Ольга Матюшина - Жизнь побеждает Страница 6

Вот и станция, где им надо выходить. Проводник помог Дарье Васильевне высадить ребят, подал вещи. Короткий свисток — и поезд ушел дальше.

Мать и трое ребят одиноко стоят на платформе маленькой станции. Уже вечереет. Зябко, мокро. Холодный ветер треплет легкие пальтишки.

«Подождите здесь», — говорит мать, направляясь к станционному домику. Трое ребят остаются ждать ее, сидя на чемодане, прижавшись друг к другу.

Наде кажется, что здесь, в незнакомом месте, они совсем, совсем одни…

Раздались чьи-то голоса. В темноте мелькнул огонек фонаря. Мать в сопровождении двух женщин подошла к детям. Одна из них взяла Геню на руки и сказала: «Идите, девочки, за нами!».

И как-то очень скоро дети оказались в натопленной избе. Большой стол, вымытый до блеска, окружен широкими лавками. На столе — караваи, прикрытые белым полотенцем. Пахнет свежеиспеченным хлебом.

Хорошо сидеть в теплой, светлой избе! Женщины угощают мать и озябших детей горячей картошкой, молоком. От усталости и пережитых волнений трудно есть. Глаза слипаются… Чьи-то заботливые руки раздевают ребят, укладывают спать. Надю кто-то прикрыл полушубком. Ей так хорошо!.. Она никого здесь не знает, а чувствует себя как дома. Еле слышит голос матери… Старается понять, что та спрашивает, и не может — засыпает…

Утром Дарья Васильевна с помощью хозяек устроила все дела.

«Жить мы будем не здесь, а в двадцати пяти километрах от станции», — сказала она Наде. Сердечно поблагодарив гостеприимных женщин, Платоновы поехали дальше.

В телеге, лежа на мягком сене, дети с любопытством разглядывали лесную дорогу, поля. Постепенно их укачало, и они сладко заснули. Дарья Васильевна тоже задремала. Ее разбудил громкий голос возницы: «Приехали! Вот правление колхоза».

Мать вылезла из телеги. Стряхнула сено, приставшее к платью. Поправила волосы и поднялась на ступеньки крыльца.

Платоновы оказались первыми эвакуированными, попавшими в эту деревню. Марья Кузьминична, председатель колхоза, приветливо встретила их. Она предложила Дарье Васильевне самой выбрать себе комнату: «У нас многие ушли на войну. Избы — большие. Наверно, вас охотно примут в любой дом…»

— Мне, Татьяна Васильевна, понравился домик на окраине. Там было совсем как у нас: цветы под окном и березы у самого дома. Только яблони не росли… Хозяйка домика вместе с дочерью жила в одной комнате. Во вторую половину избы пустили нас. Хозяйка погладила Геню по светлым волосам, сказала: «Какой он у вас худышка да зеленый!.. Война и таких птенцов не пожалела: выбросила из родного гнезда». Она оглядела два небольших узелка с нашими вещами, шепнула что-то дочери. Та позвала ребят и тихо вышла из избы. Когда все ушли, мама устало опустилась на скамейку: «Вот мы и на месте! До конца войны тут, наверно, останемся…» И только тогда я поняла, что здесь мы должны долго жить. И я так испугалась!

— Почему, Надюша?

— Как — почему?.. После нашего дома, где всё было так налажено, жить в этой пустой избе… У нас же, Татьяна Васильевна, ничего не было: ни денег, ни вещей!.. Мама сидела, опустив голову. И так мне стало жалко и ее, и нас! Я не выдержала и заревела, прижавшись к ней. Мама вздрогнула, приласкала меня и совсем спокойно сказала: «Давай устраиваться. Ты где хочешь спать?» — «А на чем, мамочка?» — «Пока на полу, а потом что-нибудь придумаем».

Мама развернула узел, вытащила две небольшие подушки и тоненькие одеяла. Я подержала их в руках и положила на скамейку. В это время широко распахнулась дверь, и в комнату ввалились Геня с Валей, держа за углы мешок с соломой. «Это постель мне и маме! Я сам набивал», — заявил Геня.

Следом за ребятами вошла дочь хозяйки, тоже с мешком соломы. Девушка шагала очень осторожно и всё-таки едва не упала, наткнувшись на брошенный узел. Подбежав к ней, Надя увидела нежное, молодое лицо, изрытое оспой, и плотно закрытые глаза. «Вы не ушиблись?» Она подняла голову, как бы силясь разглядеть девочку, и тихо ответила: «Нет, что вы! — Помолчав, добавила: — Я незрячая и часто падаю».

«Слепая!» — подумала Надя и невольно потянулась к ней. В девушке ей всё нравилось: тихий, мелодичный голос, стройная фигурка, слегка вьющиеся каштановые волосы, туго заплетенные в косу. Не хотелось верить, что глаза ее никогда не откроются.

Девушку звали Аней. Она в детстве заболела оспой и потеряла зрение.

