Хейно Вяли - Марью пишет сочинение (рассказы эстонских писателей) Страница 5

— Поторопись, Марью! Уже пора обедать».

Марью безжалостно описывала свои недостатки, словно она вовсе не о себе рассказывала, а о каком-то своём злейшем враге.

Когда сочинение было готово, Марью чувствовала себя до того несчастной, что даже ни разу его не прочла. Девочка не могла себе простить, что показала маме свой первый черновик. Зачем надо было соваться?

За первое сочинение Марью получила бы пятёрку, его, может быть, даже прочитали бы вслух в классе, и всё было бы хорошо. Больше никогда не станет она по своей воле показывать тетрадки маме!

Весь вечер Марью была не в настроении. Даже не поиграла на этот раз с братишкой, а, наоборот, всё время ворчала на него, зачем он свой домик из кубиков строит посередине комнаты, — ступить некуда!

На следующий день Марью отдала сочинение учительнице и с этого момента уже не находила себе покоя, — время для неё тянулось ужасно медленно. Сто раз на дню, и в школе, и дома, вспоминалось девочке её злополучное сочинение. Что скажет учительница? Что подумают о ней товарищи, когда узнают, какова она у себя дома? И почему она такая лентяйка? Нет, она должна исправиться! Марью уже несколько дней ходила в булочную без напоминания и, где могла, старалась помогать матери. По утрам Марью уже не хотела нежиться под одеялом, а когда однажды отец сам предложил подвезти её до школы на машине, девочка даже покраснела, вспомнила о некоторых фразах в своём сочинении, и ей стало стыдно. Как смела она написать такое об отце!

По вечерам в постели, прежде чем заснуть, Марью мечтала о том, чтобы учительница потеряла её тетрадь или чтобы тетрадку эту у неё украли. Иной раз девочке представлялось, как учительница, просматривая тетради, опрокидывает на мерзкое сочинение чернильницу, так что никто уже не может его прочесть.

Но ничего подобного не случилось.

И вот роковой день настал: учительница вошла в класс, положила на стол стопку тетрадей и сказала:

— Вообще-то вы все неплохо справились с сочинением. Одни приукрасили себя немного больше, другие — немного меньше, но так самокритично и честно, как Марью, не написал никто. Хорошая работа! Надеюсь, Марью, такая самокритика пошла тебе на пользу.

Все ученики удивлённо смотрели на Марью, а она сидела оторопевшая, и никакой радости на её лице не было. Услышав похвалу учительницы, Вийви придвинулась поближе к Марью, словно хотела приобщиться к честности своей соседки по парте, и шёпотом спросила:

— А что ты написала?

Но Марью даже не услышала вопроса, она была слишком занята своими мыслями.

Почему её не ругают? Отчего не пристыдят? Не осудят её поведения? Отчего? Только потому, что она честно рассказала о своей лени? Но ведь ей пришлось рассказать, она не могла иначе… Только никто этого не знает… Все думают, будто она по своей воле… Сочинение всё равно похвалили, а она-то, глупенькая, расстраивалась… Да, но эту похвалу полагалось бы получить маме… Иначе выходит обман… А что, если подняться и рассказать всё как есть? Нет, лучше не надо… К чему? Ведь об этом никто никогда не узнает…

— Марью, иди возьми свою тетрадь, учительница тебя вызывает, — Вийви подтолкнула соседку локтем. Марью медленно встала из-за парты.

«Нет, не скажу», — уговаривала себя девочка, но чем ближе подходила к учительскому столу, тем ей становилось стыднее. У Марью было такое чувство, будто её уличили в чём-то позорном и она должна теперь доказать свою невиновность.

— Я вовсе не такая честная, как вы думаете, — обратилась Марью к учительнице. — Так написать велела мне мама. — Девочка выпалила это единым духом и сразу почувствовала, что снова может смотреть товарищам в лицо.

Учительница улыбнулась.

— Вот видишь, Марью, когда ты хочешь, то можешь быть честной и без помощи мамы. Значит, ты всё-таки заслужила эту пятёрку.

Тармо Туттенпаль рассказывает…

До чего же противные дни — выходные! Самые противные в моей жизни, — по выходным дням мама дома и всё время заставляет меня работать, как было при крепостном праве.

Вот и сегодня то же самое.

Утром, не успел я проснуться, мама приказала:

— Растопи плиту!

Растопил я плиту и только-только отдышался, как мама велела:

— Иди завтракать!

По утрам мне вообще не хочется есть, и целых пятнадцать долгих минут были потеряны.

