Дмитро Ткач - Шторм и штиль[с иллюстрациями] Страница 38

Однажды во время шторма сорвало со швартовых концов рыбачий парусно-весельный бот. Виктор, тогда еще ученик седьмого класса, увидев, что поблизости никого нет, бросился спасать суденышко. Прыгнул в бот, схватился за весла, но они оказались не под силу его слабым рукам. Тогда он лихорадочно начал ставить паруса. А бот уносило в море все дальше. Когда наконец белую тугую парусину подхватил ветер, трудно уже было определить, где север, где юг, запад или восток. Ветер и волны вертели ботом как хотели. Виктор делал все, чтобы не перевернуться. Так в одиночку боролся паренек с морем всю ночь.

Но и утро не принесло ничего утешительного. На море упал холодный проливной дождь и плотной пеленой окутал все вокруг: видимость сократилась до нескольких метров. Обдирая до крови ладони, Виктор поворачивал суденышко то в одну, то в другую сторону — искал берег. Вместе с холодным дождем по его щекам катились слезы: он хорошо понимал, что помощи ждать неоткуда, ни одно судно сейчас не выйдет в море, а если даже и выйдет, то все равно его не найдут.

Тем временем в рыбачьем поселке разнеслась весть о том, что Виктор исчез вместе с ботом. Дали знать командиру отряда пограничных катеров. Как правило, корабли во время шторма отстаиваются в портах, в надежных тихих бухтах, а небольшие пограничные кораблики неутомимо и бесстрашно бороздят море днем и ночью, в штиль и непогоду, неся свою бессменную вахту. Три таких катера вышли искать мальчика.

Двое суток штормило. Двое суток лил дождь. На третьи сутки распогодилось: небо прояснилось, волны стали мягкими и пологими, горизонт посветлел. Один из пограничных катеров заметил парусник, покачивающийся на волнах.

Трое суток Виктор ничего не ел, лишь пил дождевую воду. Уже совсем обессиленный, он выплескивал ее пригоршнями, чтобы бот не затонул под тяжестью воды. Это было настоящее испытание морем, и он выдержал его… Нет, море не страшило Курганова. Он думал о молодой команде. Поднявшись на ходовой мостик, прямо спросил:

— Как считаете, командир, команда не подведет?

— Моряки молодые, но люди взрослые, товарищ капитан второго ранга… Посмотрим, кто на что способен.

— Делайте прокладку на Севастополь.

В море вышли точно в полночь. И сразу же будто нырнули во тьму. Некоторое время по родному и, казалось, печально мигал маячок, а потом и его проглотила черная, как смола, мгла.

За акваторией порта в железную грудь корабля ударила первая тяжелая волна. Она с такой силой толкнула корабль, что на миг он остановился, будто присел на корму. Машины натужно заревели. Волна не хотела оставаться побежденной, разделенная надвое, она накрыла ходовой мостик и со злобным шипением прокатилась по палубе от бака до кормы. Казалось, этой первой волной море предупреждало корабль: «Не выходи на поединок со мной, не выстоишь. Я проглочу тебя, маленького и дерзкого, осмелившегося противопоставить свою мизерную силу моей, безгранично могучей!..»

А корабль продвигался вперед. Все двери, люки и иллюминаторы были наглухо задраены. Боцман Андрей Соляник, еще не очень доверяя молодым, сам обошел все кубрики, отсеки и боевые посты, довинтил гайки, где было нужно, приказал, чтобы спасательные пояса лежали рядом с каждым матросом, а потом крепко задраился в рулевой рубке. Рулевой не был новичком, но в таком трудном походе все может случиться, и надо каждое мгновение быть готовым прийти ему на помощь.

Только Курганов, Юрий Баглай и два сигнальщика — на правом и левом крыле — стояли на ходовом мостике и смотрели вперед, по ходу судна. Они ничего не видели, но таков уж закон мореплавания — стоять и смотреть, слушать с мостика, как работают машины, получать донесения, отдавать приказы.

Ни минуты отдыха, потому что не отдыхало и море. Волны осатанело набрасывались на корабль, ветер старался сбить его с курса, пытался перевернуть. Соляник то и дело смотрел на кренометр. Стрелка прибора прыгала за восьмибальную черту. Крен приближался к сорока пяти градусам. Положение было критическим.

— Давай я подменю тебя, — сказал Соляник, увидев,

что у рулевого по лбу и щекам бегут ручейки пота.

— Ничего, выдержу…

В это время заговорила переговорная труба: «Боцман, на мостик!»

— Есть, на мостик!

Держась одной рукой за поручни, чтобы не упасть, он начал докладывать Курганову, но тот перебил его:

— Взгляните во-он туда. Что видите?

