Федор Кандыба - Сестры Горские Страница 34

— Чем могу быть полезным? — спросил профессор, открывая гостю дверь.

— Я из редакции центральной газеты. Мне нужна изобретательница Горская, — пояснил журналист.

— Этажом выше! — сердито бросил профессор и захлопнул дверь. Однако тут же открыл ее снова.

— Послушайте, молодой человек! — обратился он к гостю, поднимавшемуся по лестнице. — Я попрошу вас после зайти ко мне. Мне надо будет кое-что вам сообщить, — сказал он таинственно и, когда журналист снова подошел к двери, добавил еще что-то, на что тот утвердительно кивнул головой. — А потом я сам отвезу вас на автомобиле в город. Согласны? — спросил профессор в заключение.

— Обязательно! — ответил журналист, шагая через три ступеньки сразу.

Через несколько секунд высокий молодой человек появился у Горских, где Женя, окруженная своими куклами, все еще возилась над бумагой.

— К вам можно? — спросил журналист, переступая порог. — Я хотел бы видеть изобретательницу Горскую, — сказал он, с любопытством рассматривая маленькую девочку рисовавшую что-то на большом листе бумаги.

— Прошу вас! — солидно ответила Женя, поднимаясь с пола. — Я Горская. Здравствуйте! — протянула она руку посетителю и спросила тоном вежливой хозяйки: — Как поживаете?

Гость с явным недоумением смотрел на гостеприимную Женю и, повидимому, никак не мог сообразить, в чем дело. Как это так? Такая маленькая девочка и вдруг изобретательница? Карлица она, что ли? Это было действительно достойно удивления.

— Ничего, благодарю вас, немного замялся журналист, пожимая руку Жене. — Я по поводу изобретения. Кто у вас здесь делает машину?

— Я делаю машину. Я изобретательница. А больше никого нет дома. Присаживайтесь, пожалуйста, — ответила Женя так же солидно.

— Ты делаешь? Да неужели? — рассмеялся журналист, наконец поняв, в чем дело. — Замечательно!

Тут он увидел на столе то, что его интересовало, — портфель с чертежами Раи.

— А это что? — спросил он и направился к столу. По дороге он нечаянно наступил на рисунок Жени, лежавший на полу. Бумага попала ему под ноги, и он отбросил ее в сторону.

— Не смей трогать моих чертежей! — вскипела Женя, совсем забыв о своем тоне гостеприимной хозяйки.

— Виноват, виноват! — остановился журналист и, осторожно положив бумагу на место, подхватил Женю на руки и подбросил ее вверх.

Двадцать столетий назад в захваченном римлянами греческом городе Сиракузах великий механик и геометр древности Архимед сказал эти слова воину, пришедшему, чтобы его убить. А теперь эту фразу снова произносила маленькая девочка здесь, в поселке Зеленая Речка. История повторялась.

— Ах ты, Архимед мой маленький! — от души хохотал гость, продолжая держать на руках брыкающуюся Женю.

Но Женя ничего не знала о словах знаменитого грека, так же как и о самом его существовании. Имя же его, как ей казалось, звучало явно оскорбительно.

— Сам ты Архимед! — замахнулась она рукой на гостя. — Теперь я знаю, кто ты такой, — ты Архимед! — убежденно повторяла она, увлеченная своей выдумкой.

Потом, сменив гнев на милость, она снова приняла тон гостеприимной хозяйки и пригласила журналиста полюбоваться ее рисунками.

— Смотри, Архимед, — вот колесо, а вот борона! — показывала она свою работу гостю, присевшему на пол рядом с ней.

Новый знакомый понравился Жене. Гость относился к ней с подобающей почтительностью, угощал ее конфетами и оказался, как это тут же выяснилось, очень приятным человеком. Он пожал руки и лапы всем куклам зверям, с которыми его познакомила Женя, и разговаривал с девочкой, как старший приятель.

Женя рассказывала ему о себе, сестрах, матери и о машине Раи, рассказала о Вале и о его деде-профессоре и затем пригласила гостя на балкон, чтобы показать ему джаз-ксилофон сестер Горских, состоявший, как известно, из бутылок и жестянок, подвешенных на веревках для белья.

— Смотри, Архимед, это рояль нашей Шуры, — хвастала Женя. — Это ей Рая сделала. Пока нет настоящего рояля, Шура учится на нем музыке!

Удивительный рояль очень понравился гостю. Журналист сразу подобрал «Чижика-пыжика», а потом совсем разошелся, сбросил пиджак, положил его в сторону вместе с портфелем и начал увлеченно играть вдвоем с Женей, как видно, совсем забыв, зачем пришел.

