Виктор Баныкин - Повести и рассказы Страница 46

Молодой человек в пыльнике, вытирая платком потное, одутловатое лицо, равнодушным голосом сказал:

— А она еще упадет с вашего кресла.

— Да куда ей падать? — успокоил его парикмахер, не спуская с доски близоруких глаз.

Держа в кулаке смятую потную рублевку, Аська басом протянула:

— Упаду, так на пол, куда же я еще денусь!

— Сдавайтесь, сдавайтесь! — опять пропел молодой человек.

Парикмахер обиженно хмыкнул, почесал висок и пошел за простыней. Когда же он с остервенением отхватил у Аськи ножницами сразу три рыжевато-медные пряди, Кузя и Федя, пятясь назад, переступили порог, потом так же осторожно добрались до крыльца. И тут уж мальчишки дали такого стрекача, что их и на рысаке не скоро бы догнали.

Домой возвращались вечером, чумазые, усталые. И хотя на первых порах Кузе и Феде не удалось найти Батыров курган, оба были довольны походом. Ведь на обратном пути ребята заходили в Сухую балку на строительство плотины и там столько всего повидали!

— А бульдозерист Анвер… Вот парень! — сказал Кузя, перед тем как расстаться с Федей до завтра. — Мы к нему еще как-нибудь заглянем в гости, правда?.. И надо ж так ловко старое дерево повалить. Жиг ножом под корень — и валится дуб!

Пока Кузя говорил, он то и дело поправлял трусы, подпоясанные промасленной веревочкой. Федя покосился на Кузю и чуть не рассмеялся.

С этими Кузиными трусами в Сухой балке стряслась беда. И всему виной Кузина поспешность. Но расскажем лучше все по порядку.

Когда мальчишки стояли на бугре и во все глаза смотрели, как работает сильная, лязгающая гусеницами машина, для которой, казалось, никакие преграды не страшны, из ее кабины вдруг высунулась курчавая голова молодого башкира.

— Э-эй, ребята! — замахал рукой бульдозерист. — Сбегайте к той будке… воды принесите пить. Большое спасибо скажу, понимаешь!

Федя и Кузя наперегонки бросились к тесовой будке…

Парень с жадностью выпил целый ковш обжигающей губы ключевой воды.

И вот тут-то осмелевший Кузя спросил:

— Дяденька… а с вами можно в кабине посидеть?

Бульдозерист вытер рукавом комбинезона скуластое, сразу вспотевшее лицо и улыбнулся до ушей, показывая влажные сахарные зубы.

— Яхшы вода!.. Айда, залезайте. Прокачу!

Кузя первым стал карабкаться по стальным ребристым гусеницам. Впопыхах он за что-то зацепился трусами. Боясь, как бы Федя его не обогнал и не занял в кабине место рядом с бульдозеристом, Кузя рванулся вперед, и в тот же миг у трусов лопнула резинка. Хорошо, у запасливого бульдозериста нашлась в объемистом кармане комбинезона шпагатинка, и Кузины трусы были быстро приведены в надлежащий порядок. А не окажись под рукой веревочки, пришлось бы Кузе всю дорогу до Озерного поддерживать трусы руками!

— Правда, Анвер — мировой парень! — еще раз сказал Кузя.

— Анвер? Ага! — кивнул Федя. — А знаешь, Кузька… если бы нам топографическую карту этой местности достать. На ней наверняка и Батыров курган обозначен. Или, может, еще кого-нибудь из тутошних старых жителей поспрашиваем о Батыровом кургане?

Кузя подумал.

— Я вот что скажу: все это обмозговать как следует надо. Карту… где ее раздобудешь? А вот порасспрашивать… Надо так о Батыровом кургане выведывать, чтобы и не подумали, будто мы только об этом кургане и думаем… Тайна есть тайна! Понятно?

— Ага, понятно.

— Ну, то-то. Я нынче вечером все обмозгую, а завтра тебе выложу. И вместе додумывать будем.

— Идет! — весело засмеялся Федя. Ну и башка же у Кузьки! С таким впросак не попадешь. — Да, чуть не забыл, — спохватился Федя. — Ты прицепщика Артемку видел? Видел, как он с лопатой стоял на плотине и песок разравнивал?.. Набедокурил здорово Артем, вот его и турнули из прицепщиков!

— Так ему и надо! — сказал Кузя и сплюнул.

— Ага, пусть теперь нос не задирает! — Федя тоже сплюнул. — Когда мы на бульдозере ехали, я ему язык показал.

Мальчишки попрощались, крепко стиснув друг другу руки, и разошлись.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Федя еще от калитки увидел отца. Он стоял на крыльце, голый до пояса, широко расставив ноги, а Ксения Трифоновна лила ему на согнутую спину — розоватую, мускулистую — воду из кувшина.

