Радий Погодин - Красные лошади (сборник) Страница 40

Несколько минут оба молчали. Полковник наклонился, оперся локтями о колени и так сидел, чуть склонив голову. Наверно, вспоминал своего командира.

Кешка кусал карандаш; он никак не мог собраться с мыслями и выпалил невпопад:

— Вы заикаетесь, да?..

Полковник смутился, засмеялся тихо.

— Да, да… в-видишь, немножко.

А Кешка ерзал от неловкости. «Нужно что-нибудь хорошее сказать, вот бахнул, не подумав».

— А рисовать вы умеете?

Полковник смутился еще больше.

— Когда был мальчишкой… вот вроде тебя, рисовал… Но все больше самолеты да кавалерию. Чапаева…

— И я самолеты рисовать люблю, — встрепенулся Кешка. — Реактивные больше… Во, смотрите…

Полковник подошел к столу и нагнулся над Кешкой.

Когда пришла мама, в комнате было накурено. Ее сын и высокий, широкоплечий военный, склонившись над альбомом, старательно выводили бомбардировщик новейшей конструкции, каких еще и в воздухе не летает, а если и будут летать, то по меньшей мере лет через десять.

— Мама, смотри, какого бомбардировщика мы изобрели! — бросился к ней Кешка.

Мама стояла, теребила косынку и удивленно смотрела на гостя. Сердце у Кешки сжалось. Он осторожно положил свой альбом на оттоманку, сунул три пальца в рот, прикусил их и так стоял.

— Здравствуйте, — глухо сказал полковник. — Извините, что я так, без разрешения…

— Здравствуйте, — ответила мама. — Но как вы нашли?..

— В Ленинграде это не трудно. — Полковник наклонил голову и теперь смотрел на маму чуточку исподлобья. В глазах его и вокруг глаз, в тонких белых морщинках, притаились тревога и ожидание.

— Кешка, ты уже познакомился? — с непривычной поспешностью справилась мама. — Это Иван Николаевич, мой старинный приятель. Еще когда тебя не было… — Мама запнулась, махнула рукой, сказала: «Впрочем, неважно», — принялась расспрашивать гостя. С обеих сторон так и сыпалось: «Что? Как? Где? Когда?..»

А Кешка стоял у оттоманки, глядел на бомбардировщик новейшей конструкции, и на бумагу, в то место, куда предполагалось накидать бомб, падали частые соленые капли.

Через час гость стал прощаться. Он попросил разрешения прийти еще раз. Кешка с волнением ожидал, что ответит мама. Она сказала:

— Конечно, приходите. Я очень рада, что вы не забыли меня.

— Приходите, — напомнил в дверях Кешка. — Обязательно приходите.

Так появился в Кешкиной жизни Иван Николаевич, человек, которому Кешка отвел особое место в числе маминых знакомых. Иван Николаевич пришел и на следующий день. Он принес билеты в театр.

— Вот, Елизавета Петровна, у меня тут два билета, если хотите, возьмите их… Сходите в театр с подругой.

— А вы разве не можете? — спросила мама. В ее глазах Кешка заметил лукавые смешинки.

Иван Николаевич засмеялся:

— Могу, Елизавета Петровна.

Полковник стал приходить к ним часто. Кешка очень радовался его приходу, встречал его шумно, изо всей силы жал большую, с узловатыми венами, руку. Он ждал этого человека. Кешке было приятно выйти на кухню и, свысока поглядывая на девчонку Анечку, рассказать, какой Иван Николаевич храбрый летчик, что он летает на реактивном бомбардировщике со скоростью звука и даже больше, что он командует целым авиационным полком. Рассказывал Кешка и старушке, Анечкиной бабушке. Та делала удивленные глаза, восклицала: «Да что ты говоришь?!» — притягивала Кешку к себе, трепала ему вихры, и Кешка не сопротивлялся.

Однажды Кешка пришел с улицы и застал дома такую картину: мама стояла у окна, а Иван Николаевич, нахмурив лоб, ходил по комнате и курил, часто затягиваясь.

Кешка обомлел: «Поругались, наверно». Он тихонько разделся и молча забился в угол между печкой и оттоманкой.

Иван Николаевич, словно вспомнив что-то, засобирался.

— До свидания, Кешка. До свидания, Елизавета Петровна. Я вас не тороплю, подумайте. Эх, да что там!.. — Махнув рукой, он вышел порывисто, но дверью не хлопнул, аккуратно прикрыл ее, словно боялся, что оторвет маму от каких-то раздумий.

— Поругались? — тихо спросил Кешка. И, заранее боясь, что мама ответит положительно, переспросил: — Не поругались, нет?

— Нет, — задумчиво проговорила мама. — Иван Николаевич предложил мне выйти за него замуж. Он скоро уезжает. На днях уезжает в Германию… в свою часть.

— И ты не согласилась? — Кешка соскочил с оттоманки, бросился к матери. — Неужели не согласилась?..

