Владимир Благов - Сезон несбывшихся желаний Страница 46

Заболело сердце. Иван Николаевич достал из кармана нитроглицерин, но в это время зазвонил телефон. Ключников бросил пузырёк на стол и взял трубку:

– Алло.

– Иван Николаевич, это вы? – услышал он радостный голос Тани. – Вас выписали? Вы уже дома?

– Дома. А ты откуда узнала? – спросил Ключников.

– Секрет, – сказала Таня и тут же поправилась: – Хотя, конечно, от вас у меня секретов нет. Иван Николаевич, я ведь четвёртый день вам названиваю. По нескольку раз в день. Вот сегодня третий раз звоню. Если честно, я по вам соскучилась.

– Тань, если честно, я тоже. Только надо говорить «по вас», а не «по вам».

– Правда? Иван Николаевич, вам надо было бы учителем быть. Вы жутко правильный.

– Это плохо?

– Да нет, хорошо. Если бы ещё все вокруг были такие же… Иван Николаевич, как вы себя чувствуете?

– Сносно. Горю желанием всех вас увидеть.

– Ну только не Каминского. Иван Николаевич, а вы в курсе, что у нас тогда случилось?

– В общих чертах – да. Надеюсь, подробности ты мне расскажешь. А насчёт Каминского… я думаю, он и сам ни за что не придёт.

– Наверно. Я бы на его месте точно не пришла.

– Тань, а остальные? Как они настроены?

– Я думаю, большинству просто стыдно. И большинство скучает по вас, – подчеркнула Таня. – Не меньше меня скучает.

– Так, по-твоему, мы соберём клуб? – с надеждой спросил Ключников.

– Думаю, соберём. Во всяком случае, Иван Николаевич, я вам помогу. Можете на меня рассчитывать.

– Спасибо, Таня.

– Спасибо потом скажете.

– Слушай, Тань, ты можешь сейчас ко мне прийти? – неожиданно спросил Ключников.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, просто так – в гости.

– В гости? Я?

– Придёшь – поговорим обо всём, чайку попьём. По телефону – не то. Хочется живого разговора.

– Ладно, я мигом. А у вас домофон или что?

– Тань, я буду ждать тебя на улице.

– Хорошо, лечу…

Через десять минут Таня уже стояла на пороге семнадцатой квартиры.

– Вот здесь я и живу, – сказал Ключников, пропуская Таню вперёд. – Проходи ко мне в кабинет, не стесняйся. Кофе будешь? Извини, больше угостить нечем. Хотя нет, вру. Есть ещё конфеты.

– Спасибо, я только что поела. Иван Николаевич, а может, вам хлеба надо купить? Или ещё чего-нибудь, а?

– Не надо, это я потом, сам. Проходи, присаживайся, давай просто поговорим.

Таня вошла в небольшую квадратную комнату, служившую хозяину и кабинетом, и спальней, огляделась и подошла к компьютеру.

– Ух ты! – удивилась она, прочитав на экране монитора знакомые фамилии. – Так мы все у вас здесь, на жёстком диске?

– И здесь, и в ноутбуке, – ответил Ключников и подумал: «А ещё вы, кажется, уже в моём сердце!»

– И Витька Пыляев – лидер?!

– Выходит, так, – развёл руками Ключников. Он не знал, как Таня отнесётся к этой новости.

– Ну и правильно, Иван Николаевич. Если кто и заслуживает приза, так это Витька. Я его раньше совсем не знала, а он, оказывается, очень хороший человек. Только вы ему об этом не говорите, а то зазнается.

– Не скажу, – улыбнулся Ключников.

– А Катьку Сокольникову жалко, – вздохнула Таня. – Она с матерью поругалась. А мать принципиальная, как, впрочем, и сама Катька. Если бы не мать, Катька бы точно выиграла: она умная.

– А ты?

– Ой, вы знаете, Иван Николаевич, Катька хотела мне свою идею подкинуть, чтобы я вместо неё в Египет поехала. Но я отказалась.

– Тань, у тебя ещё есть время самой что-нибудь придумать.

– А вы ещё не передумали нас в Египет отправлять?

– А почему я должен был передумать?

– Ну мало ли… Это всё-таки дорого.

– Тань, ты лучше скажи, как у тебя в школе? Как оценки?

– Да как у всех, – махнула рукой Таня. – Успеваю, и ладно. А вы знаете, у нас в школе – в двести пятнадцатом кабинете – появился кружок юного египтолога. Ведёт его сам Ванилин. В кружке человек тридцать – с шестого по десятый класс. И Ванилин им втирает, что пирамида Хеопса построена рабами с помощью примитивного рычага! Представляете? Ой! Мне, наверно, не стоило вам об этом рассказывать…

– Ничего, уже рассказала. Тань, да всё в порядке, успокойся. Я уже забыл и Нилина, и двести пятнадцатый кабинет.

«Нет, не забыл, – взглянув на Ключникова, подумала Таня. – До сих пор переживает».

Иван Николаевич полез в карман за таблетками, но нитроглицерина там не оказалось. «А! Я оставил их в гостиной!» – вспомнил он.

