Рудо Мориц - Его большой день Страница 39

Мармуля сказал жене:

— Позови соседей! Разберем их по одному, по два. Всех ведь нам самим не накормить.

Вскоре в дом начали приходить жители села. Все в овчинных тулупах, в валенках и бараньих тапках, надвинутых низко на глаза.

Через минуту комната была полна до отказа. Полна не только людей, но и запаха овчины и еще едкого дыма от дешевого трубочного табака. И любопытных глаз.

— К нам пришли партизаны, — сказал Мармуля односельчанам.

Те закивали головами, как будто хотели сказать: «Видим, а дальше что?»

— Надо их накормить!

Опять молчаливые кивки. Пришедшие осторожно осматривались, разглядывал и партизан.

Наконец один из них, молодой парень, сказал:

— Мы знаем, вы против этих… с черепами на шапках.

— Да, — подтвердил Шимак. — Мы боремся против них и вообще против всякой несправедливости.

— Несправедливости? — недоумевающе спросил кто-то. — Какой несправедливости?

— Ну, например, против того, что вы здесь, за спиной у господа бога, тянете лямку, как скот, носите бадьи с навозом на спинах и ничего от этого не имеете и никто о вас не думает.

Слова командира задели за живое. Ведь их жизнь и вправду была лишь жалким прозябанием. И поэтому отозвалось сразу несколько голосов:

— Да, никто о нас не думает, разве что судебные исполнители.

— Вот видите! Никто вам не советовал, как облегчить заботы, никто не помогал. И нам тоже. Вот мы и стали сами думать, как сделать жизнь лучше.

— Значит, вы как когда то разбойники Яношика? — послышался у печки хриплый голос старика Мармули. — Они тоже боролись за бедноту.

— Правильно, дед, — подтвердил учитель. — Но мы уничтожим кривду действительно навсегда.

Одобрительный гул разнесся под низким потолком с закопченными балками.

Горяне оживились. Они стали похлопывать партизан по спинам. И тут кто-то из них заметил ребят.

— Ну и ну, и мальчишки с ними… А стрелять вы умеете?

— А как же, увидели бы — не поверили, — похвастался Габриель.

Крестьяне одобрительно засмеялись.

— И впрямь трудно поверить, что такие мальцы могут быть партизанами. Что от них толку? — махнул рукой один из крестьян.

Йожо было обиделся и хотел сказать ему что-то, но отец опередил его:

— Не говорите, и от них польза немалая.

Крестьяне разобрали бойцов по своим домам. Мармулиха сама попросила, чтобы мальчики остались у нее. Йожо никогда раньше не видел такого морщинистого лица — как сушеное яблоко, пролежавшее до поздней весны. Но старушка была бодрой не по годам. Она сразу же принесла им вареной картошки, теплого молока и хлеба, из которого местами торчала овсяная шелуха.

И ребята наелись до отвала. Мармулиха все время приговаривала:

— Ну ешьте, детки мои, ешьте, бедняжки!

— Спасибо, тетя, мы уже сыты! — смеялся Йожо.

— И вовсе мы не бедняжки, мы партизаны, — защищался Габо, морща лоб под растрепанной челкой.

— Ну как же, как же, конечно, партизаны, — успокаивала их старушка, пряча улыбку в уголках губ.

В ту ночь мальчики, измученные тяжелым походом, спали как убитые. На ночь командир тщательно распределил часовых, и после долгого перехода все, кроме них, спали на перинах или теплых печках. Крестьяне ни за что не позволили своим гостям лечь на полу.

Маленькие оконца домишек светились до позднего вечера. Это крестьяне слушали рассказы партизан.

А пока гости спали, многие хозяйки пекли для них хлеб.

Утром каждый из крестьян вручил своему гостю солидную ношу. Картошку, хлеб, солонину и конченое мясо. Ценный груз нужно было перенести на другую сторону Сухого Верха. Ведь там ждут. Надо торопиться!

Вчерашняя метель прошла, и небо поголубело.

К Шимаку подошли двое молодых крестьян.

— Возьмите и нас с собой.

Шимак задумался, потом подозвал Хорвата, и они вместе отошли в сторону посоветоваться. Затем он пожал обоим добровольцам руки:

— Но оставайтесь здесь, в селе!

Парни растерялись и разочарованно уставились в пол.

— Все равно зимой никаких больших боевых действий не будет. Надо дождаться весны. Тогда придете… А сейчас каждый лишний рот — проблема, харчей-то нет, — объяснил Шимак. По лицу его было видно, что ему это не безразлично.

Крестьяне переминались с ноги на ногу.

— Считайте, что вы с нами, мы вас принимаем, но оставайтесь дома до конца зимы. И будьте наготове! Когда отряду понадобится помощь, мы в первую очередь обратимся к вам.

И он пожал им руки.

