Алексей Ельянов - Утро пятого дня Страница 39

— Слушай, Володька, хочешь, я тебя познакомлю с нашими кружковцами? Тебе будет хорошо, как мне, вот увидишь. Мы никогда с тобой не расстанемся.

— Что ты, Лёпа, какой из меня поэт. Ты уж только не зазнавайся, если станешь знаменитым, — грустно улыбнулся друг. — Мы лучше на мотоцикле будем ездить на рыбалку.

— Еще как, — сказал я.

— Посидим у костра, уху сварим, потолкуем, — сказал Володька. — Ты сразу стишок сочинишь.

Я верил и не верил, что это может быть, но так мне хотелось, чтобы это было, что я сказал:

— Давай поедем куда-нибудь за Зеленогорск, подальше.

— Можно и подальше, — согласился Володька. — Мотоцикл я куплю помощнее. Ездить, так уж ездить. В любую сторону и с ветерком.

— Это уж точно, — согласился я. — А вот мы и пришли.

Как всегда, дверь училища громко хлопала. Ее никто не открывал рукой или плечом, в дверь пинали или дергали за ручку что есть силы, а тугая ржавая пружина срабатывала, как всегда, на полную мощь.

Мальчишки орали, толкались, бегали друг за другом. Кто-то ошалело выскочил из училища и с маху налетел на какого-то парня в кепке и в длинном пиджаке. Оба свалились. Ремесленник вскочил на ноги первым, схватился за лоб. Обозленно наскочил на парня в кепке. Тот был маленький, узкоплечий — пиджак не по росту, должно быть, отцовский или старшего брата. В такой одежде когда-то ходил и я. Ремесленник схватил парня за грудь и стал трясти. «Вот нахал, — подумал я. — Сам свалил, а еще лезет». Я вспомнил, как в первые дни моей учебы, как только нам выдали новую форму, ко мне на лестнице, на железной нашей гулкой лестнице, привязался один вот такой из «старичков». Схватил за кожаный ремень, прошипел: «Снимай, ну?». Мы стали возиться. Хорошо, что подоспел Володька, оттолкнул «старика» так, что он покатился по ступеням. С тех пор мы и стали с Володькой друзьями.

— Эй, ты, — крикнул я, — отстань! — Ремесленник даже не оглянулся на мой окрик. Он все еще тряс парня и тащил его к стене. Я подбежал к ним. Дал пинка «старичку». Тот обернулся, бросился на меня. И снова подоспел Володька. Настырный «старичок» отлетел в сторону и брякнулся на землю. Это был какой-то незнакомый мне парень, должно быть, из фрезеровщиков.

— Ты у меня попомнишь, — проворчал он, медленно поднимаясь на ноги. Володька усмехнулся, ничего не ответил.

Парень в кепке все еще испуганно смотрел то на Володьку, то на «старичка».

— Ты к нам, что ли? — спросил Володька, кивнув на дверь училища. Парень переступил с ноги на ногу. Застенчиво улыбнулся.

— Поступать пришел? — спросил я.

— Не знаю еще, — сказал парень. — Хотел посмотреть.

— Чего смотреть, пойдем, — сказал я. — Ты не бойся. Этот тип к тебе больше не привяжется. А привяжется, получит. Пойдем, пойдем. У нас неплохо. Просись на слесаря и к нашему мастаку.

— Как тебя звать? — спросил Володька.

— Сергей.

— Давай, Сергей, топай, — подтолкнул я нерешительного новичка. — Сегодня выпуск, а скоро и прием начнется. Пока посмотришь, что к чему. Пойдем.

Я открыл перед Серегой дверь. Володька оттолкнул кого-то с дороги. Мы прошли мимо раздевалки, где по-прежнему сидела и скучала бабка Корнеевна. Потом мы стали подниматься по лестнице на второй этаж, где были учебные классы, кабинеты начальства, спортивный и актовый залы, библиотека, кладовая новой форменной одежды. Длинные просторные коридоры сходились буквой «П». Лестница стала гулко отзываться на наши шаги.

Серега поднимался неуверенно, как будто не мог решить, оставаться ему здесь или возвращаться домой.

— У нас тут много хорошего, кормят, одевают, — сказал я и начал вспоминать, что же у нас еще есть хорошего. Не рассказывать же новичку о линейках, об уроках, на которых часто чуть ли не половина группы дремала по утрам, или играла в войну, поражая «корабли» противника на листах бумаги из тетрадей по математике, или как мы почти половину нашей первой учебной зимы скоблили напильниками один и тот же кусок металла, выравнивая его четыре стороны по линейке и по угольнику, и вообще чего там особенно рассказывать, все увидит сам, когда окажется в слесарной группе. Три года пролетят незаметно, как они пролетели у всех нас.

В длинных коридорах этажа воспитатели, старосты и мастера уже собирали свои группы. Еще не унимался крик, еще невозможно было ходить по коридорам без опаски: кто-нибудь случайно мог налететь сзади или задеть плечом, сбить, а потом извиниться с притворной вежливостью.

