Фрэнсис Бёрнетт - Таинственный сад (сборник) Страница 56

Но каково бы ни было его настроение, он никогда не пропускал случая рассердить почтенного настоятеля своими насмешливыми и злыми речами. Нередко случалось, что, вопреки христианскому чувству, последний еле-еле сдерживал сильное желание запустить чем-нибудь тяжелым в голову собеседника. В течение многих лет, проведенных мистером Мордантом в приходе Доринкорт, он не помнил, чтобы граф по собственному побуждению хоть раз помог кому-нибудь или вообще обнаружил, что думает не только о себе.

На этот раз священник пришел по экстренному поводу и входил в библиотеку с особенно тяжелым чувством, зная, что благородный лорд уже несколько дней страдает сильнейшим приступом подагры, а слух о его ужасном расположении духа разнесся уже по всей деревне. Одна из молодых служанок замка рассказала об этом своей сестре, державшей маленькую лавочку и снабжавшей окрестных жителей иголками, нитками, мятой и сплетнями, зарабатывая этим на пропитание. Миссис Диббль знала все о фермах и их жителях, о деревне и ее населении. И конечно, она знала решительно все о замке, так как ее сестра Джейн Шортс была одной из горничных и притом находилась в большой дружбе с Томасом.

– Граф страшно раздражен, – говорила, стоя у себя за прилавком, миссис Диббль. – Мистер Томас рассказывал Джейн, какие он употребляет выражения, – просто ужас, что такое! Представьте себе, два дня тому назад милорд за что-то рассердился и бросил в Томаса целое блюдо с хлебом. Если бы внизу, в людской, не было такого приятного общества, говорит Томас, он давно уже ушел бы.

Конечно, мистер Мордант слышал обо всем этом, так как граф и его дурное настроение являлись излюбленной темой разговоров всюду, где сходилось несколько женщин.

Еще более смущала его вторая причина, ибо это была новость и о ней говорили с особым оживлением.

Кто не знал, как безумно гневался старый аристократ, когда его красавец сын женился на американке? Кто не знал, как жестоко он поступил с ним? Этот высокий, веселый, с ласковой улыбкой молодой человек, которого одного любили из всей семьи, умер на чужбине, в бедности, не получив прощения. Все знали, как сильно ненавидел граф молодую девушку, ставшую женою его сына, как возмущала его мысль о ее ребенке, которого он не хотел видеть. И все это продолжалось до тех пор, пока не умерли два его сына и он не остался без наследника. И кто не знал теперь, что без радости и не чувствуя к нему ни малейшей привязанности он ожидает прибытия внука, заранее представляя его себе невоспитанным, неуклюжим и дерзким американским мальчиком, неспособным занять столь высокое общественное положение.

Гордый раздражительный старик воображал, что мог скрывать свои тайные мысли. Он даже не предполагал, чтобы кто-нибудь осмелился их угадать или, еще менее, рассуждать о том, что он чувствует и чего боится; а между тем его слуги зорко наблюдали за ним, следили за его душевной борьбой и толковали об этом в людской. И в то время, как он считал себя в безопасности от вторжения в его личную жизнь чужих людей, Томас говорил Джейн, повару, буфетчику, горничным и лакеям, что, по его мнению, старик все думает о внуке и предполагает, что мальчик вряд ли сумеет с честью носить свою фамилию.

– А кто же виноват в этом, – прибавлял Томас, – кроме старого лорда? Чего можно ожидать от ребенка, воспитанного в какой-то там Америке?

И пока почтенный мистер Мордант проходил под высокими деревьями к дому, он вспомнил, что ожидаемый наследник только накануне прибыл в замок, что, по всей вероятности, тайные опасения графа оправдались и он теперь в порыве гнева готов наброситься на первого попавшего ему под руку человека. Каково же было его удивление, когда Томас открыл дверь и до его слуха донесся звонкий детский смех.

– Два, готово! – кричал возбужденный чистый детский голос. – Видите, два!

Граф сидел в кресле, больная нога его лежала на стуле; на низеньком столике перед ним была доска с какой-то игрой; хорошенький мальчик, с веселым и оживленным лицом, стоял около него, прислонившись к здоровой ноге старика, и, смеясь, восклицал:

– Ну, теперь кончено! Вы проиграли, дедушка! Вам не повезло!

В эту минуту играющие услыхали, что кто-то вошел в комнату.

Граф поднял голову и по привычке сердито сдвинул брови; но пастор все-таки заметил, что взгляд, брошенный на него, не был так суров, как обыкновенно, и что он как будто забыл рассердиться.

– А, это вы? – сухо сказал он, но все же довольно учтиво подал ему руку. – Здравствуй-те, Мордант, как видите, я нашел себе новое занятие!

