Анна Саксе - Сказки о цветах Страница 6

— Ну, брат, так как же? — насмешливо обратился он к Жасмину. — Этой краски осталось немного, но если хорошенько попросишь, я всю ее отдам тебе.

— Не буду я просить, — ответил Жасмин.

— Как это так? — Художника начало злить упрямство Жасмина. — Ну, ладно, если тебе трудно произнести свою просьбу, то поклонись хотя бы, согни спину.

— Предпочитаю сломаться, но не согнуться, — гордо ответил Жасмин.

Художник, разозлившись, брызнул желтой краской Жасмину в лицо и закричал:

— Кто ты такой, что не хочешь просить и кланяться! Ну и оставайся на веки вечные

белым!

Таким он и остался — белый хрупкий Жасмин. А попробуй согнуть его — сломается…

ПЕРСИДСКАЯ СИРЕНЬ

Это приключилось в те страшные времена, когда все боялись драконов и ведьм.

Завоет вечером в трубе ветер, знай — это дракон ведьму прислал и кому-то грозит беда. Обычно драконы похищали принцесс. Но драконов было много, а принцесс — мало, и чудовища эти не брезгали и женщинами менее знатного происхождения.

Как-то ночью ветер завыл в трубе дома, в котором жила Персия с девятью сыновьями. Что это? Не иначе как дракон на мать польстился — кроме нее, в доме женщин нет. Но неужели девять молодцов свою матушку не уберегут?

Сыновья договорились: один будет стеречь дом, а остальные на работу ходить. Пока старшие сыновья с мечом в руке охраняли мать, ничего дурного не случилось, восемь дней прошли спокойно. Наступил черед меньшого сына дома оставаться.

Стоит он у ворот, по временам на трубу поглядывает и ничего подозрительного не примечает. Парень уже хотел было войти в дом пообедать, как услышал в саду веселый хохоток. Глянул, и что же видит?! Красивую девицу с алым маком на груди. Она поманила парня — иди ко мне! Только пускай сперва меч положит, не нравится ей это оружие. Парень положил меч, а та сразу давай трещать и хихикать, снимает с груди мак и протягивает парню — на, понюхай. По простоте своей парень сунул нос к алому цветку, и так ему спать захотелось, что тут же в саду и повалился. Только успел заметить, как, рыча и фыркая, примчался дракон, сгреб матушку и потащил по воздуху, а девица обернулась ведьмой, села на помело и улетела.

Меньшой сын проспал немало времени, а проснувшись, не мог в толк взять, как ему теперь быть, что сказать братьям. Уж лучше сразу отправиться искать драконью пещеру. Опоясался он мечом, сунул в карман краюху хлеба — и в путь. Шел он шел и к концу дня видит: у дороги усталый старичок сидит и просит:

— Пожалей, сынок, старика, дай хлеба кусочек!

— С радостью, дедушка, — ответил меньшой. — Только скажи, не видел ты, в какую сторону дракон мою матушку унес?

Старичок показал на юг, взял кусок хлеба и остался сидеть, а парень быстро ушел на юг.

Шел он шел и к концу дня — что за чудо! — пришел на то же место, где старичка оставил. А тот опять:

— Вскопай мне, сынок, землицы и яблоню посади. Яблок захотелось, а сил нет посадить.

Меньшой сын проворно вскопал мечом землю и посадил деревцо, только попросил, чтобы старичок показал ему дорогу к пещере дракона.

Старичок показал на север. И снова меньшой сын шел и шел и к концу дня — подумать только! — опять вернулся туда, где старичок сидел. А тот просит еще одну службу сослужить: убить змея, который к нему в лачугу залез и по ночам спать не дает.

Вошел юноша в старикову лачугу и мечом отрубил змею голову. И попросил старичка не обманывать его больше.

— Я трижды испытал тебя: твою щедрость, усердие, смелость. Иди, сынок, на запад, и там, где ночью деньги сушатся, поблизости и будет пещера дракона. Тебе с ним тяжкий бой вести придется, да и не знаю, спастись ли вам обоим. Я тебе волшебное слово скажу, оно обернет тебя в кого пожелаешь. Только запомни: два раза можешь в кого угодно превратиться, а в третий должен непременно опять человеком стать, А если и в третий раз кем-нибудь обернешься, то останешься им навеки.

Юноша запомнил волшебное слово и ушел на запад. Шел он шел, пока посреди ночи не увидел мечущийся синий огонек. Деньги сушатся!

Парень крепко сжал в руке меч и пошел на огонек, но завяз в болоте. И тут видит! Идет навстречу сгорбленная женщина, на плечах тяжелую колоду несет. Кто это? Да неужели матушка!

Сын позвал мать, а та испуганно запричитала:

— Ой, сыночек, зачем пришел искать меня! Из этого болота еще никто живым не выбрался. Уж лучше мне одной пропадать, чем видеть тебя рабом дракона.

