Эдуард Пашнев - Цветы из чужого сада Страница 6

Алик вспомнил, что послезавтра состоится третий футбольный сбор, посвященный встрече с вратарем команды, и вздохнул.

В среду Алик снова подошел к матери и подсунул ей голову, чтоб она его ласково потрепала за волосы. Евгения Викторовна потрепала и спросила:

– Ну, что тебе еще нужно?

– Мы идем сегодня в театр.

– Кто это мы?..

– Все пятые классы.

– И тебе нужны деньги?

– Да.

– Сколько?

– Рубль пятьдесят копеек.

– Так много?

– Билеты в театр теперь подорожали.

Евгения Викторовна покачала головой и полезла в сумочку.

– А какой спектакль? – спросила она.

– «Вовка на планете Ялмез».

В четверг Уф Фимовна, пионервожатый Костя и Петька Серебряков по очереди спрашивали у Алика: почему он не был в театре? Алик сказал, что был, только он сидел на галерке, чтобы виднее было.

В пятницу ему снова нужны были деньги. Он соврал матери, что пятый «В» решил сфотографироваться всем классом вместе со всеми учителями и Уф Фимовна собирает с каждого по рублю, чтобы отдать фотографу.

В субботу Алик просто взял со стола три рубля. Евгения Викторовна спросила, не видел ли он, куда она дела деньги, которые у нее остались от базара.

– Нет, – ответил Алик.

– Неужели я их потеряла, когда доставала квитанцию на ботинки? – огорчилась мама.

– Наверное, потеряла, – сказал Алик.

– Вот растяпа!

Мама еще долго ругала себя, а Алик опускал глаза и тихонько про себя вздыхал.

Он понимал, что совершил нехороший поступок, но решил все вытерпеть, потому что не для себя ведь старался, а для Уф Фимовны.

В воскресенье мама заняла у соседки до получки денег и дала Алику еще тридцать копеек, чтобы он мог сходить в кино. Ему и правда давно хотелось посмотреть «Дикую собаку Динго», но надо было идти к Лешке.

9. Рыжая Берта

Ободранная дверь Лешкиной квартиры никогда не запиралась. Алик осторожно открыл ее и спросил:

– Можно?

– Давай, чего спрашиваешь.

– Здравствуйте.

– Привет, – хмыкнул Лешка.

Он был не один. На диване сидела рыжая девушка в красной кофте. На валике стояла маленькая тарелочка для второго, на которой дымилась длинная папироса. На черной юбке серели комочки пепла.

– Какой миленький мальчик, – хрипловато сказала девушка. – Кучерявенький, иди сюда, познакомимся. Меня зовут тетя Берта.

– «Тетя»! – прыснул Лешка. – Ее зовут Рыжая Берта.

– Ну? – нахмурилась девушка.

Она больше ничего не сказала, но Лешка прикусил язык и даже его нахально оттопыренные уши как будто стали меньше. Алик оглянулся на Лешку и остановился.

– Ну иди же, чего ты испугался? – И она, чтобы ободрить мальчишку, схватила его за руку и чмокнула в щеку. И пока она его целовала, Алик успел заметить, что у нее на одной руке два кольца и что она пьяная, потому что от нее пахло водкой.

– Пустите! – испуганно крикнул Алик.

Берта насмешливо отпустила.

– Чего ты?.. Разве тебя мама не целует?

– Целует.

На стене висело зеркало с отбитым уголком. Алик скосил глаза и увидел на своей щеке жирный след от помады, такой же, как на папиросе, которая лежала на тарелочке.

– Ты сделала из него клоуна, – засмеялся Лешка.

– Леша, мальчик, не забывайся, – растягивая слова, сказала Берта. – Не называй свою тетю на ты. Это невежливо. А то я пожалуюсь дяде Реактивному, что ты меня не слушаешься, и дяде Монаху.

Алик ожесточенно тер рукавом пальто щеку, пока она не побелела. Лешка молча тыкал вилкой по тарелкам. Он закусывал. На столе стояли две бутылки и четыре стакана. «Наверное, здесь были еще двое – эти самые дядя Реактивный и дядя Монах», – подумал Алик.

Берта пошарила вокруг себя, нащупала коробку спичек, зажгла потухшую папиросу.

– Тебя зовут Алик? – спросила она. – Ты не куришь?

– Нет.

– Не кури. Курить вредно. Пионер не должен курить.

– Я не курю.

– Молодец! На́ тебе денег, пойди купи себе мороженое.

– Я не хочу.

– И нам купишь Я люблю эскимо. Леша, а ты?

– Я тоже эскимо

Алик выбежал на улицу и остановился. Мороженое у реки никогда не продавали, он совсем забыл об этом. Чтобы купить эскимо, надо было ехать на трамвае в центр города. Алик не знал, ехать ему или нет. Скоро должны были прийти остальные мальчишки. Алик решил вернуться и сказать, что около Успенской церкви продают вербочки, а мороженое не продают.

Лешка и Рыжая Берта так быстро его не ждали. Поэтому, наверное, они разговаривали громко. Алик нарочно задержался около двери, чтобы услышать, о чем они говорят. На сердце у него было почему-то очень тревожно. Он не поверил, конечно, что Берта – Лешкина тетя. Но кто же тогда она? И кто эти двое дядей: дядя Реактивный и дядя Монах?..