— Когда припасы у вас выйдут, — сказал высокий, — мы к вам подскочим, еще принесем.

— Отлично, идет!

И партизаны с мешками на плечах пустились в обратный путь.

Йожо и Габо достались самые легкие мешки, но и их они еле тащили. Сцепив зубы, ребята мужественно шагали наравне со взрослыми. Пусть Шимак не думает, что они будут в тягость.

Йожо отморозил ноги

Зима бесновалась.

Лютые морозы, снежные завалы и пурга не пощадили и лагерь Шимака. Именно здесь они свирепствовали в полную силу.

Снегу намело столько, что даже высокий человек проваливался выше пояса. Морозы тоже не унимались. К счастью, дров поблизости было сколько угодно. На корню и вывороченных. Правда, в землянках не было печей. Очаги чадили, а вытяжные отверстия в потолках не справлялись с потоком густого дыма и не успевали впускать свежий воздух. У жителей землянок распухли веки и покраснели глаза. Некоторые стали кашлять. Поэтому они охотнее стояли на часах: там по крайней мере досыта можно было надышаться свежим воздухом.

Хотя лагерь находился высоко в горах и зимой был отрезан от долин, командование отряда все-таки постановило регулярно нести караульную службу.

— Никогда нельзя знать, не подстерегает ли за ближайшим деревом враг, — утверждал Хорват.

— Будем выставлять часовых, — решительно сказал командир.

Никита поддержал его. Некоторые партизаны вначале сетовали на холод и снег, ворчали, что, мол, гитлеровцы сюда никогда не придут, и тогда Никита рассказал им случай из своего боевого опыта.

— Не верьте этому… Я-то уж знаю этих волков. Нельзя им верить!

Все притихли, потому что Никита обо всем говорил интересно и его любили слушать. Особенно мальчики, те просто ловили каждое его слово. Они очень любили Никиту, и оба старались во всем на него походить.

— Однажды мы стояли в лесу в нескольких десятках километров от Овруча. Наш отряд находился тогда глубоко в тылу врага. Леса густые, старые, почти непроходимые. Они были для нас надежным укрытием. Враг никогда не мог быть уверен, что мы не ударим ему в тыл, не перережем путь. Отряд наш был невелик, но зато очень подвижен. Как жало. Кольнет и скроется. Он стал грозой для захватчиков. И мы этим очень гордились. Фашисты уже перестали перевозить свою технику мимо лесов: все равно она не прибывала к месту назначения, а попадала к нам и в наших руках оборачивалась против них. А мы чувствовали себя очень уверенно. «Да разве эти трусы осмелятся углубиться в наши леса!» — смеялись мы, считая леса действительно непроходимыми для немцев. Так, усыпив свою бдительность, мы жили в лесу спокойно, как на отдыхе. Часовых не выставляли. Но однажды врагу понадобилось перевезти оружие на передовую мимо наших лесов. Другие магистрали мы им уже перерезали, осталась только дорога через Овруч. И тогда, отчаявшись, они двинулись в лес, чтобы разгромить нас и таким образом освободить дорогу вдоль леса.

— И вас нашли? — спросил кто-то.

— Молчи, не перебивай! — прервали его.

— Мы сами себя выдали, — продолжал Никита. — Наши леса богаты диким зверьем. Мы как раз подстрелили оленя и готовили еду. Выдал нас, наверное, запах дыма. В это время они уже были у нас за спиной. Да, нам тогда досталось, пока мы не вырвались из окружения.

— Главное, что пробились, — бросил Матуш.

— Да, слава богу, нам удалось вырваться. Но пятеро партизан погибли. И среди них девушка — Лена.

Никита встал, достал из вещмешка измятую фотографию, посмотрел на нее, а потом показал сидящим вокруг:

— Вот она.

— Она тебе что — родня? Почему ты сохраняешь ее фотографию? — спросил Ганзелик.

— Ну да… Она была моя невеста… С тех пор ее карточка всегда со мной.

Слушая рассказ Никиты, Йожо невольно вспомнил о Верке. Что она делает? Сердится ли еще на них? Долго не мог он отогнать от себя мысли о тоненькой девочке с косичками, как мышиные хвостики. Но Габо об этом не сказал, чтобы тот его не высмеял.

Вокруг лагеря теперь несли вахту часовые. На часах по очереди стояли все.

Хорошо стоять на посту в ясную погоду. Но переминаться с ноги на ногу в пургу не так уж приятно. Кто не проявлял осторожности, мог отморозить ноги или уши.

Эта беда не обошла и Йожо.

Однажды его назначили часовым под утро. Мела пурга. Ветер с диким воем вздымал падающий снег. Он взметал снежные комья, швырял их и сваливал в перины-сугробы. И как раз перед входом в землянку снегу намело по самые уши. Чтобы выйти, пришлось прорыть в сугробе туннель.