Мать удивленно посмотрела на него.

— Тебе он нравится?

Кешка кивнул. А ночью он вздыхал, ворочался. Он видел, как идет по улице за руку с Иваном Николаевичем. Все прохожие с уважением поглядывают на них. Гордость волной заливала Кешкино сердце, и он улыбался. Потом тревога стискивала Кешкину грудь. Он поджимал колени к подбородку. Замирал. Слушал… В комнате тихо. Но он знал — мать не спит. Мать тоже думает. И Кешка старался угадать таинственные и непонятные пути, по которым текут мысли взрослых.

Следующий день был переполнен мучениями. Мама ушла чуть свет, так и не сказав Кешке, что она думает. Девчонка Анечка умненько посматривала на Кешку из-под своих длинных ресниц.

Мишка и Сима во дворе отозвали Кешку в сторонку.

— Ты чего такой?

От них Кешка, конечно, ничего не скрыл. Все рассказал и даже поделился своими опасениями.

Сима все на свете видел в хороших тонах. Он сразу же уверил Кешку, что будет полный порядок.

— Кешка, может, он и нас на самолете прокатит, ты поговори.

Мишке тоже казалось, что все кончится хорошо.

— Что ты!.. Такой человек… Полковник!.. Непременно согласится!..

Вечером пришел Иван Николаевич. Лицо у него было спокойное, даже немного суровое. Только по сцепленным за спиной пальцам да по сведенным к переносице бровям было заметно, что он волнуется.

— Кешка, поди-ка погуляй, — предложила Кешке мама.

Кешка посмотрел на нее такими просящими глазами, что она не выдержала и отвернулась. Иван Николаевич опустил голову и еще крепче сцепил за спиной пальцы.

Кешка вышел на лестницу, постоял немного, облокотясь о перила, и уселся на ступеньку. Какое уж тут гуляние! Он сидел долго, прислонив к перилам голову. А когда снова пришел домой, мама накрывала на стол. Иван Николаевич стоял у оттоманки и смотрел на портрет героя. Сердце у Кешки упало.

Иван Николаевич смотрел на портрет тяжело, упорно. Жилка у виска, чуть повыше розового шрама, вздувалась и опадала. Ему, наверно, было очень тяжело. Он глянул на вошедшего Кешку и безнадежно качнул головой — мол, плохи дела, Кешка. Мать заговорила, обращаясь больше к Кешке, чем к Ивану Николаевичу:

— Вот пришел ваш единомышленник. Спит и видит вас.

— Я его тоже вижу. Ну что ж, не повезло нам… — Полковник повернулся к Кешке и, усмехнувшись одними губами, сказал: — Кешка, я второй раз прошу твою маму выйти за меня замуж. Первый раз — когда тебя еще и на свете не было… Второй раз — сейчас.

— Не согласилась, — пробормотал Кешка убито и впервые подумал о маме с неприязнью: «И чего ей надо?.. Почему?» Он знал, что ни мама, ни кто другой не ответят ему. А если он и будет настаивать, то просто наговорят ему всяких непонятных слов. Кешка думал: «Вот Иван Николаевич сейчас возьмет шинель и уйдет». Но полковник остался.

Когда мама разливала чай, рука у нее чуть заметно дрожала. Она пролила заварку на скатерть и отругала Кешку за то, что он не может как следует подставить стакан.

— Когда вы уезжаете? — спросила мама Ивана Николаевича.

— Завтра ночью. В Москву сначала. — Иван Николаевич смотрел в свой стакан, не пил. — Я вам все же пришлю письмо с моим адресом, Елизавета Петровна. Я понимаю, все так быстро. Но, может быть, пройдет время, и вы решитесь…

«Решится! — хотел было крикнуть Кешка. — Я ее уговорю!» Но мама опередила его.

— Хорошо, — сказала она, — я буду ждать ваших писем.

Иван Николаевич ушел, даже не прикоснувшись к чаю. На пороге он крепко пожал Кешкину руку.

— До свидания, Кешка.

На другой день, после школы, Кешка держал совет с приятелями — с Мишкой и Симой. О чем они там договорились, никто так и не узнал. Вечером, часов около пяти, он стоял в вестибюле Северной гостиницы, прятал за спину маленький узелок и робко спрашивал у портье:

— Скажите, где здесь тридцать второй номер?

— Второй этаж, налево… за пальмой, — равнодушно ответил пожилой толстый администратор. — Иди, тридцать второй сейчас дома.

Кешка робко постучал в светлую дверь. Ручка шевельнулась, и со словами «да, да» в коридор вышел Иван Николаевич.

— Кешка!.. Ты что? — Он схватил Кешку за плечи, втащил его в номер. — Что случилось?!

Кешка стоял, уставившись в пол. Он успел заметить две кровати, покрытые мохнатыми одеялами, вишневыми, письменный стол, обеденный и две тумбочки. Около одной кровати на стуле стоял раскрытый чемодан.