— Нет, мать, — ответил сын, — по моей вине ты к дракону в неволю попала. Мой долг теперь спасти тебя. Садись на колоду, а я скажу одно слово, обвернусь рекой и вынесу тебя из болота.

Так и сделали.

Но дракон, увидев, как уплыла его рабыня Персия, погнался за ней. Река текла, текла, пока не притекла к песчаному полю, и вода иссякла.

— Матушка, я обернусь конем, сядешь на меня и ухватишься за гриву. Так я перенесу тебя через песчаное поле, — сказал парень и превратился в статного жеребца.

Скакал конь со всадницей, скакал, а дракон за ними. И не догнать бы ему быстроногого жеребца, но беглецам дорогу вдруг широкий и глубокий ров преградил.

— Сынок, обернись опять человеком и спрячься на дне рва, — взмолилась мать, но юноша и слушать ее не захотел.

— Нас у тебя девять сыновей, а мать у всех только одна, — сказал он. — Я превращусь в густой цветущий куст, а ты спрячешься в его ветвях.

Парень сказал волшебное слово, и над рвом вырос густой куст с пахучими фиолетовыми цветами. Персия спряталась в ветвях, а дракон, с хрипом изрытая огонь, промчался мимо.

Персидская сирень — сколько садов она теперь украшает!

ФИАЛКА

Она появилась ранней весной — маленькая хрупкая девочка с синей скрипкой под мышкой. Когда девочка заиграла, птицы умолкли, прислушиваясь к чудесным звукам ее скрипки, пчелы и бабочки долго кружились вокруг, подпевая мелодиям, которые смычок девочки извлекал из крохотного инструмента.

— Послушай, Фиалка, — сказала ей краснощекая девица, сестра хвастливого Мака, прозванная Ветрогонкой, — ты могла бы выступать с концертами и получать огромные деньги.

— Ах, у меня ведь нет никакой школы, — отвечала Фиалка-Скрипачка. — Я счастлива, что моя игра вообще доставляет кому-то радость.

— Были бы у тебя деньги, ты могла бы приодеться, — поучала ее Ветрогонка. — А то ты и в будни и в праздник ходишь все в одном и том же зеленом платьице.

— Мне и так хорошо, я о роскошных нарядах и не мечтаю, — отвечала девочка.

— Будь у тебя деньги, ты купила бы себе янтарное ожерелье и надела бы на свою тонкую шею, — вмешалась в их разговор красотка Тюльпанша. — Может, приглянулась бы кому-нибудь.

Фиалка-Скрипачка засмеялась.

— Говоришь, шея у меня некрасивая, тонкая. Так это мое ожерелье понравилось бы, а не я. В ожерелье он влюбился бы, а не в меня. Уж лучше остаться такой, какая есть.

— Ты рассуждаешь, как ребенок, с тобой даже поговорить серьезно нельзя, — рассердилась Ветрогонка и, подкрасив губы, призывно улыбнулась стоявшему по другую сторону дорожки Ирису.

Ирис на ее улыбку не ответил — в это время Фиалка заиграла снова, пленив его чудесной музыкой.

С замиранием сердца он слушал волшебную мелодию. Она лилась и лилась, как нежная песня любви и дружбы, которым нет конца и тогда, когда земля застывает, объятая великим белым безмолвием. Фиалка кончила играть, и синеглазая Незабудка, наклонившись к ней, шепнула:

— Видела, как Ирис смотрел на тебя? Глаз не сводил. Он влюблен в тебя!

— Да что ты! — тихо вздохнула Фиалка. — Ведь я некрасивая. Рядом с Ветрогонкой и Тюльпаншей я просто Золушка. С чего это влюбится в меня избалованный красотками Ирис? Наверно, он очень любит музыку и слушал мою скрипку, а ты морочишь мне голову, чтоб потом посмеяться надо мной: поверила, мол, дурочка.

Так отвечала Фиалка, но сердце ее все же затосковало.

Она прижала к плечу синюю скрипку и излила свою тоску и мечты в тихой мелодии. Слушавшим ее казалось, что в жизни бесконечно много счастья, стоит только протянуть руку и все, что ты пожелаешь — любовь, дружба, радость, — упадет в нее, точно звезды с высокого голубого летнего неба.

Скрипка Фиалки умолкла, и Ирис еще долго терзался бы и горевал, если бы Сирень не шепнула ему на ухо:

— Ирис, не будь дураком, не упусти свое счастье! Неужели ты не видишь, что Фиалка играет только для тебя! Она в тебя влюблена, это и слепой видит.

— Откуда ты знаешь? — возмутился Ирис. — Фиалка — такая артистка: она словно витает в небесной синеве, вокруг самого солнца. Земные чувства ей чужды, она живет своим искусством, и такой заурядный парень, как я, для нее не больше, чем простой стебелек.

Наступил теплый вечер, и Фиалка играла Лунную сонату.

Вначале в музыке слышалась непонятная тоска, щемящая мольба, печаль отречения, но вот мелодия перешла в страстный шепот, она манила, звала и, все нарастая, кричала о счастье.