Николай Егоров - Всадник на вороном коне Страница 4

Пусть теперь дядя Лева в запасе, но он все равно связан со своим полком. Не зря же и жить остался в Староморске, где его часть. Связан с полком, значит, связан с армией. Максим встретит дядиных знакомых, солдат и офицеров. Не в кино, не на улице, когда они гуляют с девушками или строем идут куда-то, а прямо там, в части. Может быть, даже на учениях. Как любой другой мальчишка, Максим восхищался людьми героических профессий. Есть такие профессии, которые на каждом шагу обещают опасности и подвиги. Например, профессия милиционера, солдата, космонавта, пожарника. Какой пацан не согласился бы бороться с преступниками, охранять Родину, лететь к звездам, тушить пожары? Максим готов был заниматься всем этим, но больше всего ему нравилась солдатская служба. Именно солдатская. «Почему не генеральская? Разве плохо быть генералом?» — как-то спросил брат Володя. «Хорошо, — ответил Максим. — Но солдатская — лучше. Генералов в армии мало, а солдат много, значит, они главней!» Поехать к дяде Леве — поехать к солдатам!

Кроме того, он увидит знаменитый город, в котором во время войны была знаменитая битва. Максим представлял, как, получив свободу, — не дома же! — станет бродить по окрестностям Староморска, открывать невиданное, неизвестное. Познакомится с новыми людьми, подружится. На всю жизнь: если дружить, так на всю жизнь.

Скорее бы Староморск, к подполковнику Синеву — к родному дяде Леве!.. Он забыл о том домашнем совещании и наставлениях, которые обрушили на него мама, папа и брат Володя. Там все должно быть не так, как дома!

На вокзале Максима встретил дядя Лева. Максима огорчило, что дядя Лева был не в офицерской форме, а в белой нейлоновой рубашке, в серых широковатых брюках, в желтых ботинках с дырочками. Прямо-таки немолодой курортник, а не командир, не бывший фронтовик. Правда, коротко подстриженные волосы были тщательно и плотно причесаны, будто слежались под военной фуражкой, снятой минуту назад… Огорчайся не огорчайся — дядя в запасе, это известно было Максиму до встречи, так что огорчение скоро прошло. Тем более что дядя Лева сразу повел Максима на привокзальную площадь, где был митинг по случаю прибытия в соединение новобранцев. После митинга Максим и дядя Лева ехали домой в машине с командиром дивизии полковником Велихом.

Встреча с совсем молодыми, еще даже не обмундированными солдатами растревожила полковника и дядю Леву. Они стали вспоминать ту пору, когда сами были молодыми и начинали службу: в армию пришли в одно время и в составе соединения, которым теперь командует полковник Велих, воевали на фронте. Навспоминавшись, снова замолчали. Потом полковник, сидевший рядом с водителем, обернулся к Максиму — шелковистая рубашка с погонами натянулась на могучих плечах, едва не лопается.

— Надолго к нам?

Максим ответил. Он думал, что полковник, как все взрослые, спросит об отметках, станет равнодушно прихваливать и говорить о важности учебы и глубоких знаний. Но полковник Велих, к радости Максима, был не таким, как все.

— На все лето! Здорово! — с завистью сказал полковник. — Мне бы так — все лето не вылезал бы из моря. А то, видишь, служу у моря, а забыл, когда купался в последний раз. Дела!

— А вы — в выходной…

— Если бы настоящие выходные хоть раз в две недели выдавались, — вздохнул полковник. — Да ладно… Надеюсь, ты не собираешься под присмотром тети засиживаться? Она заботливая, так что будь начеку. Такой режим установит… Ты к нам придешь? У нас в части интересно.

— Приду, — заверил Максим, восхищенно глядя на полковника. — Обязательно приду!

Возле дома, прощаясь, полковник повторил приглашение, наверно, для того, чтобы Максим не подумал: приглашает из вежливости.

Будь его воля, Максим немедленно побежал бы в часть. Но полковник не зря говорил о заботливости тети Кати — она буквально взяла Максима в плен. Стоило ему войти в квартиру, как она сжала его в объятиях, зацеловала. Дядя не удержался:

— Это же племянник, а не племянница!

— В таком возрасте ребенок нуждается в ласке! — Тетя Катя так посмотрела на дядю, словно он отпетый грубиян.

