Люси Монтгомери - Аня с острова Принца Эдуарда Страница 49

В этот наудачнейший момент послышался стук дверного молотка. Никто не обратил на этот звук никакого внимания, кроме Фил, которая вскочила и открыла дверь, ожидая увидеть за ней посыльного из магазина со шляпкой, купленной ею в то утро… На пороге стояли миссис Гарднер и ее дочери.

Аня кое-как поднялась на ноги, сбросив с колен двух глубоко возмущенных этим котов, и машинально переложила куриную косточку из правой руки в левую. Присилла, которой, для того чтобы добраться до кухонной двери, пришлось бы пересечь всю комнату, совершенно потеряла голову и торопливо сунула свой шоколадный торт под подушку, лежавшую на диванчике у камина. Стелла начала лихорадочно собирать разбросанные листы своей рукописи. Только тетя Джеймсина и Фил остались невозмутимы, и благодаря им вскоре все уже сидели спокойно, даже Аня. Присилла возвратилась без передника и муки на носу, Стелла привела в приличный вид свой угол, а Фил спасала положение потоком непринужденной светской болтовни.

Миссис Гарднер была женщиной высокой, худой, красивой, элегантно одетой, сердечной, хотя ее сердечность производила впечатление несколько принужденной. Алина Гарднер казалась вторым изданием матери, но лишенным упомянутой сердечности. Она прилагала усилия к тому, чтобы быть любезной, но все, что ей удалось, — это держаться снисходительно и покровительственно. Дороти Гарднер была стройной, веселой, в ней все еще было что-то от девчонки-сорванца. Аня знала, что Дороти — любимая сестра Роя, и прониклась к ней теплым чувством. Она была бы очень похожа на Роя, если б имела мечтательные темные глаза вместо озорных светло-карих. Благодаря ей и Филиппе визит прошел вполне успешно, если не считать чуть заметного ощущения напряженности и двух досадных происшествий. Паленый и Джозеф, предоставленные самим себе, устроили веселую погоню и, бешено мчась по комнате, один за другим вскочили на колени миссис Гарднер и соскочили с них. Миссис Гарднер подняла свой лорнет и проводила взглядом их стремительно движущиеся силуэты так, словно никогда не видела кошек. Аня, подавив несколько нервный смех, как могла извинилась перед ней.

— Вы любите кошек? — спросила миссис Гарднер с чуть заметным оттенком снисходительного удивления.

Несмотря на свои нежные чувства к Паленому, Аня не особенно любила кошек, но тон миссис Гарднер вызвал у нее досаду. Без какой-либо видимой связи она вдруг вспомнила миссис Блайт, которая так любила кошек, что держала их в доме столько, сколько соглашался позволить ей ее муж.

— Премилые животные, не правда ли? — лукаво заметила Аня.

— Я никогда не любила кошек, — равнодушно сказала миссис Гарднер.

— А я их люблю, — вмешалась Дороти. — Они такие славные и себялюбивые. Собаки слишком отзывчивы и бескорыстны. Они вызывают у меня чувство неловкости. Но кошки восхитительно человечны.

— У вас здесь прелестные фарфоровые собаки. Можно мне рассмотреть их поближе? — сказала Алина, направляясь к камину и невольно становясь виновницей другого происшествия. Взяв в руки Магога, она села на подушку, под которой был спрятан шоколадный торт Присиллы. Аня и Присилла обменялись страдальческим взглядом, но ничего не могли поделать. Величественная Алина продолжала сидеть на подушке и беседовать о форфоровых собаках до самого конца визита.

Дороти на минутку задержалась, чтобы порывисто стиснуть Анину руку и шепнуть:

— Я знаю, мы с вами будем друзьями! Рой мне все о вас рассказал. Я единственная в семье, с кем он может поговорить — бедняга! С мамой и Алиной не пооткровенничаешь. Как вы, девушки, должно быть, замечательно проводите здесь время! Вы не позволите мне приходить к вам почаще?

— Приходите так часто, как вам только хочется, — сердечно ответила Аня, радуясь, что хотя бы одна из сестер Роя внушает симпатию. То, что она никогда не полюбит Алину, было слишком очевидно, как и то, что Алина никогда не полюбит ее, хотя расположение миссис Гарднер, возможно, и удастся завоевать. В целом Аня вздохнула с облегчением, когда все это тяжкое испытание осталось позади.

Печальней всех печальных словСлова "надежда не сбылась[74] , —

с трагическим видом процитировала Приссилла, поднимая подушку. — Этот торт теперь представляет собой то, что можно было бы назвать «плоской шуткой». И подушка тоже испорчена. Никто не разубедит меня в том, что пятница — несчастливый день.

— Люди, которые просят передать, что придут в субботу, не должны являться в пятницу, — заметила тетя Джеймсина.

