Леонид Жариков - Судьба Илюши Барабанова Страница 47

Борис Иннокентьевич, которому так и не дали закончить торжественную речь, стоял, покачиваясь.

— Господа! И все-таки я верю в Россию. Я вижу ее будущее. — Он перенес бокал в левую руку, а правой указал на молодежь, сидевшую в конце стола. — Вот будущая Россия, вот наша смена и наша надежда. За них я поднимаю свой бокал!

Все шумно поднялись с бокалами в руках. Учитель запрокинул голову и стал пить шампанское крупными глотками.

После ужина старики направились в «зимний сад», где росли в кадках пыльные фикусы, а из-под лавки выглядывала корзина с луком.

Гости расселись в старых кожаных креслах и закурили сигары, привезенные Олегом.

В зале веселилась молодежь. Мальчики, надев маски, пугали девочек, потом стали играть в фанты с комическим переодеванием, смехом и беготней.

Элен согласилась спеть. Олег аккомпанировал. Девушка в белом шелковом платье стояла, опершись о крышку рояля, и с наигранной стыдливостью улыбалась, изображая смущение. Потом она запела сильным и чистым голосом:

Слышен звон бубенцов издалека,Это тройки знакомый разбег,А вдали расстилался широко-оБелым саваном искристый снег…

Подагра Ивановна остановилась в дверях и слушала с умилением. Она вспоминала ушедшую юность, а может быть, радовалась тому, что вернулось в дом благоденствие, и снова, как прежде, звучит музыка, и все, слава богу, хорошо.

Элен пела, и в ее голосе звучала грусть:

Что-то сердце забилось пугливо,Пережитого стало мне жаль…Пусть же кони с распущенной гривойС бубенцами умчат меня вдаль…

Олег взял последний аккорд, и певице шумно зааплодировали.

Когда снова начались танцы, Поль и Олег перешли к старикам. Там дым стоял коромыслом и шел ожесточенный спор. Иван Петрович, горячась и подавшись к Борису Иннокентьевичу, говорил:

— Рубль сильнее пушек, сильнее законов, сильнее совести. Не зря в народе говорится: бог на небе, рубль на земле! И если большевики дали свободу вот этой штучке. — Иван Петрович торопливо достал из кармана жилетки николаевский серебряный рубль с двуглавым орлом, ударил монетой по столу и снова подхватил ее на лету, — если дали этому орлу волю, то он подомнет под себя все! Поверьте, господа, не пройдет и трех лет, как все пойдет по-старому. Не будет царя? Шут с ним. Во все века государством правили не цари и не министры, а люди, у которых звякали в кармане вот такие кружочки.

Борис Иннокентьевич яростно замотал головой в знак того, что он не согласен.

— Значит, по-твоему, — сказал он, — надо свернуть боевые знамена, залезть на печку и смотреть, как рубль станет подминать под себя Советское государство? Увольте, я больше верю в штык, чем в рубль.

— В борьбе с большевиками все средства хороши, — сказал старший Раск. — Сегодня настоящие герои России — Махно, Антонов, все, кто не свернул боевых знамен. Вот и Америка предлагает оружие, лишь бы задушить Советы. Мы должны принять эту помощь.

Польщенный поддержкой, Борис Иннокентьевич воскликнул:

— Конечно! Иначе как спасти Россию? — Увидев Олега, входящего под руку с Полем, он обратился к нему: — Вот Олег Иванович, он человек военный и скажет, кто прав.

— Я не просто военный, — сказал Олег, присаживаясь к столу. — Я битый военный…

— За битого двух небитых дают, — заметил Борис Иннокентьевич.

— И, как человек битый, скажу: открытая борьба против большевиков потерпела крах. Если прекрасно обученные армии Колчака были разбиты, если Деникин с его цветом русского офицерства вынужден был сложить оружие, если, наконец, Врангель, поддержанный английскими танками, не смог ничего сделать с Красной Армией, то какая надежда на этих несчастных батек — Антонова, Махно?

— Что же делать?

— Менять тактику борьбы.

— Как именно, позвольте узнать?

— Поддерживать Советскую власть.

— Да вы с ума сошли! — патетически воскликнул Раск. — Идти на поклон к большевикам?

— Зачем на поклон? Помогать им…

Борис Иннокентьевич даже поперхнулся. Отец Серафим хотел перекреститься, но лишь погладил рукой крест на груди. Поль с уважением смотрел на Олега.

— Господа, — с трудом сдерживая волнение, проговорил Борис Иннокентьевич, — может быть, споем «Интернационал» под руководством Олега Ивановича?

— Споем, если нужно будет для пользы дела, — спокойно согласился Олег.

— Отказываюсь понимать.

