Николай Федоров - Сказано — сделано Страница 6

Оригинал недовольно заворочался в клетке, зашипел, нахохлился и отрывисто бросил: «Ду-рак!», — после чего надменно отвернулся, желая тем самым показать своё превосходство над телекопией.

— Ну как? — самодовольно спросил Славик. — Один к одному сработано. Кто скажет, что это чучело в клетке лучше, чем на видеоплёнке! Даже наоборот, хлопот меньше: включил — выключил. Вообще, я тебе, Никифор, как родному скажу: видеомагнитофон — это супервещь! Я вот тут подумываю всех своих приятелей записать. Тогда и встречаться с ними можно будет только по крайней нужде.

В прихожей послышался звонок. Славик выключил видеомагнитофон и пошёл открывать.

— Доцент припёрся. Математик. Сейчас у меня занятие, гори оно огнём! Так что давай сматывайся. Достанешь граммофон — заруливай.

Доцент оказался молодым спортивного вида мужчиной в джинсах и в кожаной куртке. Он уже, видимо, хорошо знал, что вьетнамский паркет не любит грязи. Едва войдя за порог, доцент быстро скинул свои кроссовки и отрывисто бросил:

— Славик, работаем в темпе. У меня сегодня ещё два ученика. Накрой попугая тряпкой, доставай учебники!

Когда Коля уже выходил на лестницу, попугай вдруг грустно крикнул ему вслед:

— Бедный Боря!

Глава 6. Книги

Дом, в котором жил Павел Андреевич Ивашинцов, оказался точной копией дома, где обитали наши друзья. Впрочем в этом нет ничего удивительного: дома были из одной серии.

Если вы захотите описать кому-нибудь здание из старой части города, то вам придётся с риском сломать себе язык говорить об эркерах, пилястрах, капителях и прочих прекрасных излишествах. Если же вы при этом ещё правильно произнесёте слово «антаблемент», то вам уже можно аплодировать. С новостройками в этом смысле гораздо легче. Достаточно сказать: такой-то дом, допустим, сто тридцать седьмой серии, как ваш собеседник, если он хоть мало-мальски изучал квартирный вопрос, сразу всё поймёт.

Дверь квартиры 546, возле которой остановились Коля и Саша, тоже ничем не отличалась от миллиона подобных дверей. Разве что под звонком на дверном наличнике имелась потемневшая латунная табличка с надписью: «Ивашинцов Павел Андреевич». Очевидно, табличку эту хозяин перенёс сюда со старой квартиры.

— Всё точно, — сказал Коля и нажал кнопку звонка.

Дверь отворилась, и на пороге возник знакомый ребятам старик. Он был в той же вязаной кофте, в которой ходил расклеивать свои странные объявления. В первый момент на лице старика отразились испуг и растерянность. Но затем, разглядев ребят, он приветливо улыбнулся и проговорил:

— Фу, как вы меня напугали. Я думал, это опять она. Агент.

— Агент? — в один голос переспросили ребята.

— Ну да. Агент Госстраха. Очень эрудированная девушка. Она мне всё рассказывала, как старики ломают ноги в гололёд. Это, говорит, происходит из-за нарушения баланса фосфора и калия в костях. Потому, говорит, кости стариковские хрупкие, как сухие ветки. Хрусть! — и год в гипсе. Хорошо, знаете ли, у неё это «хрусть» получалось. Как-то очень натурально… Ах, да что же это я чепуху всякую несу. Вы проходите, проходите скорей! Обувь снимать не нужно. У меня, знаете ли, не мечеть и не буддийский храм.

Уже прихожая поразила ребят. Крепкие деревянные стеллажи, плотно уставленные книгами, тянулись от пола до самого потолка. Вошедший в прихожую как бы попадал в замкнутое пространство, стены которого состояли из туго пригнанных книжных корешков. В комнате (а это была однокомнатная квартира) книг было ещё больше. Хотя здесь они соседствовали с обычными житейскими предметами: стол, диван, телевизор, глубокое кожаное кресло, покрытое клетчатым пледом, покосившийся торшер с голубым подгоревшим абажуром.

Старик усадил ребят на диван, а сам нервно заходил по комнате. Потом остановился и печально сказал:

— Что ж, от моих объявлений пока никакого толку. А вы… Вы мне поможете?

— Да, будем искать, — твёрдо сказал Коля.

— Но как? Я просто ума не приложу как. У вас есть план какой-нибудь?

— Одна ниточка уже имеется, — сказал Коля. — А пока вы нам лучше вот что скажите: у вас ведь остался портфель того человека с попугаем?

— Конечно, конечно. Вот он стоит.

— А что в нём? Может, там какие вещи есть? Ну, которые бы нам помогли? Понимаете?