— Огонек, товарищ капитан второго ранга.

— Корабельный огонек, — сурово поправил Курганов. — Корабль не на ходу. Его бросает на волнах. Командир, узнайте у радиста.

Аркадий Морозов ответил быстро:

— Товарищ лейтенант, я связался с судном. Это «Гидрограф». Он потерял рулевое управление. Один из научных сотрудников тяжело ранен. Просят помощи.

Некоторое время Курганов молчал. Ситуация и в самом деле была необычной. Гражданское судно. Научное.

— Что собираетесь делать, товарищ командир?

— Возьму на буксир, товарищ капитан второго ранга.

— Сможете?

— Надо, во что бы то ни стало. Не оставлять же судно и людей в море.

— Добро.

Баглай сразу же приказал Солянику:

— Приготовить буксирный трос, бросательные концы. Включить прожекторы. Всем, кто будет на палубе, привязаться. Вам — тоже. Выполняйте.

Корабль круто повернул сначала за волной, потом — против волны. Теперь Юрий не опускал глаз с огонька на клотике «Гидрографа», который то появлялся из тьмы, то терялся в ней…

Между тем наступало утро. Уже видны были пенистые горы. Волны наседали друг на друга и разбивались с глухим стоном. «Гидрограф» так внезапно возник перед самым кораблем, словно вынырнул из глубины и повис на гребне исполинской волны. Трудно было сказать, в какую сторону его швырнет в следующий миг.

— Лево на борт! — крикнул Баглай рулевому, и корабль, сделав дугу, прошел мимо «Гидрографа». Юрий успел заметить, что на палубе собралось много людей, а капитал сидел на своем мостике, держась рукой за поручни.

Юрий обошел «Гидрограф» раз, второй. Он старался приблизиться к судну настолько, чтобы можно было говорить в мегафон. Кроме того, он выжидал, когда станет светлее, потому что лучи прожекторов то скрывали волны, то увеличивали их, и они казались большими, чем были на самом деле.

Наконец удалось приблизиться к «Гидрографу», и Юрий приложил к губам мегафон:

— Мы берем вас на буксир! Приготовьтесь взять и закрепить трос! Запустите машины и идите малым ходом!

— Слушаюсь! — ответил капитан.

Андрей Соляник, Юрий Байдачный, Мартын Здоровега и еще двое из боцманской команды стояли на корме, привязанные к пушке так, чтобы можно было свободно двигаться. На них лежала большая ответственность — своевременно подать на «Гидрограф» буксирный конец.

Многое зависело от Юрия. Но действовал он решительно и, может быть, даже отчаянно. Если бы это было обыкновенное учение, он, наверное, не чувствовал бы в себе такой решимости, но сейчас речь шла о спасении судна, терпящего бедствие. Тут следовало собрать в кулак всю свою силу, умение и находчивость.

— Подать бросательный конец!

Первая попытка оказалась неудачной. Брошенная Соляником свинцовая «груша», оплетенная пеньковым шпагатом, летела точно на палубу, но в последнее мгновение огромная волна повела «Гидрографа» влево, и «груша», скользнув по борту, упала в воду.

И вдруг заговорил Курганов:

— Зайдите с левого борта, командир. Меньше будет риска.

Юрий сразу же понял: прикрытый «Гидрографом» от ветра, он сможет подойти ближе, да и волны тут более пологие. Сделал разворот. Снова стал приближаться к судну, осторожно, не снимая руки с машинного телеграфа. Каждое мгновение могла возникнуть необходимость застопорить машины или дать задний ход.

Андрей Соляник в свою очередь решил не ждать, пока его корма поравняется с носом «Гидрографа», и, улучив момент, крикнул:

— Подаю конец!

Брошенная сильной, умелой рукой, «груша» пролетела метров двадцать и упала посредине палубы «Гидрографа». К ней стремглав бросились двое, и две пары рук лихорадочно начали вытаскивать из воды тяжелый стальной трос. Ох, как быстро нужно было управиться!

Корабли должны были вот-вот разминуться. Юрий перевел телеграф на «малый ход», хорошо понимая, что это слишком рискованно, но другого выхода не было. Он стоял на командирском мостике в одном кителе и зюйдвестке, не чувствуя холода, не замечая воды, заливавшей мостик.

Наконец из воды показался толстый стальной буксирный трос. Юрий Баглай напряженно следил за тем, как матросы на «Гидрографе» тянут трос к носовым кнехтам, как они падают под ударами волн, вскакивают и снова тянут, поддерживая друг друга.

И когда матросы, наконец, набросили петлю троса на кнехт и начали закреплять ее намертво, чтобы она не сорвалась, он вдруг засмеялся. Очевидно, это была разрядка после небывалого еще в его жизни нервного напряжения.