, мчаться за ней, - болезненно горело тревожной мыслью y него в мозгу.

Все остальное промелькнуло так быстро, что Игорь не успел и опомниться. Казаки встретили юношу на полпути к селению, занятом штабом корпуса, и проводили его к генералу. Потом спешно поднялась орудийная прислуга и, поставив на моторы и автобусы пушки и пулеметы, быстрым ходом выкатили из деревни. Впрочем, конца сборов Игорь уже не видал. Он спешил обратно к окопам. Как во сне пронеслось перед ним умное, энергичное лицо встретившего его генерала, героя, отличившегося уже во многих боях, его добродушно-простая, ясная улыбка, которой он подарил юношу, окинув взглядом вошедшего в избу Игоря.

- Доброволец разведчик? Такой юный? Сколько же лет? Всего семнадцать? Хвалю. Молодец. И уже кавалером почетного ордена? Горжусь юным героем, служащим y меня под начальством. Спасибо, голубчик!

И он отечески потрепал по плечу Игоря. Потом наклонился к нему и поцеловал его.

В другое время юноша пришел бы в неописуемый восторг от этой похвалы и ласки заслуженного боевого генерала. Теперь он лишь смущенно улыбался в ответ, и лишь только ему вручили записку, вскочил на лошадь и помчался в обратный путь, то и дело пришпоривая измученного «венгерца».

Уже заметно рассветало, когда усталый конь домчал его снова до его роты к русским передовым окопам.

Еще не доезжая до них с полверсты расстояния, Игорь услышал первый выстрел неприятельской батареи. Там, на стороне австрийцев, снова замелькали огни. Следом за первым ударом пушки прогремел второй и третий… Потом еще и еще… Без числа и счета… Теперь уже безостановочно гремела канонада, раздавались те самые удары, что слышала в лесу Милица. Что-то тяжело, с оглушительным гулом плюхнуло на землю позади Игоря и страшный треск разорвавшегося снаряда, рассыпавшегося сотнями осколков, раздался всего в нескольких аршинах позади него. Лошадь рванулась в сторону, встала на дыбы и вдруг неудержимой стрелой, как дикая, понеслась по пути к окопам.

Следом за пушечными выстрелами, за гулом и треском разрывающихся снарядов, засвистела, завыла шрапнель, затрещали пулеметы, зажужжали пули. В прояснившейся дали, в первых проблесках рассвета то и дело теперь вспыхивали огни… Бело-розовые облачка австрийской шрапнели поминутно взлетали к небу над русскими окопами.

Смелее, ярче наметилось утро. А вместе с ним сильнее загремела канонада неприятельских батарей. Снова задрожала земля от непрерывных громыханий пушек. Чаще, нежели накануне, тяжело шлепались снаряды впереди и сзади русских окопов, засыпая их градом осколков. Иные попадали по назначению, всюду сея гибель и смерть, десятками и сотнями выводя людей из строя. Серые, скромные герои умирали геройски под адский гул рвущихся гранат, под треск пулеметов и рев шрапнели. Все чаще и чаще появлялись теперь санитары с носилками и выносили из окопов раненых и убитых. Стоны страдальцев непрерывно заглушались адским гулом пальбы и ружейного треска.

Игорь, бледный, нахмуренный и сурово сосредоточенный, с крепко стиснутыми зубами, перебегал от одной группы солдат к другой, всюду поспевая, всюду оказывая помощь.

- Испить бы малость… - просит вспотевший в непрерывной работе стрелок, утирая левой рукой пот, обильно струившийся с лица, a правой пристраивая винтовку на валу окопа.

Едва дослушав последнее слово, Игорь захватил находившийся тут же чайник и помчался к канаве, наполненной дождевой водой; почерпнув ее, он вернулся в окоп и подал воду солдатику.

- Спаси тя Христос, паренек. Истинно ублаготворил душеньку, - духом осушая чайник, поблагодарил тот.

- Заряди-ка запасную, дите, - просит другой, протягивая ему винтовку.

С тем же сосредоточенным лицом юноша под тучей жужжащих над его головой пуль заряжает ружья. И среди всей этой непрерывной горячки, работы в пекле самого ада, в соседстве смерти, он не перестает думать о Милице ни на один миг.

Разнося питье и патроны, заряжая ружья, помогая перевязывать раны, юноша томился непрерывной мукой страха за участь раненого друга. ехать к ней сейчас нечего было и думать: пули тучами носились над полем; тяжелые снаряды неприятельских гаубиц то и дело ложились здесь и там, вырывая воронками землю, осыпая дождем осколков все пространство, отделяющее два неприятельских отряда один от другого.

Да к тому же не на чем было и ехать теперь.

Венгерец, разнесенный на части шальной шрапнелью, давно уже исчез с лица земли. Пробираться же медленно ползком под этим свинцовым градом взяло бы немало времени. Теперь же каждая минута была дорога. A между тем раненая и беспомощная Милица могла уже давно умереть. - «Я виноват, я виноват. И буду виноват один в ее гибели. Потому что, сам толкнул ее, слабую девушку, на этот тяжелый боевой путь. И нет мне прощения», терзался ежеминутно бедный юноша. Да и не одного Игоря тревожила участь его друга.

Солдаты то и дело, несмотря на горячку боя, осведомлялись о втором «дите». Онуфриев, тот несколько раз заставлял повторит Игоря рассказ обо всем происшедшем с «младшеньким» разведчиком», как он называл иногда Милицу или Митю Агарина, и этими расспросами еще более бередил душу Игоря. Чтобы забыться хот немного, юноша хватал винтовку, проворно заряжал ее и посылал пулю за пулей туда, вдаль, где намечались при свете молодого утра синие мундиры и металлические каски немцев, соединившихся с их верными союзниками.

A бой все разгорался с каждой минутой…

- Эй, братцы, тяжко… - срывается где-то близко, совсем близко по соседству с Игорем, и молоденький, безусый солдатик валится, как подкошенный, выронив из рук ружье.

Игорь бросает винтовку и стремительно кидается к раненому. Быстрыми, ловкими руками открывает он походную сумку стрелка, достает из нее пакет с перевязочными средствами и живо делает перевязку, предварительно взрезав рукав рубахи, прикрывающей окровавленные лохмотья того, что за минуту до этого носило название человеческой руки. Потом бежит разыскивать санитаров, сдает им раненого и снова возвращается на свое место. И снова хватается за ружье… О, сколько времени пройдет, пока не окончится эта неравная борьба наших чудо-богатырей с вдвое сильнейшим врагом и он получит возможность отправиться туда, где его ждет раненая Милица… Бедная детка! Вероятно она думает, что он, Игорь, или сам погиб, или вовсе забыл и думать про нее в пылу, в горячке сражения. Ведь непрерывный гул пальбы наверное разбудил ее. Ах, если бы она могла знать и ведать, в каком аду кромешном он находится сейчас!