Айвен Саутолл - Поселок Тополи Страница 5

Близость пожара всегда как-то подстегивала деда, но пугаться он зря не пугался. Он знал, что пожар, в отличие от землетрясения, или оползня, или извержения вулкана, можно остановить или повернуть. Люди понимающие умеют даже бороться с огнем при помощи огня. Так он и сам поступил в 1913 году и спас свою ферму, а у других, по соседству, все погибло. В тот день, 13 января, даже от Прескота ничего не осталось. Утром был городок как городок, а к вечеру — куча обуглившегося мусора, и вся семья Гибсонов сгорела заживо.

Тот ужасный день начался вот так же. И то же было число на календаре, тот же резкий северный ветер, тот же слабый запах дыма и жара все сильнее — до 112 градусов[2] в тени. А когда пожар перевалил через горы и обрушился в долину наподобие тысячи мчащихся бок о бок паровозов, тогда стало еще жарче — так жарко, что птицы на лету падали мертвыми, и трава загоралась чуть ли не сама собой, и запертые дома взрывались, и закипали ручьи.

Но это все было очень давно. Теперь такое невозможно. Теперь повсюду сотни пожарных, обученных, оснащенных быстроходными машинами с цистернами и рукавами. Они молодцы, знают свое дело. Теперь в эвкалиптовых и сосновых лесах прорублены просеки — широкие голые рубцы тянутся по склонам, там вся трава до последней былинки запахана в землю, а земля не горит. Теперь везде появились дома, фермы, а самые густые заросли, особенно опасные при пожаре, в большинстве расчищены (так, по крайней мере, все говорят). Теперь на высоких местах настроили водонапорных башен, а на западном склоне долины есть Прескотское водохранилище — восемь миль в длину и полторы, а то и больше, в ширину. Какой это пожар, спустившись из лесов, может поглотить миллионы тонн воды? Какой пожар может перескочить через водохранилище шириною в полторы мили?

Дым, который он почуял старым носом, скорее всего, не от лесного пожара. Сирен не слышно, и ночью их не было, это точно. Вся долина еще спит, только вот ветер. А может, это Фэрхоллы — они уж лет сорок как встают спозаранку — насовали в кухонную плиту сучьев с листьями.

…Фэрхоллы еще спали. Встал только Питер, но он отнюдь не топил кухонную плиту. Он купался в ручье, который дедушка, когда был помоложе, запрудил камнями, землей и стволами древовидных папоротников. Но дедушка строил запруду не для купания. Купаться в ручьях считалось неразумным. Около воды всегда водятся змеи, а под водой много коряг.

Питер был единственным внуком Фэрхоллов, единственным ребенком их единственного сына, и ни для кого это не было так ощутительно, как для самого Питера. Ему приходилось нелегко, потому что на нем были сосредоточены почти все мысли, и вся любовь, и все надежды семьи. Это был тяжкий груз, пригибавший его к земле. Почти все время все боялись, что с Питером вот-вот случится что-нибудь ужасное: что он убьется в автомобильной катастрофе, или утонет, или заболеет и умрет.

«Питер, осторожно!», «Питер, не ушибись!», «Питер, смотри под ноги», «Питер, ты здоров?», «Питер, скорее переоденься, ты весь промок», «Питер, давай я тебе разотру грудь», «Питер, сейчас придет доктор»…

Он прекрасно все понимал. Он понимал, что лишь очень редко их любовь приносила ему радость, обычно она внушала ему тоскливый страх. Это относилось и к родителям, и к старикам. Иногда он спрашивал себя: неужели вот так же, в таком же состоянии непрерывной тревоги, рос его отец?

И все же Питер в тринадцать лет был здоровым и крепким мальчиком, только вот упорно не толстел. С тех пор как он себя помнил, он проводил две недели января — вторую и третью — у деда с бабкой, и почти всякий раз дедушка встречал его словами: «Мы тебя тут живо откормим». Дедушка и бабушка совсем не менялись. Они всегда выглядели одинаково, всегда говорили одно и то же, всегда душили его своей любовью, разве что удавалось хитростью избавиться от них на некоторое время. Они и не догадывались, что он уже несколько лет рано утром бегает купаться в ручье, если погода жаркая. Конечно, только при этом условии, потому что вода в ручье даже лётом очень холодная. У него все тело покрывалось гусиной кожей, но удовольствие было огромное. Нырнуть в ледяную воду — все равно что вырваться из тюрьмы.

Ручей был его тайной: ведь если кто узнает, тогда конец. Он никому об этом не рассказывал, даже Стелле Бакингем. Иногда ему казалось, что это очень нехорошо с его стороны, потому что Стелла была совсем особенная, не такая, как другие девочки, а уж о мальчиках и говорить нечего. Стелла — единственная в своем роде. Для Питера она всегда была такой и, может быть, всегда будет. При мысли о ней Питеру стало грустно. Что он тут будет делать целую неделю после того, как Стелла уедет к морю?