«Ей, должно быть, лет семнадцать», — думала Надя, устраивая постели. Аня снова появилась в комнате с ведром и с посудой: «Это вам мама послала. Воду можно брать в колодце».

Девочке хотелось сейчас же вместе с Аней пойти во двор, посмотреть, где находится колодец, но в это время вошла хозяйка с кипящим самоваром. Геня закричал от радости: «Тетя Саша, у нас дома такой же самовар!»

Должно быть, мальчуган полюбился хозяйке. Она сама усадила его на лавку и налила, ему молока в чай. А Наде с матерью смущенно сказала: «Не обессудьте! Коровы у меня своей нет…»

За чаем тетя Саша разговорилась с Дарьей Васильевной, сразу же перешла на ты и стала звать ее по имени. «Значит, ты была бригадиром на ферме? Теперь поступай к нам! Мы с тобой соревноваться начнем. Я дояркой работаю».

Платонова охотно согласилась. Ребят и все заботы по хозяйству она поручила Наде. Девочке было трудно, — ей часто нечем было накормить ребят досыта. Младшие, особенно Геня, постоянно просили есть. Надя не знала, что делать. Аня, как всегда, выручила ее: узнав от Нади, как трудно ей накормить ребят, Аня на другой же день послала Платоновым деревенских детей. Они взяли ребят с собой в лес, показали им ягодные и грибные места.

Потом они все дни проводили в лесу. Там наедались ягодами, и домой приносили полные корзины. Аня научила Надю сушить грибы, нанизывая их на тонкие лучинки. А сколько черники, малины они заготовили на зиму!..

Аня работала в яслях, и Надя не могла понять, как же она без глаз справляется там? «И ребята тебя больше, чем других, любят!» — удивилась она.

Радостная улыбка озарила лицо слепой. «Знаешь, — сказала Аня, — главное — пригреть сирот, обласкать их. А это и без глаз можно! — И, помолчав, прибавила: — Лишь бы сердце горячее было… А война — большое горе, и все должны в такое время работать. Вот и для меня нашлось дело!..»

Надя рассказывала бодро, но Зорина понимала, как трудно было тринадцатилетней девочке справиться с недетскими обязанностями и как помогли ей терпение и мужество ее слепого друга — Ани, которой она старалась подражать.

Всё дольше оставалась Дарья Васильевна на ферме. Она ни от какой работы не отказывалась. Бригадирша не раз останавливала ее. Говорила: «Надорвешься! Смотри, как у нас похудела…»

«Ничего, — отвечала та. — Теперь война. Мы должны работать больше и лучше, чем прежде».

Она так и работала. А придя домой, старалась помочь дочери. Начинала стирать, мыть пол. Надя обижалась и сердито твердила: «Сама сделаю!».

Мать не журила, как прежде, девочку за эти слова.

Прошли теплые дни. Климат здесь был суровее, чем в родных местах. Быстро, как-то внезапно, наступила осень. Печальна осень на севере. Постоянные дожди. Ветер резкий, холодный. Быстро темнеющий день…

Несколько раз в месяц мать после работы ходила в кооператив за продуктами. Надя просила поручать это ей, но мать отказывалась. Она жалела дочь и боялась за нее: путь неблизкий, три километра, да и волки стали показываться.

Однажды Дарья Васильевна задержалась на скотном дворе. Когда пошла в магазин, уже темнело. Накрапывал дождь. Переходя речку по скользким мосткам, она упала в холодную воду и не вернулась домой переодеться. Пошла мокрая дальше.

На обратном пути дул холодный ветер. Повалил снег. В обледеневшей одежде, прозябшая до костей, вернулась она домой.

Напрасно Аня с детьми растирала ее окоченевшие ноги. Напрасно старалась Дарья Васильевна победить слабость… Через три дня ее, потерявшую сознание, увезли в больницу.

Теперь окончательно все заботы легли на Надю. Она осталась единственным работником и кормильцем семьи…

Испуганные ребята молча сидели в уголке.

«В суете я даже не накормила их», — подумала Надя и стала накрывать на стол.

В комнату вошло несколько женщин.

«Ты не горюй, Надюша! — сказала Марья Кузьминична. — Мать скоро поправится. Если что надо — прибегай прямо ко мне. Здесь Аня вам поможет».

«А мне можно навестить маму?» — робко спросила Надя.

«Что ты, это далеко! И мать не велела: боится, что простудишься. Дарью в больнице мы сами станем навещать. За нее не бойтесь! Поправится! Недели через две обратно привезем…»

Весь вечер просидели колхозницы с ребятами. Геня даже смеяться стал.

Когда ребята заснули, тишина комнаты, пустое место, где спала мать, — всё напоминало о ее болезни. И такой одинокой, несчастной почувствовала себя девочка! Она не могла, не хотела спать. Взяла Генин чулок, собралась заштопать его, да так и не прикоснулась к работе.