Вера Морозова - Мастерская пряток Страница 42

Мария Петровна засмеялась. Посмотрела на печь — и правда, дурацкая. И Бова-королевич с застывшей улыбкой, и принцесса, волосы которой тянулись до самого пола, и смешной волк с раскрытой пастью. И все же печь, трогательную в своей нелепице, разрушить рука не поднималась. К тому же печь была свидетельницей ее счастья. В этом доме родились девочки. Да и стояла она в первой квартире, которую приобрели Голубевы после стольких лет скитаний, тюрем и ссылок.

— Я всегда твержу: в конспирации нет мелочей, любая оплошность, невнимательность дорого обходится. Нужно сто раз проверить себя, пока не убедишься, что конспирация стала второй натурой! — Мария Петровна поправила платок на плечах и миролюбиво закончила: — И не думайте, что я уж очень умная. Временами такие фортели выкидываю, что диво дивное. Революционер должен держать себя в узде и каждый шаг взвешивать. Не только его собственная безопасность находится под угрозой, но и товарищей, которые ему доверились. Меня всегда останавливает это чувство перед безумствами.

— Правильно, тысячу раз правильно!.. — Борис Павлович достал пачку папирос и вопросительно посмотрел на Марию Петровну. — Меня прислали из Петербурга после провала мастерской в одной из окрестностей. С какими людьми посчастливилось встретиться! Отважны и честны… Нас было пятеро — два студента и трое парней с Путиловского завода. Оружейники классные. Работали от зари до зари, жили на положении невидимок. Дышали по ночам у форточек, на улицу не выходили, баню устраивали раз в месяц. Ко всему народ привык — v. без курева сидеть, и носа не высовывать, и света белого не видеть, а обходиться без баньки не могли. Нет жизни русскому человеку без баньки. Нужно отхлестать себя березовым веничком, чтобы косточки разомлели, задохнуться от пара и сразу обдаться ледяной водой. Дух захватывает… В горле ком торчит, и холодом сводит каждый суставчик. Потом побежит по жилам кровь, и загорят огнем то руки, то ноженьки. Хорошо-то как! Словно на свет родился… Вот она, русская банька! Ни о каком соблазне между собой в мастерской не говорили — по уговору. Зачем мечтать, коли достигнуть невозможно. А на баньку запрет не распространялся… Сидим, бывало, в темноте, форточка раскрыта настежь, холодный воздух с жадностью глотаем и о баньке разговоры ведем. Прекрасное было времечко!

Борис Павлович замолчал, и голос осекся. Он и сейчас жил опасностью, риском, святым делом революции. И не мог забыть товарищей, имена которых не назвал по правилам конспирации. Да, да, жил с ними, делил опасности, мечтал о революции. И не было у него мечты выше и товарищей ближе. Мария Петровна его понимала — она и сама верила в святое братство и не имела друзей вернее и роднее, чем те, с которыми объединяла опасность и служение революции.

— Что произошло с мастерской? — Мария Петровна, боясь задавать этот вопрос, спросила с осторожностью. Судьба динамитных мастерских известна. Живыми не сдавались, отстреливались до последнего патрона. За работу в мастерской полагалась каторга. Это в лучшем случае, чаще виселица. — Провалилась?!

— Провалилась… В мастерской что-то взорвалось… Начался пожар, да никто и спасаться не хотел. Лучше погибнуть в бою, чем на виселице… Это мы давно порешили… Тут полиция прикатила, обложила кругом, как медведя в берлоге. Пальбу открыли, а ребята гранаты стали бросать. Стрельба… Взрывы… Дом вспыхнул, словно факел, но и тогда выстрелы продолжали греметь. — Борис Павлович сжался и стал ниже ростом. Лицо побледнело, лихорадочно горели глаза да белели обтянутые сухой кожей скулы. — В газетах писали… Какие люди! Герои! И смерть счастливая — с оружием в руках!

— А как же вы?

— Остался живым, на беду. Мне приказали, как только началась осада, уйти и предупредить товарищей в комитете. — Борис Павлович говорил медленно, слова подбирал с трудом. Его душила боль утраты. — Я просил, настаивал, но мне приказали. Все дело в том, что я хорошо знал местность и имел больше шансов пробраться в город всякими тропками. Вот на меня и понадеялись дружки.

— А потом? — решила уточнить Мария Петровна.

— В Питере отправили на явочную квартиру. Там приняли, обрядили, словно франта. И даже перчатки дали. Хозяин из интеллигентов. Ничего не пожалел, чтобы меня спасти. И пароль дал, который я едва запомнил. Хозяин старался подбодрить и на прощание сказал, что помочь мне может только работа. Вот и приехал в Саратов — дайте работу! Сердце горит, руки чешутся. Я — токарь с Путиловского, и не последний!

— Работа будет. Отдыхать некогда. Оружие на вес золота. К тому же золота партия не имеет. — Мария Петровна придирчиво оглядела Зотова. — Из партийной кассы вы получите семь рублей. Деньги небольшие, но других нет. На толкуне подберите что-нибудь попроще. Штаны, пиджак… Все можно купить у старьевщиков из татар. Нужно не выделяться из мастеровых. Да и рубаху непременно прихватите. Лучше в горошек. Их все больше мастеровые носят. Великолепие сие оставьте на явочной квартире. — И она показала глазами на костюм Зотова. — Такой гардероб пригодится при случае. А случаев в нашем деле превеликое множество.

— Спасибо… Спасибо… — Борис Павлович благодарил, прижав руку к груди. — Без денег, пожалуй, обойдусь… На толкуне загоню и рубаху барскую, и галстук-бабочку… — Мысль о галстуке-бабочке Зотова развеселила, и он впервые за встречу широко улыбнулся.

Улыбнулась и Мария Петровна. Парень-то приходит в себя. И улыбка его красит. Только плана не одобрила:

— Коли будете вещи продавать с себя, то, значит, придется стоять на толкуне голым. Это в условиях большого города не очень удобно! К тому же продавать такие предметы небезопасно. На толкуне шнырят шпики, и можно привлечь их внимание. — И вновь сказала, как отрезала: — Нет и нет! В конспирации нет мелочей. Вас могут задержать для выяснения личности. Чем это кончится? Каторгой в лучшем случае. — Мария Петровна достала из кармана ключ и открыла шкафчик, пахнувший валериановкой. Деньги хранила среди пузырьков с лекарствами. — Запомните адрес явочной квартиры. Улица Овражная, дом вдовы Кошкиной. Позвоните в дверь и скажите пароль: «Ищу комнату с отоплением, коли стол хороший, то буду столоваться». И отзыв запоминайте: «Заходите в воскресенье, когда хозяйка будет свободной».

Борис Павлович повторил пароль. Мария Петровна внимательно слушала, и лицо ее было серьезным.

— Пароль запомните в точности и не перепутайте. Там люди горячие — сразу пулю получите.

ДЕРЕВЯННЫЙ ПЕТУШОК

Осень наступила рано. По Саратову перекатывались холодные ветры. Волга вспухла от дождей. Темно-грязные облака ползли с востока. Облака закрывали солнце и застывали над городом, окутывая купола церквей. По утрам висел туман, густой и белесый. Туман наступал на дома, захватывал палисадники и скверики, плотной пеленой обволакивал улицу за улицей. На бревенчатых домах и заборах, которые так любили в Саратове, иней. Ледяные кристаллики украшали резные наличники, серебряной мишурой покрывали деревья. Особенно были красивые березы. Белые стволы резко выделялись в утренних лучах солнца. Лучи робко пробивались сквозь облака и высвечивали тонкие ветки, убранные серебром. Березы в ледяном панцире сверкали голубизной.

Мостовые покрывались легкой наледью. Опавшие листья шуршали и, вздрагивая от ветерка, перекатывались.

Мостовые гулко передавали стук шагов редких прохожих, поскрипывали дощатые тротуары, которых было немало в центре города.

На березах сиротливо висели скворечники, оставленные птицами. Скворцы улетели в теплые края. Изредка на почерневшие скворечники взгромождалась ворона, неряшливая, с взъерошенными ветром перьями, и протяжно и громко кричала. Ворона не могла просунуть свое большое тело в щель скворечника, лишь махала крыльями да нагоняла тоску криком. На верхних ветвях березы, в мутноватом небе казавшихся паутиной, восседали воробьи. Воробьи нахохлились и казались большими. Они оглушительно чирикали и славили наступивший день.

Мария Петровна подняла повыше голову и усмехнулась. Каждый день был прекрасным, коли заполнен заботами.

И этот день разгуляется. Рано еще осени заливать город дождями да пугать восточными ветрами. С колючим снегом и обжигающим дыханием. Ветер подхватывал с берегов Волги, отлогих и бескрайних, песчаную пыль и забрасывал в лица прохожих. Вот и сегодня у Марии Петровны хрустел песок на зубах, заползал в глаза и уши.

Только ветру с песком недолго гулять по городу. Пройдет непогода. Осени рано вступать в свои права.

Так и в жизни бывает. Не созрели причины, которые должны породить то или иное явление. Нужно ждать…

Ждать Мария Петровна умела. Иначе откуда бы брала силы, чтобы с таким завидным упорством день за днем работать в подполье. Много раз она себя спрашивала, что труднее — с оружием в руках кинуться на полицию, стрелять из пулемета, бросать гранаты, освобождая товарищей из тюрьмы, во весь рост подняться и пойти на врага… Или день за днем таиться, прятаться, скрываться, боясь неосторожным словом, действием, поступком выдать себя. И не только себя, а поставить под удар организацию революционеров, и не в одном городе Саратове. Нужно молчать и наступать на горло собственной песне и не иметь права быть самой собою. И так день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Нет, конечно, последнее труднее и требует огромной выдержки. С выдержкой люди не рождаются, ее вырабатывают и воспитывают, ее приобретают крупицами.