Потом тетя послала Максима в ванную мыться, даже пыталась собственноручно намылить и потереть ему спину. Максим отбился. После этого был обед, такой обильный, словно в гости к дяде-тете приехал слон, а не одиннадцатилетний мальчик. Чуть не всю еду тетя пыталась впихнуть в Максима. Он не любил засиживаться за столом, но тут вынужден был сидеть целый час, если не больше; он не любил наедаться до отвала, но под давлением тети набил живот так, что дышать стало почти невозможно. Дядя видел все это и ничего не мог поделать, лишь утешал: «У нас нет детей, и вся любовь Кати, рассчитанная на дюжину ребятишек, обрушилась на тебя. Ты уж потерпи, пока поостынет она…»

Хотелось походить, побегать, чтобы растрястись, однако по тетиному заранее обдуманному расписанию предстоял сон. Максим совсем пал духом, заныл:

— Я не больной, я не устал с дороги и не хочу спать!

— Я же для тебя стараюсь, я же о тебе забочусь, — со слезами в голосе убеждала тетя, и Максим понял: сильно хочется ей поухаживать за ним. И сдался:

— Ладно, я посплю, только, пожалуйста, постелите мне на балконе!

— Но ведь там жестко, там дует!

— Он же не оранжерейный! — поддержал Максима дядя.

Тете все казалось, что Максиму на балконе неудобно: то матрац под ним поправляла, то предлагала вторую подушку принести, то норовила ватным одеялом укрыть.

Дядя лежал на диване в комнате, читал газету, шутил:

— Терпи, казак! От чего солдат гладок? От того, что поел — и на бок!

На соседнем балконе появилась девушка лет семнадцати, в сарафане, с челкой на лбу и «конским хвостом» на затылке.

— Екатерина Павловна! — позвала она.

Тетя Катя высунула голову из окна кухни:

— Тишшше…

— Это и есть ваш племянник? Бай-бай, малыш!

Пока Максим искал остроумный и едкий ответ, девушка скрылась.

В балконных дверях показался дядя Лева.

— Потешаются над тобой, — сказал он, а сам думал о другом — задумчиво глядел куда-то в сторону, словно бы сквозь соседние дома.

Но тут вошла тетя.

— Ты иди, иди отдыхай, а я посижу на порожке, — и дядя снова отправился на диван, укрыл голову газетой.

— Хоть запирай этот балкон, — понизив голос, заговорила тетя. — Выйдет Лева и смотрит, смотрит, туда, где полк. Каждый день бывает там, а тоску унять не может. Я сама уговаривала его уйти из армии, а теперь, бывает, жалею… Ты не вздумай сказать, что он на пенсии. Терпеть этого не может: дескать, не на пенсии, а в запасе… Так вот, жалею теперь. Я и тогда жалела — его жалела, потому и уговаривала: здоровье у него похудшело, не тот уж, что был, трудно служить стало. А он мучится без своей службы. Тридцать лет в армии пробыл, тридцать лет! Только подумать!.. С самой юности. Никем больше не был — только военным… А недавно случай был, — тетя помолчала, всхлипнула. — Ночью тревогу объявили, по лестнице связные забегали. Лева услышал, вмиг оделся — и в часть. Там лишь опомнился. А комдив увидал его, разрешил в строй стать и благодарность объявил. И радость и печаль… Ну, ладно, отдыхай…

— Дяде — отдыхай, мне — отдыхай, — буркнул Максим.

— Я ведь тоже отдохну, — сказала тетя, будто самоотверженно делила беду с Максимом и дядей Левой.

Тяжесть в животе не проходила. Наверно, из-за нее и в голове становилось тяжко, захотелось спать. Максим вертелся на матраце, поднимал и опускал ноги, уверенный, что упражнения помогут ему избавиться от неприятных ощущений. Потом встал на ноги.

День был в разгаре. Правда, балкон в тени, солнце — за домом. Но оно ощущалось в знойной бледноватой синеве неба, в сильной белизне стены дома напротив.

За высокими домами — часть, в которой служил дядя. Жаль, что отсюда ее не усмотришь. Там — солдаты и офицеры. Там они учатся воевать, там живут своей особенной, скрытой от посторонних жизнью, живут, готовые по первому приказу подняться и пойти в бой. Сколько бы пуль ни летело навстречу, сколько бы бомб ни сыпалось с неба, сколько бы вражеских танков ни лязгало гусеницами, грозя раздавить, разнести в клочья, смять, ничто не сломит эту сильную силу — нашу армию, ничто не помешает ей победить. И кто-то в этом бою прославится храбростью и бесстрашием. А сейчас он, может, сидит себе в казарме, пришивает пуговицу или читает книгу и не подозревает, что именно ему предстоит со временем быть Героем.

Хотя Максиму давно было известно (по его понятиям — давно), что в нашей армии кавалерии уже нет, что всадники пересели на танки и самолеты, ему все равно вспоминался всадник на вороном коне. Точно тот всадник в серой папахе и со светлой саблей, бесстрашно ринутся в атаку солдаты. Лица их потемнеют от пыли и усталости, губы запекутся, голоса станут хриплыми, но ничто не уменьшит их смелости и силы — ни тяготы боя, ни страх смерти.