Сергей Алексеев - Секретная просьба (Повести и рассказы) Страница 46

А мальчику всё интересно. И о чём говорят на Тверской у памятника генералу Скобелеву, и о чём на Страстной у памятника Пушкину, и о чём это шумит народ на Лубянке возле Китайгородской стены. Гоняет Лёшка по городу, а потом нет-нет да и пристанет к какому-нибудь митингу. Стоит слушает.

Шумит, митингует Москва. Произносятся длиннющие речи. Не слезают с трибун ораторы. Одни хвалят, другие ругают Временное правительство. Одним за войну, другие — да пропади она пропадом!

Слушает Лёшка, от слов и речей — голова кругом.

Как-то Лёшка привёз седока в Брюсовский переулок. Приехавший расплатился и исчез в воротах высокого дома. А Лёшка поудобнее устроился на козлах, достал краюху хлеба и стал жевать. И вдруг из-под ворот выкатился мячик. Он угодил под пролётку и остановился у ног Буланчика. И в ту же минуту, весело смеясь и держась за руки, выскочили на улицу мальчик и девочка. Девочка была маленькая, худенькая, в розовом платьице, с огромным бантом-бабочкой на голове.

Мальчик постарше, ростом с Лёшку, только в плечах уже, а телом потолще. На голове у мальчика была бескозырка с лентами и надписью «Верный». Увидев мяч под ногами лошади, дети остановились. Мальчик сделал шаг к Буланчику, но конь повернул в его сторону голову, и тот отступил назад. Тогда Лёшка слез с козел и достал мячик.

— Мерси, — проговорила девочка.

— Что? — не понял Лёшка.

— Спасибо.

Лёшка улыбнулся. Снова полез на козлы и стал доедать краюху. Однако дети не уходили. Девочка пристально смотрела то на Лёшку, то на Буланчика, то снова на Лёшку, наконец спросила:

— Это ваша пролётка?

— Эге.

— Прокатите.

— А деньги у тебя есть?

Денег у девочки не было.

— Задарма нельзя, — объяснил Лёшка.

Дети о чём-то пошептались и убежали. Через несколько минут они вернулись, и мальчик в бескозырке протянул Лёшке рубль.

Лёшка повёз детей по Тверской, потом через Камергерский проезд, выехал на Большую Дмитровку, спустился к Охотному ряду и поехал по Моховой. Девочка не спускала восторженных глаз с Буланчика и всю дорогу приставала с расспросами:

— Это рысак?

— А как его звать?

— А где он живёт?

— А что он ест?

— А где его взяли?

Лёшка объяснял не без удовольствия.

Потом полез мальчик.

— Какой же это рысак? — проговорил он с усмешкой. — У рысака и шея длинная и ноги тонкие.

Лёшка смутился. У Буланчика действительно и шея была не длинной и ноги совсем не тонкими. Спорить он не решился. Но и продолжать разговор с девочкой уже расхотелось. Оставшуюся часть пути ехали молча.

Когда пролётка снова остановилась в Брюсовском переулке, девочка сказала:

— Мерси.

Она ловко спрыгнула на тротуар, взяла мальчика за руку, и дети умчались.

Лёшка уехал. Уже вечером на дне пролётки он обнаружил забытый девочкой мячик.

Дядя Ипат порой покупал газету «Русское слово». Читал он не торопясь, вслух произнося заголовки и разбирая содержание статей и заметок. В этот вечер Зыков опять принёс своё любимое «Русское слово».

— Про заём слыхал? — обратился он к Лёшке.

— Это тот, что в прошлом году?

— Нет, новый, — ответил дядя Ипат. Он сел за стол и развернул газету.

— «Граждане, подписывайтесь на заём свободы», — прочитал Лёшка крупный заголовок, набранный во всю первую полосу. Чуть ниже было напечатано воззвание Временного правительства.

— «К вам, граждане великой свободной России, — стал читать Зыков, — к тем из вас, кому дорого будущее нашей родины, обращаем мы наш горячий призыв… Не жертвы требует от вас родина, а исполнения долга…»

Но Лёшка не стал следить за дядей Ипатом. Он уставился в левый столбик газеты. Там крупными буквами были набраны разные имена. Имена были в чёрных рамках. Они-то и привлекли внимание мальчика. «Тело убитого в бою 5 февраля с. г., - читал Лёшка, — прапорщика Александра Семёновича Суровежина прибыло 5 апреля на Брянский вокзал…»

— Ты куда смотришь? — прервал мальчика дядя Ипат. — Сюда смотри! — На сей раз он ткнул в обращение Государственной думы. Потом прочитал статью под заголовком «Всё для войны, всё для свободы» и принялся изучать условия нового займа.

А Лёшка опять стал смотреть в столбик налево, туда, где были напечатаны фамилии погибших.