Безопаснее всего было идти вдоль стены, почти касаясь ее прохладной маслянистой поверхности. Мы прошли мимо дверей библиотеки и актового зала. Остановились около кабинета Лазаря Семеновича, нашего замполита. Перед этими дверями не раз мне приходилось стоять и собираться с духом. Все знали, что замполит, в общем, человек неплохой. Наказывал он редко, но вот голос у него был густой, громкий, обличающий. Он гудел и, кажется, разлетался по всему училищу, от его мощи и возвышенного гнева некуда было деться.

— Очковтиратель, ловкач, — услышали мы. Лазарь Семенович кого-то распекал. — Государство обманываешь? Оно тебя поит, кормит, одевает. Учит тебя, лоботряса. За государственный счет в люди выходишь. А что даешь взамен? Да ты знаешь, что бы с тобой сделали по законам военного времени?

— Переждем, — тихо сказал Володька. — Это он так, чтобы дошло.

Мы уже собирались было уйти от дверей подальше, но увидели нашего мастера. Он шел навстречу, шагал быстро, легко, весело и, как всегда, застежка-молния его черной кожаной куртки была расстегнута.

Замполит все еще бушевал в своем кабинете.

— Распекает? — весело спросил мастер.

— А мы тут новенького привели, — сказал я.

— И сразу под шрапнель, — усмехнулся мастер. — Что ж, для боевого крещения самое милое время. Пойдем вместе. — Мастер открыл дверь, вошел первым, потом пропустил нас.

Замполит широко шагал по кабинету, подходил к столу, постукивал кулаками и согнутыми пальцами. Он отчитывал высокого длинноносого парня, по кличке Гусь.

— Здравия желаем, — сказал замполит, увидев нас. Он протянул руку мастеру. — А вы, орлы, постойте пока за дверью, я еще не все сказал этому ухарю.

— Они к вам с пополнением, — сказал мастер.

— С улицы? — строго спросил замполит у Сереги.

— Я живу с мамой, — обиженно ответил Сергей. Мне показалось, что еще немного — и он уйдет из кабинета.

— Мать слушаешься? — спросил замполит уже спокойнее.

— Всякое бывает, — признался Сергей.

— А вот этот тип живет с бабушкой — и море ему по колено, — опять повысил голос замполит, подступая к Гусю. — Дерется, ворует, был привод в милицию. Скрутить тебя в бараний рог, тогда узнаешь, как быть человеком. — Замполит повернулся к нам, он был рассержен по-настоящему. — Вчера опять поймали его на барахолке. И чем бы, вы думаете, он торгует? Заводской микрометр приволок!

— Ощипать бы этого Гуся да на сковородку, — сказал мастер.

— Ощиплем, еще как ощиплем, — пообещал замполит. — Пойдет от нас голенький. Не аттестат, а справку ему, пусть работает, кем хочет. Хватит возиться с этой паршивой овцой. Все училище позорит. — Замполит повернулся к Сергею и больше для него, чем для Гуся, стал объяснять: — Наше училище особое. Мы выпускаем не просто рабочих — классных специалистов и культурных людей. У нас вон какие орлы. — Замполит широким жестом показал на Володьку и на меня. — Вот с кого нужно брать пример!

Ничего себе примерные, подумал я. Сколько уроков мы промотали за три года. Бегали в кино, на каток или просто бродили по городу. А сколько случалось всякой бузы! Да и на барахолке бывали не раз. Не продавали, конечно, инструменты, но потолкаться нам нравилось. Володька жил неподалеку от огромного пустыря около Обводного канала, где гудела и трясла всяким старым тряпьем, и не только старым, самым новейшим, какого не достанешь ни в одном магазине, знаменитая на весь город толкучка.

Мы с другом, бывало, выхаживали между рядами, где продавались старые патефонные пластинки, растрепанные книги, обувь всех видов и размеров, посуда, картины с лебедями, озером и луной на кухонных клеенках, велосипеды, мотоциклы, радиоприемники, гармошки — в общем, все, чем только пожелают обзавестись люди.

Мы ходили не покупать. Мы разглядывали, слушали, развлекались. А однажды продали перекупщику за полцены пару рабочих ботинок и бушлат. Володька сначала разозлился, что мы прогадали, а потом, когда мы ели мороженое, он вдруг сказал мне запальчиво:

— На этой барахолке можно тысячи огребать. Слушай, Лёпа, мы ведь слесари. Давай делать гвозди. Приспособление, гвоздодел, я беру на себя, у меня это получится лучше. А ты будешь доставать проволоку. Ее полно на свалках. Хорошие строительные гвозди знаешь как ценятся — нарасхват!

Чуть ли не весь день мы рассуждали о производстве гвоздей, маленьких и больших, о невероятных выручках. Голова кружилась от надежд и планов. Мечтали, пока не надоело.