Татьяна Стрыгина - Пасхальная книга для детей. Рассказы и стихи русских писателей и поэтов Страница 4

Вербная неделя

Что это сделалось с городом нашим?Право, совсем не узнаешь его!Сдернута с неба завеса туманов,По небу блеск, на земле торжество!С вербами идут толпы за толпамиШум, экипажей ряды, пестрота,Машут знаменами малые дети,Лица сияют, смеются уста!Точно какой победитель вступаетВ город – и всё пробудилось от сна…Да – Победитель! и вот ему птицыСловно уж грянули: «Здравствуй, Весна!»

По утрам ещё морозит, но весь день стоит тепло

По утрам ещё морозит, но весь день стоит теплоСолнце льёт лучи на землю ослепительно светло.И, как весть весны пришедшей,под дыханьем теплоты,Расцвели и запушились вербы белые цветы.Верба, верба – наша пальма —ты на вид совсем проста!Но тобою мы встречаем к нам грядущего Христа.Потому и отдаём мы каждый год, весною, вновьБелой вербе нашу нежность, нашу ласку и любовь.

Вербы

Вербы овеяныВетром нагретым,Нежно взлелеяныУтренним светом.Ветви пасхальные,Нежно-печальные,Смотрят весёлыми,Шепчутся с пчёлами.Кладбище мирноеМлеет цветами,Пение клирноеЛьётся волнами.Светло-печальныеПесни пасхальные,Сердцем взлелеяны,Вечным овеяны.

Красота

Одна есть в мире красота —Любви, печали, отреченьяИ добровольного мученьяЗа нас распятого Христа.

Благовест

Я ждал его с понятным нетерпеньем,Восторг святой в душе своей храня,И сквозь гармонию молитвенного пеньяОн громом неба всколыхнул меня.Издревле благовест над Русскою землёюПророка голосом о небе нам вещал;Так солнца луч весеннею пороюК расцвету путь природе освещал.К тебе, о Боже, к Твоему престолу,Где правда, Истина светлее наших слов,Я путь держу по Твоему глаголу,Что слышу я сквозь звон колоколов.

Солнце плыло из-за утренней зари

Солнце плыло из-за утренней зари,Мироносицы ко Гробу тихо шли.…Ароматы держат в трепетных руках.Выплывает солнце в медленных лучах……Ангел белый над Гробницей Божьей встал,Мироносицам испуганным сказал:– Не ищите Иисуса: Он воскрес,Он на Небе и опять сойдёт с Небес…

Двенадцать Евангелий

До звона к чтению двенадцати Евангелий я мастерил фонарик из красной бумаги, в котором понесу свечу от страстей Христовых. Этой свечой мы затеплим лампаду и будем поддерживать в ней неугасимый огонь до Вознесения.

– Евангельский огонь, – уверяла мать, – избавляет от скорби и душевной затеми!

Фонарик мой получился до того ладным, что я не стерпел, чтобы не сбегать к Гришке, показать его. Тот зорко осмотрел его и сказал:

– Ничего себе, но у меня лучше!

При этом он показал свой, окованный жестью и с цветными стёклами.

– Такой фонарь, – убеждал Гришка, – в самую злющую ветрюгу не погаснет, а твой не выдержит!

Я закручинился: неужели не донесу до дома святого огонька?

Свои опасения поведал матери. Она успокоила:

– В фонаре-то не хитро донести, а ты попробуй по-нашему, по-деревенскому, – в руках донести. Твоя бабушка, бывало, за две версты, в самую ветрень, да полем, несла четверговый огонь и доносила!

Предвечерье Великого четверга было осыпано золотистой зарёй. Земля холодела, и лужицы затягивались хрустящей заледью. И была такая тишина, что я услышал, как галка, захотевшая напиться из лужи, разбила клювом тонкую заморозь.

– Тихо-то как! – заметил матери.

Она призадумалась и вздохнула:

– В такие дни всегда… Это земля состраждет страданиям Царя Небесного!..

Нельзя было не вздрогнуть, когда по тихой земле прокатился круглозвучный удар соборного колокола. К нему присоединился серебряный, как бы грудной звон Знаменской церкви, ему откликнулась журчащим всплеском Успенская церковь, жалостным стоном Владимирская и густой воркующей волной Воскресенская церковь.

От скользящего звона колоколов город словно плыл по голубым сумеркам, как большой корабль, а сумерки колыхались, как завесы во время ветра, то в одну сторону, то в другую.