– Я работаю в цветочном ларьке от садоводства. Понял? – говорила Берта. – И не могу продавать в своем ларьке твои дурацкие подснежники. Меня сразу накроют.

– Скоро ландыши зацветут и фиалки. Я знаю, бабка моя уже в начале мая продает фиалки.

– Дурак, в начале мая будут ирисы. Из садоводства мне привезут пятьдесят штук, а ты мне с мальчишками нарежешь в садах двести. Потом пойдут розы, потом гладиолусы. Я тебе буду вечером говорить, что мне привезут, а ночью ты с мальчишками будешь в садах срезать: если розы – розы, если гладиолусы – гладиолусы. Тогда к нам никто не придерется.

– Нарежешь… Как будто это мои сады.

– Боишься или торгуешься? Бояться тебе нечего. Мальчишки всегда лазят по садам. И высшая мера наказания для них – крапива. А если торгуешься, то зря. Пополам будем делить.

– А пионерам?

– На мороженое.

– А Реактивному?

– Его скоро заметут. Он больше года никогда не гуляет. А мы будем заниматься только цветами. Ты молодец, что придумал это. Только смотри, чтоб твои пионеры хорошо учились.

– Зачем?

– Дурак, чтоб никаких подозрений в школе. По рукам?..

– По рукам.

Алик хотел попятиться назад и убежать, но у него в руках остались деньги Рыжей Берты. Он не мог их унести с собой. Сделав несколько шагов назад, Алик громко громыхнул о ступеньки ботинками и, нарочно простучав в сенях, вошел в комнату. Берта сидела все в той же позе, только в правой руке она держала стакан:

– Купил?

– Мороженого нет, – заикаясь, проговорил Алик, положил деньги на край стола и вдруг кинулся прочь.

– Кучерявенький! – услышал он уже в сенях встревоженный голос Рыжей Берты.

Алик никогда еще так быстро не бегал. Улица, на которую он выскочил, была открыта со всех сторон, на остановке стоял трамвай. Алик впрыгнул в вагон и, выглянув осторожно в окошко, увидел Лешку. Тот стоял около столба, вобрав шею в плечи, и смотрел по сторонам.

10. Что случилось

Мальчишек Алик перехватил на лестнице, спускающейся между домами к реке. Гога, Шурик и Заяц поверили сразу всему, что им рассказал маменькин сынок. Гога вспомнил, что он видел Рыжую Берту у Лешки раньше. Значит, он давно пропивает с ней их деньги. Шурка предложил заявить в милицию, но Заяц сказал, что их тоже тогда заберут вместе с Лешкой.

Мальчишки бежали вниз по лестнице, шепотом на бегу переговариваясь.

– Давайте Косте скажем, – предложил Шурка.

– Нет, – махнул головой Гога.

Он снова почувствовал себя главным. На середине лестницы Гога подлез под перила и свернул на пустырь. Все побежали за ним. Здесь, среди старых консервных банок, стекляшек и прошлогодней сухой и пыльной травы, они просидели до вечера. В сумерках разбежались по домам, встревоженные, притихшие.

Понедельник начинался с уроков Уф Фимовны. Перед тем как начать урок, старая учительница делала перекличку и внимательно оглядывала класс. Если Гога возбужденно вертелся на своей парте, если у Шурки на коленях лежала книга, если Славка Заячья губа держал в руке галку, собираясь ее пустить по классу, а Алик спокойно сидел, положив руки на парту, значит, в пятом «В» все было в порядке. Надо только отобрать у Шурки книгу, попросить Славку оставить птицу в покое до перемены, напомнить Гоге, что если он будет так вертеться, то когда-нибудь останется без головы, – и можно начинать урок.

Но сегодня все было наоборот: Алик вертелся, а Гога, Шурка и Славка сидели не шелохнувшись. Закончив перекличку, Уф Фимовна села и, отдуваясь, спросила:

– Бавыкин, уф, Киселев, уф, Баранов, уф, что случилось?

– Ничего, – испуганно вскинул глаза Гога.

Шурка и Славик решили, что он и за них ответил, и промолчали. Тогда учительница повернулась к Алику. Любимого ученика она называла всегда ласково по имени:

– Алик, а что с тобой сегодня?

– Я не разговариваю.

– Я вижу, уф, что ты не разговариваешь, но что с тобой? Беспокойный стал, в театре, уф, тебя никто не видел.

Алик стоял, виновато опустив голову. Уф Фимовна махнула рукой:

– Садись.

После того как ее обворовали, она как-то постарела, и одышка у нее стала чаще. Раньше ей легко было вызвать учеников на откровенность, а теперь при одном ее взгляде мальчишки и девчонки замыкались в себе. «Наверное, пора уходить на пенсию», – подумала учительница. Она не догадывалась, что воры, забрав у нее многие привычные вещи, унесли из ее жизни и уверенность в себе. Если бы мальчишки и девчонки знали мысли Уф Фимовны, они бы успокоили ее. Но они ничего не знали.