После завтрака я всего два часика почитал, а мама уже тут как тут, снова отдаёт приказание:

— Что ты одну и ту же книгу десять раз читаешь, лучше сходи в магазин, принеси к обеду сметаны, да смотри, не беги, вечно ты её на дно кошёлки проливаешь.

Ну я на обратном пути и отпил немного сметаны из банки, потом ещё немножко, чтобы не проливалась и у мамы не было повода делать мне замечания.

Но повод она всё равно нашла.

Спросила, что за глупые привычки у меня появились. Я никак не мог понять, чем она недовольна. Я ведь ничего такого не делал, но мама послала меня посмотреться в зеркало, оказывается, под носом у меня — белые усы из сметаны. Теперь понятно, почему улыбнулась знакомая девочка, когда попалась мне навстречу, а я-то думал, что…

Почтальон принёс газету «Искорка». Я сразу обо всём забыл и стал решать кроссворд, но не успел дойти и до половины, как мне снова пришлось сесть за стол. Была бы хоть еда настоящая: а то — свекольный суп! Но мама не разрешила мне начать с блинов. По-моему, это несправедливо, это насилие над личностью, на этот счёт есть даже какое-то иностранное слово, только я сейчас не могу вспомнить, какое именно.

Пусть каждый ест то, что ему по вкусу! Некоторым нравится именно свекольный суп, а от блинов их воротит. Пусть такие и налегают на суп!

После обеда я включил телевизор. Показывали мировой фильм! Как ни хитёр был шпион, а наши его всё равно поймали. Я стал мечтать, как бы ловил этого шпиона сам, но в это время мама напомнила, что пора заниматься, и страшно меня этим разозлила.

Я сказал маме, что в журнале «Советская женщина» есть правильная статья под названием «Ребёнок не остаётся ребёнком навечно». Там пишут, что матери не должны без конца приказывать детям, потому что от одиннадцати до пятнадцати лет дети переживают второе рождение. Они становятся взрослыми. Я попытался объяснить маме, что мне уже одиннадцать лет, что я уже не ребёнок, что нам на понедельник задано мало и что домашние уроки можно сделать в любое время. Я был очень красноречив, но мама осталась тверда, и мне пришлось сесть за письменный стол.

Я раскрыл учебники. Но попробуй заниматься, когда на улице такая хорошая погода! Я покрутился немного на стуле, накинул пальто и выскользнул за дверь.

Во дворе было скучно, там никого, кроме Пээтера, не было. Мы с Пээтером отправились в соседний двор — дразнить Большого Сийма. Хотя Большой Сийм старше нас на целых четыре года, ему никак не удавалось поймать ни меня, ни Пээтера, и в конце концов он позвал на помощь своих друзей. Тут нам стало уже не до смеха, у нас у самих земля под ногами горела, — пришлось спешно убираться восвояси, и мы снова перемахнули через забор. Большой Сийм крикнул нам вдогонку:

— Никак вы нас боитесь?

Я ответил:

— Нет, мы просто в прыжках тренируемся, у нас в школе скоро начнутся соревнования по лёгкой атлетике.

Во дворе уже нечего было» делать, и я вернулся домой. Только я ступил на порог, мама спросила:

— Где это ты умудрился так вываляться?

По-моему, тут никакой мудрости не требуется. Перемахнёшь разок через забор и — готово.

Затем мама сказала:

— Почисти-ка сразу свою одежду! И смотри, не забудь сходить завтра к парикмахеру. Волосы уже на глаза падают.

Пришлось снова сесть за уроки.

Я раскрыл дневник и вспомнил, что должен дать его маме на подпись, как положено в конце каждой недели. Ничего приятного в этом не было, я снова нахватал одних троек.

Но я не из тех парней, кто ни за грош пропадает. Приписал своей рукой одну четвёрку.

Мама ничего не заподозрила, только удивилась, как это она её прежде не заметила, и вздохнула: ведь я мог бы всегда учиться на четвёрки!

Уроки были сделаны, мне очень хотелось посидеть немного у телевизора, но мама отослала меня спать, — и это после того, как я получил четвёрку! Единственно, что мне удалось — это нырнуть в постель неумытым. Но когда мама зашла ко мне, чтобы выключить свет, она мигом заметила, что я не надел пижаму, и заставила меня подняться. Само собою, она меня и умыться сгоняла.

Ну скажите, разве у меня не тяжёлая жизнь? Отдыха нету и в помине!

Бедная мама, она даже не подозревает, как несчастен сегодня её сын! Надо идти в школу, а я не смею. Вчера я ни одного домашнего задания не сделал. Если я пойду в школу, то нахватаю двоек и мама будет огорчена, ведь я обещал ей начать хорошо учиться. Нет, я не стану огорчать маму, лучше уж не пойду сегодня в школу.