Хейно Вяли - Волчья Лапа Страница 4

— Это цвета Голландии. Один моряк привез его из города, где русский царь Петр Великий учился строить корабли. Я думаю, что ни у одной крепости нет такого ценного флага.

— По крайней мере, такого сопливого! — съязвил Луи.

— Я вечером постирал его и прокипятил! — защищал флаг Волчья Лапа.

Атаман взял кусок материи в свои руки и, убедившись в правдивости слов Волчьей Лапы, сказал:

— Что с того, что в него кто-то сморкался. Но теперь мы освятим его, сделаем флагом и будем защищать ценой собственной жизни.

Красные муравьи прикрепили свой флаг к высокому шесту и водрузили на бастионе, самом высоком выступе вала. Они, не отрываясь, глядели на него, а в душе у каждого нарастало тревожно-торжественное чувство. Флаг высился над кустарником и был далеко виден. Но это не тревожило атамана, а скорее радовало его. Ведь флаг и существует для того, чтобы его видели издалека и чтобы побуждать людей к отважным и славным подвигам.

— Ребята, Красные муравьи! — воскликнул Рогатка, который стоял на самом высоком выступе крепости, откуда поверх кустов можно было видеть родную улицу. — Там, честное слово, господин Маази.

Сколько они себя помнили, господина Маази никто никогда не видел на улице Лаане.

— С ним два маленьких мальчика с большими корзинами, — сообщал дальше Рогатка. — Мне кажется, что… Ребята, на эту шутку следует взглянуть поближе.

Красные муравьи, взяв знамя, гуськом отправились на улицу Лаане.

3

Бороденка господина Маази важно торчала вперед, а сам он держал обоих садовых грабителей за воротники рубашек. Давно уже ему так не везло. Глядя на довольное лицо господина Маази, можно было подумать не о нападении на его сад, а скорее о том, что эти две корзины анютиных глазок он получил в подарок. Тем несчастнее выглядели карапузы. Оголенные руки и ноги были густо обожжены крапивой, исцарапанные лица покрыты потом, веки распухли от слез, они шмыгали носами и тупо продолжали свой путь. Как Иисус Христос нес свой крест на Голгофу, так оба грабителя тащили свои во много раз отяжелевшие корзины, и хотя мальчуганы уже ослабли под ношей, они не осмеливались даже попросить у господина Маази разрешения сменить руку.

Шагах в четырех позади этой троицы маршировали Красные муравьи с флагом. «Это же черт знает что!» — рассуждали они, потому что никогда раньше им не доводилось видеть две наполненных увядшими анютиными глазками корзины, да еще в сопровождении такого необычного эскорта. Ведь никто никогда не слышал, чтобы анютины глазки рубили, как траву, на корм скоту или использовали при засолке огурцов, а если бы это и было возможно, то господин Маази должен был бы держать не мальцов за шиворот, а корзины за ручки.

Поскольку они в данном случае имели дело с господином Маази, по отношению к которому ни один мальчишка не питал никаких иллюзий, то Красные муравьи решили, не вмешиваясь, путем наблюдений выяснить, что случилось.

Как и следовало предполагать, господин Маази свернул во двор доходного дома, принадлежавшего госпоже Сикк. Красные муравьи расположились лагерем у ворот. Ведь Юло и Атс, хотя еще и мальцы, но они с улицы Лаане, и в случае боевых действий против мальчишек с соседних улиц оба снабжали своих боеприпасами — носили из лесу шишки.

Юло и Атс жили в мансардном этаже со стороны двора. Хотя госпожа Сикк строго-настрого запретила чужим мальчишкам входить во двор ее дома, пришлось рискнуть и пренебречь этим запретом. Обе половинки окна наверху были сейчас распахнуты. Красные муравьи, тесно прижавшись друг к другу, уселись у стены, где они могли слышать каждое слово, произносимое наверху.

— Господин Маази, разве же такие маленькие мальчики сумели бы перелезть через такую высокую ограду? — спросила госпожа Кеза, мать малышей.

— Но ведь я поймал их в саду! — послышался сверху пронзительный голос господина Маази. — Эти мальчишки, как проклятые воробьи, которых никакая стена и никакой страх не удержат. И мне нет дела до того, что сказали им сыновья господина констебля! — Муравьи внизу навострили уши. — Сегодня они говорят этим мальчишкам: воруйте у господина Маази анютины глазки и ешьте его клубнику, и они воруют и едят, а завтра они скажут: подожгите дом господина Маази — и они подожгут? И кому какое дело, где сможет тогда преклонить свою голову господин Маази! Розги им нужны, розги!

— Я вижу, господин Маази, вы их уже наказали!?

— Мало, мало, очень мало им этого, очень мало! Из них вырастут воры и разбойники, если их будут мало пороть.

Наверху, в комнате, воцарилось молчание. Муравьи внизу затаили дыхание.