Начиналось чтение двенадцати Евангелий. Посередине церкви стояло высокое Распятие. Перед ним аналой. Я встал около креста, и голова Спасителя в терновом венце показалась особенно измученной. По складам читаю славянские письмена у подножия креста: «Той язвен бысть за грехи наша, и мучен бысть за беззакония наша».

Я вспомнил, как Он благословлял детей, как спас женщину от избиения камнями, как плакал в саду Гефсиманском всеми оставленный, – ив глазах моих засумерничало, и так хотелось уйти в монастырь… После ектеньи, в которой трогали слова: «О плавающих, путешествующих, недугующих и страждущих Господу помолимся», – на клиросе запели, как бы одним рыданием:

«Егда славнии ученицы на умовении вечери просвещахуся».

У всех зажглись свечи, и лица людей стали похожими на иконы при лампадном свете, – световидные и милостивые.

Из алтаря, по широким унывным разливам четвергового тропаря вынесли тяжёлое, в чёрном бархате Евангелие и положили на аналой перед Распятием. Всё стало затаённым и слушающим. Сумерки за окнами стали синее и задумнее.

С неутомимой скорбью был положен «начал» чтения первого Евангелия «Славастрастем Твоим, Господи». Евангелие длинное-длинное, но слушаешь его без тяготы, глубоко вдыхая в себя дыхание и скорбь Христовых слов. Свеча в руке становится тёплой и нежной. В её огоньке тоже живое и настороженное.

Во время каждения читались слова, как бы от имени Самого Христа.

«Людие мои, что сотворих вам, или чем вам стужих, слепцы ваша просветих, прокаженныя очистих, мужа суща на одре возставих. Людие мои, что сотворих вам и что ми воздаете? За манну желчь, за воду оцет, за еже любити мя, ко кресту мя пригвоздиша».

В этот вечер, до содрогания близко, видел, как взяли Его воины, как судили, бичевали, распинали и как Он прощался с Матерью.

«Слава долготерпению Твоему, Господи».

После восьмого Евангелия три лучших певца в нашем городе встали в нарядных синих кафтанах перед Распятием и запели «светилен».

«Разбойника благоразумного во единем часе раеви сподобил еси, Господи; и мене Древом крестным просвети и спаси».

С огоньками свечей вышли из церкви в ночь. Навстречу тоже огни – идут из других церквей. Под ногами хрустит лёд, гудит особенный предпасхальный ветер, все церкви трезвонят, с реки доносится ледяной треск, и на чёрном небе, таком просторном и божественно-мощном, много звёзд.

– Может быть, и там… кончили читать двенадцать Евангелий, и все святые несут четверговые свечи в небесные свои горенки?

Василий Никифоров-Волгин

«Христос воскрес!» – всего два слова

«Христос воскрес!» – всего два слова,Но благодати сколько в них!Мы неземным блаженством сноваОзарены в сердцах твоих.Забыты скорби и страданья,Забыты горе и нужда,Умолкли стоны и роптанья,Исчезли зависть и вражда…

Все лица радостью сияют,Сердца свободны от страстей…Так чудодейственно влияютСлова святые на людей!..Христос воскрес!..О миг священный!..О чудо, выше всех чудес,Какие были во вселенной!..Христос воскрес!Христос воскрес!

Христос

Он идёт путём жемчужнымПо садам береговым,Люди заняты ненужным,Люди заняты земным.

«Здравствуй, пастырь! Рыбарь, здравствуй!Вас зову я навсегда,Чтоб блюсти иную паствуИ иные невода.

Лучше ль рыбы или овцыЧеловеческой души?Вы, небесные торговцы,Не считайте барыши!

Ведь не домик в ГалилееВам награда за труды, —Светлый рай, что розовееСамой розовой звезды.

Солнце близится к притину,Слышно веянье конца,Но отрадно будет СынуВ Доме Нежного Отца».

Не томит, не мучит выбор,Что пленительней чудес?!И идут пастух и рыбарьЗа искателем небес.

Сохнет стаявшая глина

Сохнет стаявшая глина,На сугорьях гниль опёнок.Пляшет ветер по равнинам,Рыжий ласковый ослёнок.

Пахнет вербой и смолою.Синь то дремлет, то вздыхает.У лесного аналояВоробей Псалтирь читает.

Прошлогодний лист в оврагеСредь кустов – как ворох меди.Кто-то в солнечной сермягеНа ослёнке рыжем едет.

Прядь волос нежней кудели,Но лицо его туманно.Никнут сосны, никнут елиИ кричат ему: «Осанна!»

Плащаница