Генрих Книжник - Петька Страница 5

Когда тётя Ксения, прибежавшая на грохот и крик, вытащила его из погреба, он увидел опрокинутые вёдра, большую лужу на полу и всё понял: тётка принесла воды и, на Петькино несчастье, поставила вёдра на край крышки погреба. А он-то тужился, чтобы их опрокинуть! Петька всхлипнул. «Если и дальше так пойдёт, — подумалось ему, — лучше уезжать домой. С такой фамилией, да ещё у тётки в гостях — хорошего не жди!»

Мокрая рубашка противно холодила тело. Петька глянул на неё и совсем расстроился. Она была вся в бурых пятнах и потёках. Штаны были не лучше. А когда Петька увидел в зеркале над умывальником своё лицо — грязное, толстое и несчастное, — он заревел в голос.

Испуганная тётка осматривала и ощупывала его. Прибежал откуда-то дядька и тоже стал спрашивать, где болит.

— Нигде, — икнул Петька.

— Так чего же ты ревёшь?

— Не знаю.

— Как ты туда попал?

— Полез посмотреть, а ты захлопнул крышку…

Дядька поглядел на открытый погреб, на опрокинутые вёдра, грязного Петьку и всё понял. А когда понял — сел на табуретку и захохотал так, что часы на стене жалобно зазвенели. Тётя Ксения сначала удивлённо смотрела на него, потом быстро отвернулась от Петьки и стала зачем-то переставлять кастрюльки на кухонном столе. Не было никаких сомнений, что она тоже смеётся. И это вместо того чтобы его пожалеть, поскорей уложить в постель, вызвать врача, напоить горячим молоком с малиновым вареньем и спросить, что купить ему в «Детском мире» (хотя «Детского мира» здесь, наверное, нет…). Какие чёрствые, бездушные люди. И это его, Петькины, дядя и тётя! От злости у Петьки даже высохли слёзы.

— Смеётесь, — завопил он, — а ребёнок чуть не погиб! И промок весь! Вот простужусь сейчас, тогда узнаете!

Дядька сразу стал серьёзным.

— Извини, брат, — сказал он, — но ведь всё-таки смешно. Сам подумай. Ксеня, — повернулся он к тётке, — принеси большое полотенце, а я воды из колодца достану.

Когда дядька и тётка вышли из кухни, Петька задумался: «Выдумал тоже — смешно. Совсем не смешно, потому что я ещё маленький. Не очень, конечно, маленький, но пока не большой. Вот Лёшка Соломатин — тот очень здоровый. Больше всех в классе. Если бы он свалился, как я, было бы смешно. А ещё смешнее, если бы Митька Волков. Или вежливый этот, крыса очкастая. То-то завизжал бы, руками замахал. А очки бы с него свалились…» — И Петька засмеялся. Когда тётка вошла в кухню с полотенцем, он для порядка всхлипнул ещё два раза и пошёл во двор умываться.

Дядька уже принёс воду, вёдра стояли рядышком на траве. Петька опасливо обошёл их и подошёл к дядьке.

— Где будем мыться? — спросил он.

— Здесь.

— Когда?

— Сейчас.

— Как сейчас? Вода ведь не согрета.

— Согрета. Раздевайся. Всё снимай, и трусы тоже.

Петька удивился, что вода согрелась так быстро, но не стал разбираться в этом вопросе и скинул мокрую, неприятную одежду. Только он сбросил трусы, как на него обрушился водопад, такой холодный, что перехватило дух, а потом второй такой же. Когда же голос вернулся к нему, по всему его телу гуляло жёсткое колючее полотенце, и было уже не холодно, а жарко и почему-то весело.

— Ты что, на меня ведро вылил?

— Два, — ответил дядька, орудуя полотенцем.

— Я же простужусь.

— Не простудишься. Беги одевайся, обедать пора.

После обеда, чистый и сытый, Петька помогал тётке и дядьке сушить картошку. Когда тётка заговорила об этом за обедом, Петька и не подумал, что она рассчитывает на его помощь. Он поинтересовался, зачем картошку нужно сушить, и тётка объяснила, что мокрая картошка в погребе сгниёт, что её нужно вытащить, просушить и ссыпать обратно.

— Надо конвейер сделать, — посоветовал Петька.

— Проектировать долго, — вздохнул дядька, — картошка не дождётся.

— Я спроектирую, а вы пока посушите.

— М-да… Портили, значит, вместе, а чинить — мы одни? Ну что ж, ты сюда отдыхать приехал.

— Отдыхать, — подтвердил Петька. — Ещё успею наработаться. Так мама сказала.

Дядька ничего не ответил, и за столом наступило молчание.