Видимо, отец только-только приехал домой. И как всегда — на полчасика, поужинать, чтобы потом снова умчаться на «козлике» в степь — у главного агронома совхоза сейчас была горячая пора.

— Ох, ладно, ох, здорово! — крякал от удовольствия отец. — Лей еще, Ксюша, лей, голуба!

Мачеха ничего не говорила, она лишь негромко смеялась, и смех ее был счастливым и радостным.

Федя, только что собиравшийся рассказать отцу о их с Кузей походе к месту будущего озера, рассказать так, как это обычно бывает у возбужденных чем-то мальчишек: взахлеб, перескакивая с пятого на десятое, ухитряясь в то же время задавать собеседнику десятки вопросов, — вот этот самый Федя вдруг как-то скис, будто не на отца, а на него опрокинули кувшин с ледяной водой.

Остановившись в нерешительности посреди двора, он переминался с ноги на ногу, чувствуя себя здесь как бы лишним.

Отец первым заметил Федю.

— Ба-ба, Федор! — сказал он, растирая могучую спину мохнатым полотенцем. — Это ты где же, как поросенок, выпачкался?

Федя глянул на свои ноги, до колен заляпанные грязью, и сам удивился: и верно, где это он так вымазался?

— Мы с Кузей в Сухую балку ходили, — сказал Федя почему-то робко и виновато.

— А что у тебя на ногах… опорки какие-то? — не строго, но в то же время как-то и не добро продолжал говорить отец, все еще не расставаясь с полотенцем.

Федя снова глянул на свои ноги, и тут только увидел, что на ногах у него новые сандалии, вчера купленные Ксенией Трифоновной. Забежав на минуточку домой, перед тем как отправиться с Кузей в Сухую балку, Федя впопыхах вместо старых, худых чувяк и надел вот эти блестящие, пахнущие кожей красивые сандалии. Правда, пока он, идя за Кузей, шлепал по лужам на дне оврага, разыскивая головастиков, сандалии размокли, почернели и теперь ничем не отличались от старых чувяк.

— Это я… забыл разуться, когда головастиков ловили, — запинаясь, проговорил Федя, сам огорченный случившимся.

Хмурясь, отец хотел сказать что-то еще, но тут заговорила Ксения Трифоновна:

— Иди мойся, Федя, а то ужин простынет. Да и папа торопится. А сандалии… пустяки! Мы их потом приведем в порядок.

Прежде чем войти в сени, отец посмотрел на Федю и сказал:

— Раз не умеет беречь… ему и покупать ничего не надо. Пусть в старье ходит!

Федя вспыхнул. Ах, вон как! Раньше отец так не говорил. Он всегда держал Федину сторону, если мама была слишком строга с сыном, а теперь… И все, все это из-за Ксении Трифоновны! Теперь отец редко когда перебросится с Федей добрым словом. Зато с мачехой никак не наговорится. Только одно и слышишь: «Ксеня, Ксюша, голуба!»

Пока Федя гулял, им вдвоем тут было весело. А вернулся домой сын, у отца и настроение испортилось…

После ужина, грустный, Федя лег спать.

Когда он проснулся наутро, за окном улыбалось солнце, приглашая на улицу, а у кровати стояли начищенные сандалии.

Оглядывая комнату, Федя тоже заулыбался. На какую-то минуту ему показалось, что вокруг все было так, как при маме, но это только на минуту.

Федя еще раз глянул на сандалии, ну совсем-совсем новые, ничуть не похожие на те, в которых он вернулся вчера из Сухой балки, и у него снова стало тоскливо на душе.

«Ничего мне не надо, — обиженно подумал он, — пусть сами… пусть сами носят свои сандалии!»

Он спрыгнул на пол, схватил сандалии и закинул их под кровать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Большой неуклюжий жук-носорог лениво взбирался по ломкому, согнутому стеблю травы, чуть распустив свои глянцевитые бронированные крылья. Федя даже устал на него смотреть.

«Вот я покажу тебе сейчас, как лениться!» — подумал он.

Сложив трубкой губы, Федя легонько дунул на травинку. Стебелек качнулся, и жук, задрав вверх лапы, тяжело шлепнулся на землю.

И тотчас ухо, уже привыкшее к немотной предвечерней тишине, уловило какое-то легкое движение в траве.

Не шевелясь, Федя чуть вытянул вперед шею и неожиданно увидел прямо перед собой, за кустом молочая, пушистого зайчонка. Зайчонок сидел на задних лапках, навострив свои длинные кисточки ушей, готовый в любой миг дать стрекача.

«Глупый, ну чего ты напугался! — спросил Федя зайчонка. — Неужели этого увальня жука?»