— Что же тут непонятного? — Олег явно кокетничал, не торопясь открывать свои планы. — Советы перерождаются в обычную буржуазную республику. А если это так, зачем воевать с ними? Наоборот, надо помогать… Нынче не солдаты и не генералы решают судьбы мира. Это делают люди с деньгами и такие, например, как наш дорогой Поль или Борис Иннокентьевич, то есть те, кто воспитывает молодежь.

— Ну слава богу, понял, — издевательски произнес Борис Иннокентьевич. — Делаем ставку на ребятишек. Будем просить детей вернуть нам старую Россию.

— Напрасно иронизируете, — заметил Олег. — Дети — это будущий народ, и от того, под чьими знаменами они пойдут, зависит все.

— Ну хорошо, — не желал сдаваться Борис Иннокентьевич. — Как я стану агитировать ребятишек против Советской власти? Да меня попросту заберут в ЧК.

— России нужен царь! — со злобой сказал Раск. — И тогда все станет на свое место.

Олег не ответил, он закурил новую сигару и прошелся по веранде:

— Цари нынче упали в цене, гривенник дюжина, а на войны незачем тратить колоссальные деньги. Можно ликвидировать революцию без единого выстрела.

— Любопытно. Как вы думаете воевать без выстрелов?

— Стрелять не пулями, а рублями, — подсказал Иван Петрович, гордый тем, что начинал понимать сына. — Пуля, она дура и может пролететь мимо. А рубль всегда попадет в точку, потому что в каждом человеке сидит собственник.

— Я согласен с Олегом Ивановичем, — сказал Поль. — Отвоевать у большевиков молодежь — значит выиграть главное сражение.

— Вот именно, — согласился Олег. Он присел к столу, в задумчивости повертел в руках морскую раковину-пепельницу и сказал: — Вот вы, Борис Иннокентьевич, говорили о штыке, о боевых знаменах и помощи с Запада. Дескать, призовем варягов — Рюрика, Трувора и Синеуса… — Олег не понял, почему при слове «Синеус» Гога и его дружки прыснули от смеха, а Борис Иннокентьевич побагровел. — Мол, земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет… Знаете ли вы, что Западу плевать на Россию, они ищут свою выгоду. И что касается меня лично, то я не хочу России американской или России английской. Пусть она будет русская. И когда вы, Борис Иннокентьевич, подняли давеча бокал за нашу молодежь и назвали ее будущим России, я с удовольствием присоединился к вашему тосту…

Сигарный дым плыл под потолком веранды. Олег откинулся на спинку кресла и молчал.

— А что скажет отец Серафим? — спросил Иван Петрович.

Священник слегка вздрогнул. Его оторвали от горьких раздумий о дочери, с которой пошли нелады.

— Сокровенные слова сказали вы, уважаемый Олег Иванович. Молодежь перестала чтить Евангелие, вера пошатнулась. А если так, то ни мы с вами, ни армия, ни деньги ничего не изменят. Люди стали высокомерны и злоязычны, а это великое горе…

Все, кто сидел за столом, с почтением выслушали священника. Борис Иннокентьевич, которому не терпелось взять верх в споре, снова обратился к Олегу:

— Как же вы хотите помогать Советской власти, Олег Иванович, чем и, позволю себе полюбопытствовать, зачем?

— Мой папа человек практичный, — начал Олег. Ему было приятно, что все с таким вниманием слушают его. — Папа остроумно говорил о стрельбе рублями. Но я думаю, что лучше стрелять идеями. Мы должны воевать с большевиками пропагандой иного образа жизни. Чтобы воспитать человека сильного, надо с малых лет развивать в нем интерес к собственному «я», к удобствам и удовольствиям жизни. В каждом из нас сидит величайшая сила — эгоизм. Без этого человек теряет себя и становится частицей толпы. Большевики говорят — «массы». Мы говорим — «человек». Они твердят — «наше», мы отвечаем — «мое». А «мое» всегда сильнее «нашего». Человек охотнее сражается за «мое», чем за «наше». Оно ему роднее, дороже. Посудите сами — кому интересно заботиться о соседе, а тем более работать на него? Коммунизм? Ерунда, Синяя птица…

Слова Олега проникали в души этих жадных до наживы людей и согревали их. Они знали, что Олег Каретников приехал оттуда, где на страже собственности закон и полиция. Посланец того мира зажигал в них надежду и придавал сил.

— Вы спрашиваете, как воевать за молодежь? — продолжал Олег. — Надо уводить их от политики, вытравлять из их голов и сердец идеи революции. Надо повторять им, что человек живет один раз, и поэтому нельзя отказывать себе в удовольствиях. Жизнь хороша, но коротка, и за ее пределами нет ничего, даже сожаления о ней. Поэтому — живи!.. Короче говоря, мы должны противопоставить большевистским проповедям о служении народу нашу проповедь — забота о собственном благополучии, служение самому себе.