Шукурбек Бейшеналиев - Сын Сарбая Страница 44

Согнувшись, он пошел в сторону землянки, и всадники молча поплелись за ним.

«Почему же они так долго молчат? Почему не утешают бедного папку?» — думал Дардаке.

Пока отец ругался, в душе парнишки росло уважение к нему. Но, услышав, как он крикнул: «Забирайте!», и увидев, что отец забросил символ своей пастушьей власти — палку, Дардаке испугался. Как так? Они столько сил отдали, уберегли, вылечили, откормили этих заморышей, и вдруг… Да ведь сейчас кто угодно возьмет такую отару. Алапай, наверно, выздоровел и будет рад-радешенек получить повеселевших и поздоровевших овец. Но разве мог Дардаке спорить с отцом. Пусть он даже в горячке раздражения произнес слово «забирайте», тут уж ничего не поделаешь. Мужчины ведь зря не болтают.

Всадники нагнали отца, спешились, начали какой-то тихий разговор. Дардаке не слышал слов. Ему представлялось, что они договариваются, как, когда и кому передавать отару. Сердце парнишки тревожно забилось. Хоть и досадно было, что кто-то воспользуется их трудами, зарождалась и радость. Неужели?.. Неужели сегодня или завтра он окажется дома, увидит своих товарищей, встретится с Зейной?!

Дардаке внимательно следил за поведением взрослых. Они всё говорят и говорят. Наверно, один из них будет пасти брошенных отцом овец, а другой поедет в кыштак за новым чабаном… «А что, если я подойду сейчас и скажу?.. — Дух захватило от такой мысли. — Что, если я громко заявлю этим начальникам: „Неужели не видите — мой старый отец просто заболел от тяжелой бессменной работы! Вы слышали когда-нибудь, чтобы он так кричал?! Другой человек мог бы и с ума сойти — полез бы на вас с кулаками, кусаться бы начал от злости. Неужели вы будете так несправедливы, что воспользуетесь вспышкой гнева утомленного человека?“»

Нет, не нашел в себе сил Дардаке, остался на месте. Он презирал себя, но справиться с робостью не мог. И снова вспыхнуло видение: он входит в кыштак, по знакомой дороге приближается к школе… Глаза его застилали слезы: «Дорогая моя школа, дорогие мои уроки, я забыл вас, меня заставила жизнь. Учителя, учительницы! Я не бездельничал. И вы, директор… Поймите, Асламбéк Мукáшевич, я не бездельничал и если не сказал вам, куда отправляюсь, то лишь потому, что боялся. Я боялся, что мне запретят идти работать, а без меня отец не справился бы с отарой!»

Неужели никто не защитит? Неужели ребята не станут просить за него? А Зейна? Она ведь все знает. Но что может сделать Зейна?

Понуро поплелся Дардаке вслед за отцом и приезжими. Он даже не подумал, что оставляет овец одних. В душе что-то сломалось: все зря, все зря. Зря бросили новый, хороший дом и привычный труд скотников, зря оставил он школу, зря мучился здесь — отец одним махом все перечеркнул.

В этот день стадо паслось неподалеку от землянки. С того места, где остановился сейчас в раздумье Дардаке, ему видны были и овцы, пасущиеся на свежем, открытом пастбище, и — в другой стороне — ограда кошары, землянка… Ой, что там происходит? Вот так-так! Отец с матерью держат лошадей приезжих за поводок, а начальники поднимаются в седла… Прощаются с отцом за руку… потом с матерью… Так прощаются только друзья, так провожают только уважаемых гостей. И вот гости, повернув коней, поехали по берегу весеннего потока… Вот они повернулись, помахали на прощание…

Значит, помирились? Дардаке не знал, радоваться ему или огорчаться. Неужели важный заведующий фермой простил отцу оскорбления и крик? Неужели отец, бросив свой пастуший посох, пошел на попятную — изменил своему слову?

Сарбай возвращался к пастбищу крупными шагами, веселый, доброжелательный, — давно его не видел таким Дардаке. Еще издали он крикнул сыну:

— Вот безбожники! Вот проклятущие!!!

Но эти сердитые слова нисколько не вязались с радостным выражением его веселых глаз. Подойдя к сыну, Сарбай схватил его в охапку и закружил. Так только мальчишки делают. Ай-яй, совсем ошалел старик!

— Эй, папка, я ведь не девушка, чтобы со мной в обнимку танцевать. Скажи наконец, что такое? Может, второе солнце открылось на небе? Может, однорукий Садык и этот ветеринар похвалили нас?

Сарбай расхохотался.

Сарбай махнул своей большой рукой и присел на камень. Лицо его сияло.