— Эна она чего, — неожиданно проговорил дядя Ипат, — сроком на пятьдесят четыре года, пойди доживи ты до этого времени. Ты ещё доживёшь, — сказал он Лёшке. — Заём, стало быть, для тебя в самый раз, — и засмеялся.

О новом займе кричали все. Даже в субботу, когда Лёшка с дядей Ипатом ходил в церковь, батюшка и тот говорил про то же.

— Откликнемся на сей призыв, — выводил батюшка. — И в оные времена, в тяжкие годины нашествия иноплеменников, верующие оказывали великую любовь земле Русской. Вспомним священный клич Козьмы Минина, заложим жён своих и детей для спасения родины.

Батюшка ещё что-то сказал про гнев русского воинства и кончил нараспев, растягивая слова:

— Подпи-шемся на за-ём и в отде-льно-сти-и и в скла-дчи-ну-у. Да благослови-ит госпо-о-дь святы-ые начина-ания. Ами-инь.

Вспомнив слова дяди Ипата, Лёшка решил подписаться. Думает: буду каждый день с выручки недодавать по пять копеек, соберу рубль и подпишусь. Однако на следующий день в районе Таганки мальчик угодил на какой-то рабочий митинг и подивился — рабочие отказывались признавать заём.

— Так, значит, заём свободы, а деньги прямо на войну? — говорил какой-то мастеровой. — Не на свободу, а на войну. За наши копейки и нас же в солдаты. Так, что ли?

Теперь Лёшка заколебался. А ещё через день мальчик был у Страстной площади и слышал совсем другое:

— Нет, не напрасно так назван новый заём. Сказать сегодня «всё для войны» — это значит сказать «всё для свободы»! Граждане, спасём отечество! Подпишемся на новый заём!

«Подпишусь», — решил Лёшка. И стал собирать деньги.

Лёшка не собирался больше на Брюсовский. А тут мячик. Пришлось ехать.

Остановившись у знакомой подворотни, Лёшка стал соображать, как же ему разыскать девочку, но тут вышел на улицу мальчик в бескозырке, посмотрел на Лёшку, проговорил:

— Проваливай. Нечего тут стоять.

Лёшка сделал вид, что не слышит, но мальчик повторил снова:

— Проваливай! Кому говорят!

— А тебе что? Место тобой не куплено, — огрызнулся Лёшка.

— Проваливай!

И Лёшка не выдержал. Он вмиг слетел с козел, сжал кулаки. И мальчик сжал кулаки. Ребята стояли друг против друга, и Лёшка уже примерял, с правой руки или с левой ударить, как вдруг появился дворник. Дворник замахнулся на Лёшку метлой, назвал его ванькой[13] и грозился пообломать бока и ему и лошади.

Лёшка плюнул. Решил: чёрт с ним, с этим мячиком! Снова залез на козлы. Тронул Буланчика. И вдруг Лёшка увидел девочку. Она шла навстречу и махала рукой. Лёшка остановился, отдал ей мячик.

— Спасибо, — проговорила девочка и неожиданно полезла в пролётку. Прокати!

Девочку звали Наташей. Лёшка узнал, что она учится в гимназии во втором классе, что папа у неё чулочный фабрикант, что он член городской думы и что у Наташи нет матери: уехала с капитаном.

— Как — уехала?! — удивился Лёшка.

— Взяла и уехала.

— А как же отец? Чего отпустил?!

— А она не сказала. Потихоньку взяла и уехала.

За воспитанием девочки следила гувернантка мадам Фишер.

— Она наполовину немка, наполовину полька, — объяснила Наташа.

— А кто тебе тот, в бескозырке? — спросил Лёшка.

— Никто. Это Вова. Мы вместе живём на даче. Вова очень хороший, проговорила Наташа.

Лёшка нахмурился.

— У него папа полковник, — продолжала девочка. — Он на войне. Он герой. У него Георгиевский крест. А кто у тебя папа? — спросила Наташа.

— Генерал, — неожиданно выпалил Лёшка.

— Генерал?!

— Да, — проговорил Лёшка. — Генерал Зыков.

Про Первое мая Лёшка слышал впервые. Он стал приставать к дяде Ипату.

— Праздники бывают разные, — принялся объяснять дядя Ипат. — К примеру, рождество или пасха — так эти церковные. А есть гражданские: Новый год. А был ещё день рождения царя и царицы…

— Ну, а Первое мая? — напомнил Лёшка.

— Этот мастеровые придумали.

— А чего они празднуют?

Зыков задумался.

— Ну, как чего? Чего люди празднуют? Вот и они празднуют.

И Лёшка решил посмотреть на праздник своими глазами. Поехал на Красную площадь. Прибыл к десяти часам утра, а там пусто. День был холодный. В ночь шла снежная крупа, а сейчас моросил мелкий дождь. У торговых рядов, ёжась, стояло несколько человек. Среди них маленькая дряхлая старуха с дырявым зонтом. Видимо, тоже пришла посмотреть на рабочий праздник.