— Я уверена, что это ошибка Роя, — заявила Фил. — Но этот молодой человек совсем потерял голову и не отвечает за свои слова, когда беседует с Аней… Да где же она?

Аня ушла наверх, в свою комнатку. У нее было странное желание расплакаться. Но вместо этого она заставила себя рассмеяться. Паленый и Джозеф были просто ужасны!.. А Дороти такая милая.

Глава 37

Новоиспеченные бакалавры

— Я хотела бы быть мертвой… или, чтобы сейчас был завтрашний вечер, — стонала Фил.

— Если ты проживешь достаточно долго, оба желания исполнятся, — спокойно заверила ее Аня.

— Тебе легко оставаться безмятежной! Философия для тебя — родная стихия. Для меня — нет, и как подумаю об этом ужасном завтрашнем экзамене, совсем падаю духом. Если я провалюсь, что скажет Джо?

— Не провалишься. А как ты справилась сегодня с греческим?

— Не знаю. Может быть, это был хороший письменный ответ, а может быть, такой плохой, что Гомер[75] перевернулся в гробу. Я зубрила и корпела над конспектами так долго, что стала совершенно не способна составить собственное мнение о чем бы то ни было. Как будет счастлива маленькая Фил, когда все это экзаминирование закончится!

— Экзаминирование? Никогда не слышала такого слова!

— А разве я, как и любой другой, не имею права сделать свое слово? — вознегодовала Фил.

— Слова не делают, они растут, — сказала Аня.

— Все равно, зато я уже начинаю различать впереди спокойные воды, где нет никаких экзаменационных рифов. Девочки, а вы уже осознали, что наша редмондская жизнь почти кончилась?

— Я нет, — с грустью отозвалась Аня. — Кажется, будто только вчера Прис и я стояли в толпе первокурсников, чувствуя себя совсем потерянными. И вот мы уже четверокурсницы и сдаем выпускные экзамены.

— «Почтенные, премудрые синьоры!»[76] — процитировала Фил. — Как вы полагаете, мы действительно стали умнее, с тех пор как приехали в Редмонд?

— Ведете вы себя порой так, будто этого не произошло, — сурово сказала тетя Джеймсина.

— Ах, тетя Джимси, — взмолилась Фил, — разве, если рассматривать нас в общем и целом, не были мы довольно неплохими девушками и эти три зимы, когда вы берегли и лелеяли нас, как родная мать?

— Вы были четыре самые приятные, милые, хорошие девушки, какие когда-либо учились вместе в университете, — заявила тетя Джеймсина, которая никогда не портила свои комплименты неуместной экономией. — Но я подозреваю, что вы еще не очень-то набрались ума-разума. Иного, конечно, трудно было и ожидать. Разуму учит опыт. Ему нельзя научиться, прослушав университетский курс. Вы проучились в университете четыре года, а я не училась никогда, но знаю несравнимо больше, чем вы, юные леди.

Жизнь сложна, ее не втиснешь в протокол.Далеко не все на светеСкажут в университете,И не все узнаешь в лучшей из всех школ, —

процитировала Стелла.

— Научились ли вы в Редмонде чему-нибудь, кроме мертвых языков, геометрии и прочего вздора? — спросила тетя Джеймсина.

— О да, конечно! — заверила Аня.

— Мы постигли истину, о которой говорил нам на последнем заседании Общества филоматов профессор Вудлей, — сказала Фил. — Он произнес следующее: «Юмор — самая пикантная приправа на пиру существования. Смейтесь над своими ошибками, но учитесь на них; делайте предметом шуток свои горести, но черпайте в них силу; острите по поводу своих затруднений, но преодолевайте их». Разве этому не стоит учиться, тетя Джимси?

— Конечно, стоит, дорогая. Если вы научились смеяться над тем, над чем следует смеяться, и не смеяться над тем, над чем не следует, вы обрели мудрость и благоразумие.

— А что ты, Аня, вынесла из университетского курса? — вполголоса задумчиво спросила Присилла.

— Я думаю, — начала Аня медленно, — что я в самом деле научилась смотреть на каждое небольшое препятствие как на забаву, а на каждое большое — как на предзнаменование победы. Подводя итоги, я нахожу, что именно это и дал мне Редмонд.

— А я прибегну к другой цитате из профессора Вудлея, чтобы объяснить, что университет дал мне, — сказала Присилла. — Помните, что он отметил в своей речи? «В мире — в мужчинах и женщинах, в искусстве и литературе — повсюду есть для всех нас — если мы только имеем глаза, чтобы видеть, сердце, чтобы любить, руку, чтобы собирать, — так много всего, чем можно восхищаться и чему радоваться». Я думаю, Аня, что Редмонд в известной мере научил меня этому.