— Что же теперь будет? — спросила наконец госпожа Кеза.

— Разумеется, придется оплатить убытки, — заявил господин Маази. — Я пересчитал все растения, в одной корзине их сто восемь, в другой сто двадцать одно. Госпожа может пересчитать их еще раз. Я подсчитал остальной урон и взял все на учет и записал, чтобы все было, как положено по закону.

Мальчики внизу, конечно, не видели, как господин Маази подал госпоже Кеза следующий счет:

УБЫТКИ ГОСПОДИНА МААЗИ

1. Вырванные анютины глазки

     в одной корзине 108 шт.

     во второй корзине 121 шт.

                    Всего 229 шт. по 6 сент. 13,74 кр.

2. Затоптанные анютины глазки 19 шт. по 6 сент. 1,14

3. Затоптанные флоксы 4 куста по 20 сент. —.80

4. Затоптанные ноготки 6 кустов по 3 сент. —.18

5. Поврежденные кусты малины 3 куста по 35 сент. 1,05

6. Съеденная клубника 2×10 фунтиков по 2 сент. —.40

7. Затоптанная клубника      округленно —.20

                    Итого 17,51 кр.

8. Время, затраченное г. Маази на поимку виновных, оценку убытков и доставку виновных домой    крон

                    Всего крон

— Анютины глазки вы оценили по шесть сентов за штуку, — сказала госпожа Кеза. — Не слишком ли это дорого? Я слыхала, что их продают по четыре сента.

— Это сейчас, госпожа, только сейчас! А мои анютины глазки выращены к празднику поминовения, который уже близок. И тогда господин Маази продает их по шесть, а то и, даст бог, по семь сентов штука. У меня все точно учтено, до единого сента, госпожа.

— А как вы определили, что мальчики съели именно по десять фунтиков клубники?

— У меня все подсчитано: сколько съедает воришка-воробей, сколько воришка-мальчишка… Господин Маази даже знает, сколько стоит его час, но господин Маази не такой уж скряга, как о нем говорят, госпожа и сама может убедиться: господин Маази не вставил в счет потраченное им время, хотя и имел на это полное право.

Господин Маази взял счет из рук госпожи Кеза и вписал в раздел общего итога сумму без учета своего драгоценного времени. — Мои убытки больше, но я удовольствуюсь и этим: семнадцать крон и пятьдесят один сент, госпожа.

Красные муравьи переглянулись. Кто больше, кто меньше — все они знали цену деньгам. На семнадцать с половиной крон троим мальчикам можно было бы купить новые ботинки и еще осталось бы на сладости.

— Этот господин Маази — последний грабитель! — шепнул Раймонд.

— Тсс! — зашипели на него остальные.

Наверху госпоже Кеза удалось снизить счет до пятнадцати крон. Но тут ей пришлось со смущением признаться, что и такой суммы у нее нет.

Для Красных муравьев это не было новостью. Уже год господин Кеза вместе с отцом Раймонда разъезжал в поисках работы. И не слишком часто почта доставляла от них домой письма, в которые бывала иной раз вложена бумажка в пять, иной раз в десять крон.

— Нет, господин Маази не хочет ждать! — раздался сверху визгливый старческий голос. — Господин Маази сам никому не должен и не желает, чтобы кто-нибудь был должен ему!

Внизу не было слышно, как наверху вздохнула госпожа Кеза. Но господин Маази нашел выход: пусть госпожа придет и поработает у него в саду, он платит по пятнадцать сентов в час.

Они долго торговались и спорили, пока не договорились о восемнадцати сентах в час. И господин Маази тут же высчитал на бумаге, что госпоже Кеза надо будет отработать восемьдесят три с половиной часа.

— Госпожа должна прийти уже сегодня, — закончил господин Маази свой визит. — Каждый вечер четыре часа, с семи до одиннадцати, по воскресеньям можно и больше. А маленьким прохвостам госпожа даст розог, много розог. Тогда они поймут и больше не полезут в сад господина Маази воровать.

— Теперь там начнется балет с хором и оркестром! — предсказал Луи. Но наверху все осталось по-мышиному тихо. Пока не послышалось сверху всхлипывание, а заплаканный детский голос сказал:

— Не плачь, мама, не плачь! Они нам велели, мы же не знали, что нельзя!

— Пошли отсюда! — резко сказал Красномураш. Безмолвно побрели Красные муравьи по улице, впереди со знаменем шел Волчья Лапа. По сути дела, все увиденное и услышанное вроде бы и не касалось их. Разве и без того мало было забот на белом свете. Да и дома их хватало. Если господин Кеза время от времени присылает по пять или десять крон, то у Волчьей Лапы отец уже четыре месяца совсем без работы. А мать Рогатки стирает для городских белье, она гораздо старше госпожи Кеза, и с руками у нее совсем худо. Но кто об этом спрашивает?