После обеда дядька и тётка занялись картошкой. Петька пошёл в комнату, достал карандаши, бумагу, линейку и стал чертить конвейер для подъёма картошки из погреба прямо во двор. Что-то мешало ему, портило настроение, не давало сосредоточиться на важном деле. «Зачем дядька мне сказал про «отдыхать приехал»? Ведь мне действительно нужно отдыхать и набираться сил к новому учебному году. А потом, у меня хрупкая нервная система… Если бы дядька не захлопнул крышку, а тётка не поставила вёдра, ничего бы не случилось. Но тогда я съел бы колбасу. Ну и что? Я же был очень голодный! Значит, я не виноват. Нет, виноват: надо было попросить у тётки, а не обманывать. Последнее это дело, так папа говорит. Потому всё так и получилось. И дядька с тёткой так думают».

Петьке стало очень не по себе. Он вылез из-за стола и пошёл на кухню.

Дядька Василий с двумя вёдрами картошки поднимался из погреба и ставил их на пол. Тётя Ксения отдавала ему пустые вёдра, подхватывала полные и уносила их во двор. Дядька спускался в погреб, насыпал в пустые вёдра картошку и снова поднимал их наверх.

— Вася, нога болит? — спросила тётка, подхватывая тяжёлые вёдра.

— А почему болит? — спросил Петька.

Очень уж неприятно, что тётка и дядька работали, не обращая на него внимания.

— Это с войны, — ответила тётка. — Дядя Василий был ранен. Ты разве не заметил, что он прихрамывает?

Петьке стало совсем нехорошо. Но включиться в работу не позволяла гордость. Уйти из кухни он тоже не мог: это было бы ещё хуже, чем стоять и смотреть. И вдруг его осенило.

— Дядя Василий! — закричал он. — Давай скорее верёвку! Ты будешь привязывать к ней внизу, а я вытаскивать!

— Молодец, — серьёзно сказал дядька, ну совсем как взрослому, и Петька почувствовал себя таким счастливым, что чуть опять не свалился в погреб.

Тётка, конечно, это заметила.

— Нет, — сказала она, — его ведро перевесит. Лучше ты, Вася, вытаскивай, а он пусть внизу нагружает.

Напрасно Петька убеждал её, что он сильный и легко справится с таким пустяковым делом, как ведро картошки, — уговорить тётку не удалось. Она переодела его в свои резиновые сапоги, завернула в свой старый халат и велела лезть в погреб. Но Петька быстро перестал жалеть. Он придумал набирать картошку на скорость, чтобы тётка не успевала возвращаться с пустыми вёдрами, чтобы дядьке приходилось ей помогать. Только жалко, что картошка кончилась быстро и пришлось ждать, пока она высохнет. Потом её собирали в большие мешки, дядька относил мешки в кухню и спускал (на верёвке!) в погреб.

— Уф! — сказал он наконец. — Всё!

Утром Петьке не хотелось вставать. Тётка потрясла его за плечо:

— Вставай, Петя, пора завтракать, мы торопимся…

Но он перевалился на другой бок и заснул опять. Сквозь сон он слышал отдельные слова: «Пускай… намаялся с картошкой… сам возьмёт…», но напрягаться, собирать внимание Петьке не хотелось.

Петька проснулся от того, что орали петухи и очень хотелось есть. Он ещё немного полежал, глядя в ярко-синее, с неподвижным маленьким облаком окно, и выскочил из-под одеяла.

— Тётя, я есть хочу! — закричал он.

Никто не ответил.

— Тётя! — ещё раз крикнул Петька и пошёл по дому.

Ни дома, ни во дворе тётки не было, но на столе Петька нашёл записку: «Петя, картошка с салом на печке во дворе, молоко и лук на столе. Обедать придём в двенадцать. Тётя Ксения». Петька даже сначала не понял. «Как так — на печке? — возмутился он. — А подаст кто? Я же есть хочу!» Он походил по двору, расстраиваясь всё больше и больше: «Это что же, я сам должен себе еду готовить? Ну не готовить, а брать? Я же маленький и отдыхать сюда приехал. Что за отдых, если человек должен каждый день работать? Мама говорила папе, что полноценный отдых возможен только там, где не нужно готовить и подавать на стол, а в его турпоходах она только устаёт. Домой уеду!» Но тут он вспомнил, что тётка будила его утром и звала завтракать. «Нет, не знает тётка, как нужно обращаться с интеллигентными детьми. Я ей объясню, когда придёт. А чтобы лучше запомнила, не буду есть», — решил Петька, но быстро передумал. Он сбегал на летнюю кухню, построенную за домом, принёс ещё тёплый чугунок, завёрнутый в газеты и накрытый тарелкой, и поставил на стол, где стояли кружка с молоком, солонка и тарелка с луком и хлебом, накрытые полотенцем. «Колбасы нет, — отметил Петька, — конфет тоже. Надо сказать тётке». Он приоткрыл котелок, нюхнул поднявшийся из него пар и сразу забыл о колбасе, конфетах и пирожном. Не отрывая взгляда от котелка, он нащупал ложку и принялся за еду.

О том, что не умывался, Петька вспомнил только после завтрака. Умываться аккуратно мама велела ему много раз: и дома, и перед отходом поезда. Петька вздохнул, взял полотенце и пошёл во двор, где висел умывальник. Вытирая лицо, он услышал: