Жаклин Уилсон - Секреты Страница 5

Пэтси подвязала розовым шнуром шторы в спальне Нэн, и мы смотрели, как взрываются и рассыпаются в небе сверкающие звездочки фейерверка.

— Уй! Уй-ю-юй! — визжала от восторга Пэтси.

Мне уже немного надоело это щенячье тявканье. Фейерверк действительно был так красив, что у меня заныло сердце. Каждый раз, как взрывалась очередная ракета, я вздрагивала. Наконец перед глазами у меня как-то все затуманилось.

— Ты плачешь, Дарлинг? — спросила Пэтси, всматриваясь мне в лицо при слабых отсветах фейерверка.

— Вот еще!

— Нет, ты плачешь. Лоб болит?

— Да все у меня в порядке.

— Наверно, тебе как-то не по себе с этими швами. Надо же додуматься зашивать рану такими безобразными черными нитками! — Пэтси бережно коснулась одного шва пальчиками и чуть-чуть содрогнулась.

— Им было не до цвета ниток. Они торопились поскорей остановить кровь.

— Ох… Он такой страшный, дядя Терри. Как он мог сделать с тобой такое?

— Он делал и кое-что похуже. Кстати, он мне вовсе не дядя. Он — никто.

— Но я — твоя тетушка Пэтси!

— Конечно. И теперь хватит об этом.

Ракеты взрывались одна за другой, все небо пестрило розовыми, зелеными, золотистыми струйками, и Пэтси взвизгивала своим нежным щенячьим голоском: «Уй-у-юй! Уй-у-ю-юй!»

— Ведь это красивее, чем костры в Ночь Гая Фокса[3], правда? — сказала она, прильнув ко мне. — Интересно, кто их запускает? Наверно, все эти важные персоны, там, в Паркфилде.

Пэтси произнесла слово «Паркфилд» медленно и тихо, но с таким почтением, как будто это было самое знаменитое место в мире. Что там Лондон, Нью-Йорк, Сан-Франциско, Сидней, вот Паркфилд — это место так место!

— А что это такое — Паркфилд? — решила я подшутить.

— Большой земельный участок. Он не муниципальный, а частный, и поглядела бы ты, какие там особняки! Они просторные, там много-много спален и ванных комнат. Мама говорит, в некоторых есть даже бассейны, где можно плавать, они в нижнем этаже, представляешь? Я непременно буду жить в таком доме, Дарлинг, когда стану взрослой.

— О, вот как!

— Ну, то есть я могла бы в таком жить, понимаешь, если бы мне удалось попасть в шоу-бизнес. Все актеры, певцы, балерины живут в Паркфилде. Помнишь ту актрису из группы «Ист-Эндерс»? Сейчас она там живет. В журнале «О'кей» про нее была целая страница, мне мама рассказывала. Когда-нибудь и я попаду в «О'кей». Может, когда будет моя свадьба… Представляешь, я вся в белом, конечно, и мы с моим мужем венчаемся… а ты, Дарлинг, будешь моей подружкой!

Я прислонилась лбом к холодному стеклу и глядела на фейерверк, не мешая ей щебетать.

— Ну а ты, Дарлинг? Какая у тебя будет свадьба? Ведь твоей подружкой на свадьбе буду я?

— Я никогда, никогда не выйду замуж, — сказала я.

— Почему? — Пэтси была озадачена. — Может, ты, когда вырастешь, станешь очень даже хорошенькой. И потом, ты ведь можешь носить контактные линзы.

— Я не хочу выходить замуж. Не хочу выйти за глупого, противного зануду старика, нет уж, благодарю покорно.

Пэтси немного подумала, потом сказала:

— Значит, тебе нужно сделать карьеру. Кем ты хочешь стать?

— Понятия не имею.

— Я знаю, что хочу быть артисткой, или певицей, или танцовщицей, ведь я могла бы и то, и другое, и третье, — объявила Пэтси гордо. Потом, помолчав, сказала: — Я совсем не хотела хвастаться. Я же знаю, Дарлинг, ты можешь стать суперклассной бизнес-леди и способна заработать целое состояние. Мама говорит, что ты ужас какая умная, гораздо умнее меня. Ну, все в порядке? И тогда ты тоже сможешь жить в Паркфилде. И мы, ты и я, могли бы жить рядом, чтобы наши дома сообщались между собой.

О да, конечно. Продолжай мечтать, Пэтси. Возможно, ты и будешь жить в этом шикарном Паркфилде. Но у меня-то нет ни единого шанса.

Глава 4

Индия

Дорогая Китти,

пожалуй, этот год мне не очень-то нравится. Он ничуть не лучше предыдущего. Он ХУЖЕ.

Все свои решения я уже нарушила. Вернее, первое из них нарушила фактически сразу. Считалось, что я сижу на диете: «Разумное питание для подвижных детей». Это книга. Ее написала мамина подруга. У нее есть сын Бен, и он тоже толстый. В школе его называют Биг-Бен.

Мама решила, что по этой причине Бен и я можем подружиться, и потому пригласила их к нам на новогодний вечер.

— Я бы хотела, чтобы ты была хорошей маленькой хозяюшкой и особенно внимательной к Бену.

— Ой, мама, это же так нудно! Я вообще не хочу иметь дело с мальчиками. Особенно с Беном.

Я всегда держалась так, будто не выношу мальчиков. Если уж быть честной, то, думаю, это потому, что они не выносят меня. В этом (только в этом) мы с Анной Франк — полная противоположность. Она всегда пользовалась успехом и имела уйму друзей-мальчишек. У меня же их не было никогда.

А с Беном мы вообще не ладили. Когда мы были маленькими, он вечно норовил столкнуть меня с моего трехколесного велосипеда, а однажды нарочно разбил голову моей куклы Барби. Я не видела его год или два и подумала, может, он исправился. Мама сказала, что он ужасно разжирел и категорически отказывается следовать диете своей мамы. Я решила, что, в конце концов, тут у нас может найтись что-то общее.

Бен действительно оказался невероятной громадиной, в просторной хлопковой рубашке и армейских штанах. Им полагалось бы сидеть мешком, но Бену они были в обтяжку. Я старалась изо всех сил быть Хорошей Хозяюшкой. Предлагала ему разные напитки и лакомства, старалась поддерживать непринужденный разговор. Увы, разговор становился, напротив, все принужденнее, угрожая вообще скатиться в молчание. Я спросила его, какие предметы в школе ему нравятся больше других. Еще спросила, какие он предпочитает телепрограммы. И какой марки его мобильник.

— Послушай, это что, какая-нибудь дурацкая анкета? — буркнул он.

— Нет. Я просто старалась поддержать разговор, — ответила я, чувствуя себя оскорбленной.

— Тебе незачем крутиться вокруг меня, Индия.

— Да я не против, — пробормотала я.

— А я против, — сказал он и, отойдя, принялся болтать с Фебой.

Феба — любимая модель моей мамы. Она на год младше меня, но держится так, словно намного старше. У нее дивные волосы, мягкие черные кудри, и большущие-большущие глаза, и еще — она тоненькая. Она так красива, что мне просто больно смотреть на нее. Даже мама становится мягче, когда разговаривает с Фебой. Голосок у нее сентиментальный и противно сладенький.

Слава богу, папа не втюрился в Фебу.

— Она похожа на Бэмби с париком на голове, — прошептал мне папа, когда мы в первый раз ее увидели. Я хотела хихикнуть, но получилось неудачно: я фыркнула, и из носа что-то вылетело.

Я поискала папу среди гостей, но, кажется, и он не хотел, чтобы я крутилась вокруг него. В одной руке он держал бутылку виски, другой придерживал за плечи подругу Ванды Сьюзи — она тоже помощница у кого-то. Сама Ванда отправила по электронной почте письмо своей семье в Австралию и ушла к себе в комнату лить слезы. По-моему, она тоскует по дому. Мне не разрешили уйти в свою комнату. С идиотской улыбкой на лице я должна была обносить гостей угощениями.

И при этом каждому объяснять, что меня и вправду зовут Индия и что я — да, я дочь Мойи и — да, я становлюсь уже совсем большой девочкой. Это было невыносимо, мне хотелось завизжать и швырнуть в них бутербродами. Сама я съела уйму всего. Черная икра похожа на ягодки ежевики, поэтому я ожидала, что она сладкая. Я откусила большой кусок и вся передернулась от отвращения. Мама сказала, что икра такой и должна быть на вкус, лучшего и желать невозможно. Не думаю, чтобы я когда-нибудь захотела еще раз ощутить во рту вкус тухлой рыбы. Одна икринка застряла у мамы между передними зубами. Я ей ничего не сказала.

В двенадцать часов все, словно обезумев, начали целоваться. Бен поцеловал Фебу. Меня он не поцеловал. Меня поцеловал папа, потом мама и еще несколько маминых приятельниц, а один чокнутый гость поднял меня и давай кружить, кружить, кружить, пока не стал красным как рак, так что вынужден был плюхнуться в кресло. Мама сердито бросила взгляд в мою сторону, как будто это была моя вина. Мама тоже получила изрядное число поцелуев. Черная икринка на ее зубах исчезла. Какому-то неудачнику она попала на язык, хи-хи.

Я пристально разглядывала всех этих улыбающихся мужчин, хотела определить, кому же досталась икринка.

— Неприлично так таращиться, Индия, — прошипела мама.

Потом раздался громкий треск, хлопок, и мама, как ребенок, стала бить в ладоши.

— Фейерверк! — кричала она. — О-ля-ля!

И заторопила всех в сад. Она наняла специального человека, чтобы устроить собственный фейерверк. Мы должны были безопасности ради стоять за маленьким заборчиком из штакетника, так что все сгрудились там, и было ужасно неудобно. Я видела, как папа использовал это, стоя впритирку к Сьюзи. Лучше бы она не приходила на наш вечер. Папа нужен был мне. Мама суетилась в другом конце. Я старалась отойти от нее подальше — знала, что ей было бы досадно видеть, как я стою в полном одиночестве.