– Вам плохо? – встревожилась Таня.

– Ничего, пройдёт, – успокоил её Ключников. – Как мама?

– Нормально. Она сегодня во вторую смену.

– Ты знаешь, мы с ней подружились, – улыбнулся Ключников. – Она у тебя славная.

– Я знаю, – Таня опустила глаза.

Ключников вздохнул и начал поглаживать левую половину груди. Боль в сердце не унималась.

– Тань, а вообще-то, знаешь, зачем я тебя позвал? – вдруг спросил он.

– Зачем? – быстро отреагировала Таня.

– Ты прислала мне в больницу записку. Я её прочёл и обнаружил в ней два лишних иероглифа. Наверное, ты написала их по ошибке?

Таня уже хотела ответить, что сознательно написала слово «возлюбленный», но тут Ивану Николаевичу стало совсем плохо. Он задыхался.

– Тань, там, в гостиной, на столе, таблетки. Принеси, пожалуйста, – попросил он.

Таня метнулась в соседнюю комнату. На столе действительно лежал пузырёк с таблетками. А рядом стояла фотография. Таня взглянула и обомлела.

Это было всё равно что смотреть на себя в зеркало. Если бы пять минут назад Тане сказали, что в соседней комнате стоит портрет её двойника, она ни за что бы не поверила. Но сейчас убедилась в этом воочию. И ещё она почему-то сразу поняла, что девушки, так похожей на неё, уже нет в живых и что это, конечно же, дочь Ивана Николаевича.

Что Ключников пережил большое горе и что он очень любил свою дочь.

Неожиданно Таня осознала, как ничтожно мала её смешная любовь к взрослому человеку в сравнении с этой огромной и святой любовью отца. Ключников – Очень Хороший Человек, и таким он должен остаться в её душе.

Если он когда-нибудь и полюбит странную веснушчатую поэтессу, то только такой же отцовской любовью. Иначе и быть не может!

Таня опомнилась: «Я же за таблетками пошла!»

Ключников положил таблетку под язык и улыбнулся. Он читал в Таниных глазах испуг и участие, поэтому поспешил успокоить её:

– Уже лучше. Спасибо… Так о чём мы говорили?

– Иван Николаевич, может, скорую вызвать? – предложила Таня.

– Нет, не об этом. А! Я спросил тебя насчёт тех двух иероглифов. А ты мне не ответила: не успела.

– Вы правильно подумали, я ошиблась.

– Ошиблась? – переспросил Ключников.

– Ошиблась. Выписывала всё подряд, вот и… А вообще, знаете, Иван Николаевич… Если бы вы были моим отцом, я бы вас очень любила.

Ключников вздохнул и опустил голову.

– Вам хуже? – испуганно спросила Таня.

– Нет, не волнуйся, всё в порядке, – заверил её Ключников. – Прошло. Да честное слово, прошло!

После минутной паузы он спросил:

– Ты видела фотографию?

– Да, – кивнула Таня. – Это ваша дочь?

– Ксения, – улыбнулся Ключников. – Вы с ней очень похожи, правда?

– Правда.

– Когда мы столкнулись с тобой на школьном крыльце, я чуть с ума не сошёл: так похожа. Потом всю ночь не спал – вспоминал. А потом ты пришла на лекцию, и я воспринял это как подарок судьбы. Ксении нет, но в тебе я вижу её.

Тане вдруг стало не по себе. Захотелось домой.

Ключников понял, что увлёкся воспоминаниями.

– Тань, а хочешь, я угадаю, какой день недели – твой самый нелюбимый?! А?

– Попробуйте.

Иван Николаевич задумался на мгновение и выпалил:

– Четверг!

– А вот и не угадали. Понедельник!

Ключников растерялся:

– Хм… а твоя мама сказала – четверг.

– А вы больше её слушайте, – Таня засобиралась. – Ну я пойду?

– Да. Не смею задерживать.

Уже в прихожей Таня сказала:

– Иван Николаевич, если честно, четверг на самом деле был для меня раньше самым противным днём. А вот с вашей лёгкой руки я его полюбила. Теперь с нетерпением жду каждого четверга.

– Ну ладно, Танюш, тогда до четверга?

– Иван Николаевич, четверг-то уже завтра.

– Завтра – не в счёт. Я до будущего четверга имею в виду. А до него ещё дожить надо. Ну пока.

Ключников проводил Таню, закрыл за ней дверь, вернулся в кабинет и подошёл к окну.

За окном был двор – самый обычный двор. – Но как ярок он был в этот день! Вчера прошёл дождь, а сегодня солнце снова приветливо улыбалось. Кое-где блестели лужи, но асфальт уже почти просох, и дети шумно играли в мяч. Стайка воробьёв устроила совещание в ветвях огненножёлтой берёзы, а голуби жадно клевали хлебные крошки, которые им бросала сердобольная старушка. Чёрный кот дремал на скамейке рядом с пенсионерками, а они пересказывали друг другу новую серию бесконечного сериала под названием Жизнь.

Жизнь была хороша во всех её проявлениях, и поэтому душа пела и радовалась.