— Увы, увы, — замотал головой старик. — Я вначале тоже так подумал. Но в портфеле, к сожалению, только одна книжка и всё. Да вот, сами посмотрите.

Старик поднял с пола портфель и протянул ребятам. В портфеле лежала «Женщина в белом» англичанина Уилки Коллинза. Если бы писатель дожил до наших дней, он бы, наверное, здорово обрадовался, узнав, каким тиражом выпущено его творение.

Коля перелистнул несколько страниц в надежде увидеть какие-нибудь надписи или пометки, но книга была абсолютно чистая. Он уже хотел закрыть портфель, но дотошный Саша взял книгу и, повернув вверх корешком, потряс.

Оказалось, что сделал он это не зря: из книги выпала фотография!

— Ух ты! — в один голос воскликнули друзья.

— Надо же, надо же! — забормотал старик. — А я ведь и не заметил.

И все трое жадно впились глазами в находку. На фотографии была изображена машина марки «Жигули». За рулём машины сидела девочка лет двенадцати с короткострижеными светлыми волосами. Ещё был виден фонарный столб и угол типового, крупноблочного дома. Из-за угла торчала мутная фигурка человечка с сумкой на плече. Очевидно, человек этот был случайным прохожим, ненароком попавшим в кадр.

— Девчонка какая-то, — сказал Коля.

— А может, мальчишка, — предположил Саша.

— Может быть, — согласился Коля. — Тут не поймёшь. Эх, жаль, номера не видно! По номеру машины мы б запросто в ГАИ всё узнали.

Коля ещё раз вгляделся в фотографию, и ему в какой-то миг показалось, что фигурка человека, заходящего за угол дома, чем-то ему знакома. Он наморщил лоб, силясь вспомнить, но в памяти так ничего и не всплыло.

— Павел Андреевич, — сказал Коля, — раз уж мы решили помочь вам, то мы, если можно, возьмём эту карточку.

— Ну, разумеется, — ответил старик.

— А что было в вашем портфеле? — спросил Саша. — Если не секрет, конечно.

— Ну, какой же тут секрет. У меня там две книги лежали. «Деяния Петра Великого» Феофана Прокоповича. Книга интересная, редкая. Ну да я бы пережил её потерю. А вот другая книга… Ах, как тяжело мне её потерять.

— Что-нибудь тоже очень ценное? — участливо спросил Коля.

— Нет, Коленька, дело не в этом, — с грустью ответил старик. — Сама по себе книга не так уж, может быть, и ценна. Это первый том от двухтомника Лермонтова, тысяча восемьсот девяносто второго года издания. Но дорога она мне совсем по другим причинам. Совсем по другим. Понимаете, мальчики, это память. Память об одной встрече…

Обстрел застал его на Тучковом мосту. Как раз посередине. Снаряды рвались за спиной, где-то в районе Пушкарской. Пожилой милиционер с посиневшим от холода лицом выскочил из своей будки и замахал руками:

— В укрытие, лейтенант! Давай в укрытие!

Лейтенант кивнул, но продолжал идти тем же размеренным, упругим шагом. Сухой, морозный снег визжал под ногами. Методичные взрывы с треском рвали застывший, ледяной воздух. Закрытые маскировочной сеткой шпили Адмиралтейства и Петропавловского собора напоминали зачехлённые стволы гигантских дальнобойных орудий. На заснеженной, словно забинтованной Неве копошились чёрные человеческие фигурки. Люди черпали из тёмной полыньи ледяную невскую воду, потом ставили вёдра на маленькие детские санки и медленно тащили их к обледенелому гранитному парапету.

Лейтенант Павел Андреевич Ивашинцов, гидролог по гражданской профессии, прибыл в город с Ладоги. Там в составе специального отряда он оборудовал автомобильную дорогу по льду замёрзшего Ладожского озера. Потом эту ледяную нитку, связавшую истерзанный город с Большой землёй, назовут Дорогой жизни.

Лейтенант миновал мост и вскоре вышел в промёрзшую каменную щель Среднего проспекта. На снежных сугробах чёрным серпантином валялись обрывки трамвайных проводов.

Павел Андреевич замедлил шаги, с болью оглядывая знакомые с детства места. Закрытые витрины магазинов, обожжённые взрывами снарядов стены домов, белые кресты на окнах. На углу, напротив столовой, которую до войны почему-то называли «Лондоном», застыла очередь за хлебом. Проходя, Павел Андреевич невольно отвёл глаза. На перекрёстке, занесённом снегом, стоял трамвай с выбитыми стёклами и иссечёнными осколками боками. На его подножке сидела женщина, закутанная в пуховый платок. На коленях у неё лежала книга. Павел Андреевич остановился. Потом подошёл. Но женщина при его приближении даже не пошевелилась. Тонкими, побелевшими пальцами она сжимала края книги. На снегу, возле её ног, валялись две шерстяные рукавички.