— Садись и ты, сынок. Не знаю, что случилось, но этот однорукий фронтовик, хоть он и начальник, не обиделся на то, что я кричал на него. Наверно, правду говорят люди, что человек, побывавший на войне, навидавшийся людского горя, сочувствует тому, кто страдает. Ты бы слышал, какими словами он говорил со мной! Прямо признал, что правление колхоза виновато перед нами. Оказывается, ущелье Сарычу, которое ведет сюда, к нам, завалило большим оползнем. Хоть снег и растаял, невозможно пробраться и сейчас. Вот почему они явились с противоположной стороны. В Сарычу, говорят, навалило таких камней, что не только верховой — пеший и то не пройдет… Два месяца не могли к нам пробраться. — Отец вдруг расхохотался, хлопнул ладонями по коленям: — Вот жулики! Они, оказывается, в район давали о нас сводку, не зная, живы ли мы и живы ли наши овцы. Это председатель придумал. А Садык с ним поругался. Но и он не мог найти к нам дороги. Знаешь, Дардаш, кто первым нас обнаружил? Мы и не видели, а у нас позавчера побывал гость. Побывал, посмотрел и уехал. Догадываешься, кто?

Долго Дардаке ломал голову. Не позавчера, а неделю назад пролетал на небольшой высоте рейсовый пассажирский самолет. Большая черная туча заставила летчика сделать крюк. Неужели с самолета их заметили и дали знать?

— Да нет же, нет! — воскликнул Сарбай и ткнул сына кулаком в бок. — Твой новый друг побывал здесь позавчера. Посмотрел издалека, повернулся и уехал. Алапай, Алапай тут был! Нашел к нам дорогу. Никто не знал, как сюда пробраться, Алапай сказал, что найдет путь, и нашел.

— А почему же, — выпучив глаза от удивления, спросил Дардаке, — почему уехал, не спустившись к нам? Так враги поступают, шпионы чужого войска!

— Да, да, он был здесь в разведке, — ответил Сарбай. — Усатый Закир обещал сыну Мамбеткула, что, если тот найдет к нам дорогу, пусть посмотрит, годимся ли мы на что-нибудь. Он ему обещал…

— Понял, понял! — подхватил Дардаке. — Закир хочет вернуть атару Мамбеткуловым! — Все закипело в душе Дардаке от возмущения.

— Да подожди! Много ты понял. Алапай потому и не спустился… Садык рассказал, как, вернувшись из поездки, парень, которому ты сломал ногу, стал говорить: «Эти люди совершили чудо!» Это он про нас сказал. А не спустился, чтобы мы не подумали о нем ничего дурного… Если прежний хозяин приходит, что остается думать тому, кто завладел его имуществом? Алапай так сказал председателю: «Эти люди спасли то, что погубил мой отец. Раньше я не верил, что скотники способны работать с овцами, но, увидев собственными глазами здоровое стадо, как мог я напугать этих старательных людей своим появлением?» — Неожиданно прервав себя и как-то боком посмотрев, Сарбай хитровато прищурился. — Ты веришь рассказу Садыка об Алапае? — спросил он Дардаке.

— Верю ли я? А почему… Ой, папка, неужели ты и правда такого плохого мнения о людях? Ты бы знал — Алапай ни одному человеку не говорил о том, что ногу ему сломал я. Алапай со мной в шашки играл в больнице, встречал, как младшего брата… Да, я верю, верю, что он…

— Ну ладно, ладно. Посмотрим. Пока все идет хорошо. Садык уговаривал меня, мама тоже взяла его сторону… Ох и молодец твоя мама! Раньше я никогда не слыхал, чтобы она решилась заговорить с начальником. Видно, у Сайраш научилась. А может, как и я, от злости обрела дар речи. Она знаешь чего потребовала? Она сказала: пришлите нам муки, толокна, чаю. Она потребовала, чтобы нам привезли сена. Ой-е! Садык сперва уши зажал, а потом понемногу стал принимать наши требования. И тут ветеринар помог. Сказал, что все это правильно, что хоть мы и спасли овец, но они слабы и приплод тоже будет слабый, для приплода нужна юрта… Кончилось тем, что нам обещали завтра достать все необходимое, а кроме того, вол, на котором привезут юрту и припасы, останется у нас.

— А пройдет вол? Где пройдет? — с тревогой стал расспрашивать Дардаке. — Может быть, Алапай приведет вола? Ой, папа, как я буду рад, если он приедет! Как ты думаешь, он уже не хромает?

Оказалось, что однорукий Садык умеет держать свое слово. На третий день он пригнал вола, навьюченного разобранной юртой. За волом следовали две лошади. Маленькие мохнатые лошадки киргизской породы. Такие не боятся подъема, у них не кружится голова, когда приходится пробираться по скользкой тропе над пропастью. Лошади были нагружены прессованным сеном… Дардаке впервые в жизни увидел такое уплотненное, обтянутое проволокой сено. Оказалось, что государство помогло колхозам. На третьей лошади, гнедой, с отметинкой на лбу, ехал сам Садык. К седлу его был приторочен небольшой мешок муки, а с другой стороны — такой же мешок толокна. Дардаке все смотрел, смотрел — нет ли еще всадника. Он с нетерпением ждал Алапая. Но Садык — вот, оказывается, какой он смелый человек — весь этот караван пригнал сюда один.