Стелла беспокойно заворочалась во сне. Почему-то она знала, что спит. Она как бы видела себя со стороны: простыни, как всегда, сбиты в комок, подушка, как всегда, на полу, одна рука, как всегда, болтается, свесившись с кровати. Понимала Стелла и то, что ей надо проснуться, что если она не проснется, дом уплывет в море. Дом должен бы быть привязан к молу, но Жюли развязала канат, а снова завязать не может.

Стелла разомлела от жары и никак не могла очнуться. Через какое-то время она осознала, что сидит в постели и стрелки часов на ее туалетном столике показывают двадцать минут шестого. Во рту у нее пересохло, голова тяжелая. Чувство было такое, точно ее всю ночь пекли в духовке. А между тем она слышала звук воды, как будто журчание горного ручейка. Потом откуда-то издалека до нее донесся голос Жюли:

— Стелла, Стелла, я не могу завернуть кран!

Стелла вскочила с постели. Мокрый ковер хлюпнул у нее под ногой.

— Ли! — вскрикнула она. — Мама! Папа!

Она выбралась в коридор. Везде вода. Слышно было, как она льется из ванны на пол, видно, как она бежит по коридору в ее комнату, в комнату Стиви, даже в кухню.

— Ух ты!.. Папа! — закричала она во весь голос. — Папа!

Она завернула краны над ванной и стояла в растерянности, босыми ногами в воде, не зная, что делать дальше. Она чувствовала себя слабой, никчемной и очень несчастной. Ей казалось, что теперь весь день пошел насмарку, что какие-то злые силы задумали помешать им вовремя уехать к морю. Она услышала голоса родителей, и Стиви спросил из своей комнаты:

— Что там случилось?

— Вода! — крикнула она. — Везде вода!

Отец сунул голову в дверь ванной. Вид у него был небритый, усталый.

— Ну и ну! — сказал он. — Это кто же натворил?

— Наверно, Жюли, — вздохнула Стелла.

— Вот дрянь! Я с нее шкуру спущу. Уж будьте уверены: когда воды мало, обязательно что-нибудь такое случится. — Он оглядел залитую водой комнату и почесал в затылке. — Пока баки пустые, нельзя уезжать. Особенно в такую жару.

Стелла совсем загрустила. Об этом осложнении она и не подумала.

— Ой, неужели носить ведрами из колодца, от деда Таннера, как в прошлом году?

— Очень возможно, что и придется. Поносишь, не принцесса.

В прошлом году это было ужасно. Таскать ведра в гору было так тяжело, такая трудная работа, и казалось, конца ей не будет. Стелла совсем приуныла.

— Пробку из ванны лучше не вынимать?

— Правильно, — сказал отец, — Надо беречь каждую каплю, все меньше будет таскать. Брось-ка мне тряпки. Принимаемся за уборку.

Миссис Бакингем, не подходя к ванной, оплакивала свои ковры.

— Придется вынести их наружу. Хоть бы высохли поскорее! Хорошо хоть, день жаркий. На что-нибудь и жара пригодится. Вот несчастье, честное слово!

— Просто свинство, — поддакнул мистер Бакингем.

Никто не мог отнестись к этому происшествию легко — очень уж было рано.

— Вот не знаю, может, накачать баки из ручья, если только этот злосчастный насос работает. С ним никогда не знаешь… А где Жюли?.. Жюли!

Стиви вышел из своей комнаты, осторожно ступая и протирая кулаками глаза.

— Это что? Откуда столько воды? Что ли, пошел дождь?

— Стиви, — сказала мать, — позови-ка Жюли. Наверно, она на улице. Да захвати там два ведра. Ужас какой-то! И так жарко! Просто не знаю, как и приступиться к этому потопу.

— Вот дрянь! — воскликнул мистер Бакингем. — Она еще тут кораблики пускала. Ох и попадет ей на этот раз!

— Она мне говорила, — сказала Стелла, — а я думала, это мне снится.

— Говорила? И ты пропустила мимо ушей? Ну, знаешь ли…

— Я еще спала, папа… Я не могла…

Вернулся Стиви с ведрами. Он все еще до конца не проснулся.

— Я не нашел Жюли. Она не откликается.

— Где-нибудь прячется. Ты обуйся, сынок, и поди поищи ее. Далеко она не могла уйти. Знает, отлично знает, что провинилась. Дрянцо этакое…

— Папа, — сказал Стиви неуверенно, — по-моему, пахнет дымом.

— Дымом? Каким еще дымом?

— Я не знаю.

— Стиви, — сказала мать, — тебе дали поручение — найти Жюли. Пойди оденься и сделай это. И ты помоги ему, Стелла.