Говоря это, старый граф положил руку на плечо Цедрика. В эту минуту в душе его шевельнулось чувство гордого удовлетворения от возможности представить мистеру Морданту такого наследника. По крайней мере, в глазах его промелькнуло нечто вроде удовольствия в ту минуту, когда он слегка выдвинул мальчика вперед.

– Вот новый лорд Фаунтлерой, – сказал он. – Фаунтлерой, это священник нашего прихода мистер Мордант…

Фаунтлерой внимательно посмотрел на него и подал ему руку.

– Очень рад с вами познакомиться, сэр! – произнес он, стараясь в точности припомнить те слова, какие обыкновенно употреблял мистер Гоббс, когда церемонно приветствовал новых покупателей. Цедрик сознавал, что со священниками надо быть особенно вежливым.

Священник на мгновение задержал маленькую руку в своей руке и, улыбаясь, смотрел на мальчика. Цедрик с первой же минуты понравился ему. Его, как и всех, поразила не столько красота ребенка, сколько его милое, простое обращение. В каждом его слове чувствовались искренность и милая детская наивность. Глядя на мальчика, мистер Мордант совершенно забыл о графе. Ничто на свете не имеет такой силы, как доброе сердце, и хотя перед ним стоял всего лишь семилетний ребенок, однако его присутствие, казалось, освещало и согревало всю эту большую и мрачную комнату, изменяя ее обычный вид.

– Я очень рад познакомиться с вами, лорд Фаунтлерой, – сказал он. – Вы совершили далекий путь, и мы очень рады, что вы благополучно окончили путешествие.

– Да, мы долго плыли по морю, – ответил Фаунтлерой, – но Милочка, то есть моя мама, плыла вместе со мной, и мне не было скучно! Конечно, когда едешь с матерью, всегда весело, да и пароход оказался чудесный!

– Садитесь, Мордант, – сказал граф.

Тот сел и перевел взгляд с Фаунтлероя на графа.

– От всей души поздравляю вас, милорд, – горячо сказал он.

Но граф, по-видимому, не желал высказывать своих чувств и только сухо заметил:

– Он лицом похож на отца, будем надеяться, что вести себя будет лучше. – Затем прибавил: – Ну, Мордант, что скажете? Кто опять умирает с голоду?

Для начала это было не так плохо, как можно было ожидать, но мистер Мордант все же едва решился сразу приступить к делу.

– Речь идет о Хиггинсе, милорд, о Хиггинсе с Дальней фермы. Ему не повезло: он был тяжело болен осенью, а у детей скарлатина. Положим, я не могу сказать, что он очень хороший хозяин, но все же человек он честный – ему просто не везет. За ним, конечно, числится большая недоимка, и управляющий заявил ему, что если он не заплатит аренды, то должен будет очистить ферму, а это было бы большим несчастьем для семьи. Жена его заболела… Он вчера приходил ко мне с просьбой побывать у вас, милорд, и попросить отсрочки. Он надеется, если вы дадите ему время поправиться, в скором времени уплатить свой долг.

– Они всегда только надеются, – проворчал граф.

Фаунтлерой невольно подвинулся вперед; стоя между дедом и посетителем, он с напряженным вниманием слушал разговор. Он уже сочувствовал Хиггинсу, и ему хотелось узнать, сколько у него детей и как они перенесли скарлатину.

– Хиггинс весьма порядочный человек… – продолжал пастор, стараясь подкрепить свою просьбу.

– И достаточно плохой фермер, – перебил граф. – Невик говорит, что за ним всегда числятся недоимки.

– Но теперь он в большом горе. Он очень привязан к жене и детям, и если вы отнимете у него ферму, им буквально придется умереть с голоду. Он и теперь не может кормить их как надо. Двое из его детей не оправились еще после скарлатины, доктор прописывает им вино и дорогую пищу, а у него ничего нет…

При этих словах маленький лорд еще ближе подвинулся к говорившему.

– Так было с Микелем! – воскликнул он.

Граф слегка вздрогнул.

– Я про тебя и забыл, забыл, что у меня в доме появился филантроп. Кто такой Микель? – уже мягче спросил он.

– Муж Бриджет; он тоже был болен и не мог заплатить за квартиру. Помните, вы еще прислали мне денег для него…

Граф с усмешкой поднял брови и сделал легкую гримасу. Он искоса посмотрел на мистера Морданта.

– Воображаю, какой из него выйдет помещик, – сказал он. – Я велел Хевишэму дать ему денег на удовольствия, а удовольствием для него оказалось – раздать деньги нищим.

– Совсем не нищим, – с живостью возразил Фаунтлерой. – Микель – отличный каменщик, и все они вообще хорошие работники…