Женя была счастлива. Ни с кем из посторонних ей не приходилось так приятно проводить время, и никто не шутил так весело и не обращался с ней с такой предупредительностью, как этот Архимед.

Она искренне огорчилась, когда вспотевший Архимед, взглянув на часы, схватился сначала за голову, а потом за пиджак и портфель и убежал, едва успев пожать руку хозяйке на прощанье.

— Так ты приходи еще, Архимед! Не забывай нас! — крикнула она вслед журналисту, сбегавшему вниз по лестнице.

— Хорошо, приду обязательно! — откликнулся гость, нажимая кнопку звонка в квартиру профессора.

— А у нас Архимед был! — радостно сообщила Женя вернувшейся Лене. — Мы с ним на бутылках играли. Он очень славный.

Лена, которая тоже не могла похвастать близким знакомством с гениальным греком, не придала значения словам сестры, решив, что та просто перепутала имя кого-нибудь из знакомых мальчиков.

9. Катастрофа

— А у нас Архимед был! — встретила довольная Женя сестер, вернувшихся с реки. — Мы с ним на бутылках играли.

Шура и Рая не обратили внимания на ее слова, так как были заняты начатым по дороге разговором.

— Ты посмотри сама! Сейчас я тебе покажу. Что же, я даром сидела над ними целых двенадцать дней? Настоящая инженерская работа — честное слово! — хвасталась Рая. — Вот они на столе в моем портфеле — смотри… Ой, что это?

На столе, за которым работала Рая, никаких признаков портфеля не было. Все было так же, как оставила Рая: и тушь, и бумага, и черновики, а портфеля не было.

— Где же мои чертежи? — спросила озадаченная Рая, заглядывая под стол.

— А у нас Архимед был! — никак не могла забыть Женя приятного гостя, обошедшегося с ней так любезно.

— Да отстань ты со своим Архимедом! — обозлилась Рая, которой сейчас было не до древних греков, пусть даже самых гениальных. — Говори, где мои чертежи? — схватила она Женю за плечи. — Куда ты их дела?

— Не знаю. Я их не видела. Архимед добрее тебя, — обиженно ответила Женя.

— Лена, ты не брала моих чертежей? — спросила Рая, волнуясь все больше и больше.

— Даже не видела, — отозвалась Лена с балкона.

— Да где же они? Куда они девались? — упавшим голосом сказала Рая.

Начались лихорадочные поиски портфеля. Сестры лазили под столы, открывали и сдвигали с места шкафы, шарили во всех ящиках, перерыли все, что было в кухне и на балконе, сделали форменный обыск во всей квартире. Портфеля с чертежами нигде не было.

— Говори, кто у нас был? — с отчаянием напустилась Рая на сестру.

— Архимед. Такой высокий. Мы с ним на бутылках играли «Чижика-пыжика». Он к нам еще придет. Он хороший.

Больше от Жени нельзя было ничего добиться. На все вопросы сестер она монотонно отвечала одними и теми же словами: «Архимед, такой высокий», либо твердила: «Не знаю, не видела».

Единственно, что удалось выведать от нее Шуре, — это то, что у гостя был красный галстук и белые туфли и что, кроме него, заходил и спрашивал Раю Эдуард Кондитер, который плюнул на своего четвероногого тёзку, спасавшегося в комнате от жары.

Кто же мог похитить чертежи?

Поросенка Эдуарда сестры легко обнаружили по аппетитному чавканью. Он лежал во дворе и спокойно жевал один из черновиков, покрытый чем-то сладким.

Рая, у которой зародилось страшное подозрение, что поросенок съел портфель с чертежами, бросилась бить Эдуарда. Лена стала на защиту поросенка, и сестры впервые в жизни поссорились.

— Это твой проклятый Эдуард! — кричала охрипшая Рая.

— Нет, это твой проклятый Эдуард! — кричала в ответ Лена. — Он приходил сюда!

Потом сестры помчались домой и опять набросились на несчастную Женю. Однако та, уже окончательно измученная непрерывным допросом, смогла только добавить, что Архимед угощал ее конфетами.

Положение еще больше осложнилось, когда выяснилось, что вместе с чертежами исчезла и готовальня. Теперь уже никто ничего не понимал, и у сестер, тщетно доискивавшихся правды, начали заплетаться языки от усталости.

А чертежей и готовальни попрежнему нигде не было.

Рая и Лена побежали бить Эдуарда Кондитера. Они решили разыскать его во что бы то ни стало и лупить его до тех пор, пока он не скажет всей правды. Однако и из этого ничего не вышло. Оказалось, что его нет дома. Он уехал с отцом в город и должен был вернуться только вечером. Мишка Гольфштрем видел его, когда тот шел от Горских, и сказал, что он возвращался с пустыми руками.