Теодор Вайсенборн - На пороге надежды Страница 6

Поначалу ему, одиннадцатилетнему мальчику, было очень непросто осмысливать новую ситуацию, но со временем все образовалось. Отец домой больше не приходил. Это и впрямь мало что меняло, а мама, особенно поначалу, была по вечерам не такой тихой, как прежде.

Без отца можно было обойтись. Он и раньше-то дома бывал крайне редко, а когда являлся, от него исходила нервозность, страх и угроза. На поверку не так уж и плохо, что родители развелись.

Йоген ночевал теперь в родительской спальне. Иногда, когда выключались ночники, они с мамой тихо разговаривали, и в темноте было гораздо проще рассказать о том, что днем не очень-то рвалось наружу. После развода все стало намного лучше.

Во всяком случае, в первый год.

Потом все постепенно изменилось.

Наверное, мама просто переработала. Утром она уходила из дома вместе с Йогеном, а возвращаясь вечером, еще готовила ужин и хлопотала по хозяйству. Видно было, что она почти всегда переутомлена. Даже Йоген не мог не замечать этого. Он очень хотел и старался помочь ей, что поначалу встречалось одобрительной улыбкой, но вскоре и это кончилось. Маме стало не возможно ничем угодить. Малейший промах вызывал приступ гнева. От помощи не было никакой радости, и, если предоставлялась возможность отвертеться, Йоген не упускал случая.

Разговоры в темноте стали редкими, а потом и вовсе прекратились, так как однажды вечером мама сказала, чтобы Йоген снова перебирался к себе в комнату. Йоген тогда первый раз обиделся. По-видимому, мама не хотела, чтобы он был рядом.

Прошло время, и ему даже нравилось, что он мог оставаться один в своей комнате. К тому же, когда становишься старше, хочется, чтоб тебя изредка оставляли в покое, чтоб ты мог побыть наедине с самим собой; и потом, есть вещи, которые никого не касаются, даже мамы, и о которых с ней не хочется говорить в темноте.

Для разговора теперь не находилось ни времени, ни удобного повода.

Потом мама как-то пришла не одна - с гостем. Он был широк в плечах, расположен к полноте и часто разражался самодовольным смехом. Поначалу он всякий раз приносил что-нибудь Йогену: плитку шоколада, кулек конфет, пакетик жвачки. «Маленькие подарки укрепляют дружбу», - говорил он при этом. А для него, хозяина продуктового магазина, не имевшего ни жены, ни детей, это и впрямь были маленькие подарки.

Иногда он заходил ненадолго и вскоре откланивался. Но иной раз оставался и после того, как Йоген отправлялся спать.

Вскоре мама ушла со своей прежней работы и поступила продавщицей в заведение господина Мёллера. Своего нового шефа она называла Альберт, и он все чаще засиживался у них по вечерам.

Ужины стали теперь не в пример обильнее, но Йоген по-прежнему недолюбливал этого Альберта Мёллера. Он как был, так и остался нежеланным гостем, но свои скупые улыбки мама теперь приберегала для него. Для Йогена же ничего не оставалось. Легко окоченеть, если тебя ни разу не согреет улыбка.

Зато Аксель улыбался. И время у него было. И поговорить с ним можно. О чем угодно. Он был очень уверен в себе, на все знал ответ. Хотя ему не исполнилось еще шестнадцати, он производил впечатление совсем взрослого человека.

И с Йогеном он держался абсолютно на равных, как мужчина с мужчиной. У него частенько водились деньги, и тогда он не скупился. Приятно было иметь такого друга, как Аксель.

Первую неделю в школе Йоген каждое утро думал о предстоящей после уроков встрече. Внизу у эскалатора.

Однажды Аксель сказал:

- Знаешь, я сегодня на мели. Ты бы не мог купить сигареты?

Йоген покраснел.

- Я ж без гроша. Думаешь, мать дает мне на карманные расходы? Она всегда одно твердит: «У тебя есть все, в чем ты нуждаешься, а карманные деньги лишь наводят на всякие дурацкие мысли». Как с сосунком обращается!

Аксель понимающе кивнул:

- У меня наоборот. Карманных денег дают сколько хочешь. Получается, что я обеспечен и никаких им забот. Но тут, как на грех, не хватило, понимаешь? И потом, все это время я за тебя платил. Что ни говори, теперь твоя очередь!

Йоген чувствовал себя ужасно неловко. Аксель был прав. Он всегда за все платил.

- У тебя это лихо получается, я же видел, как ты тогда с конфетами... Пошли, провернем в лучшем виде!

У сигаретного ларька Аксель попросил продавщицу показать ему зажигалку, долго крутил ее так и этак, выспрашивал, как она устроена, разглядывал следующую, потом еще одну, делая вид, что не знает, на какой из них сделать выбор. И все подстроил так, что продавщица вынуждена была держать в поле зрения сразу целую выставку зажигалок, разложенных перед Акселем. Когда же тот, пожимая плечами, и с извиняющейся улыбкой, отошел от ларька, у Йогена в кармане было уже две пачки сигарет.

- Ай да Йоген, настоящий ас!

- Я такого страху натерпелся, - с трудом переводя дух, прошептал Йоген, - если б меня кто засек...

Аксель с ходу отмел любые сомнения:

- Если бы да кабы! Во-первых, тебе еще нет четырнадцати, и никто тебе ничего не сделает. А во-вторых, мой предок - адвокат. Если что-то случится, он все уладит. Он не может себе позволить, чтобы его родной сын попал в переплет.

Угрызения совести растворились в табачном дыму. И Аксель был явно доволен; да ради одного этого можно было подрожать немного.

А ночью Йоген увидел сон. Будто он спускался на эскалаторе и вдруг заметил внизу у решетки служащего с пачкой бумаг в руках. Тот выжидающе смотрел поверх своих листков прямо на Йогена. Йоген повернулся на сто восемьдесят градусов и хотел побежать вверх по эскалатору, но ступеньки летели ему навстречу, а люди загородили проход; он не мог сдвинуться с места, его ноги переступали по одним и тем же ступенькам, а внизу поджидал мужчина с бумагами; Йоген повернулся к нему спиной и все-таки увидел во сне его самодовольную ухмылку: дескать, никуда не денешься, голубчик, от нас не уйдешь; потом он засмеялся раскатисто и сыто, как Альберт Мёллер.

Внизу у эскалатора собралась целая группа любопытных. Все с нескрываемым удивлением наблюдали за тем, как он пытался взбежать по движущейся вниз лестнице, а она после каждого очередного шага возвращала его на исходную позицию.

Аксель тоже стоял в группе зевак. Он держал в крупных зубах сигарету, щелкал серебряной зажигалкой и говорил: «А это что еще за тип?»

3

- А это что еще за тип?

Йоген заморгал спросонья. Лицо, которое он увидел над собой, определенно принадлежало не Акселю. Оно было старше, хоть еще и вполне молодое, а рыжеватая бородка и стеклышки очков без оправы были ему вовсе незнакомы.

Тут рядом с рыжеватой бородой замаячила белобрысая голова Таксы.

- Это наш новенький. Юрген-Йоахим Йегер - так его зовут. Господин Шаумель называет его Боксер, а для нас он Йойо.

- Это уже не имя, а целая адресная книга, - сказал рыжебородый. - Вставай, Йойо! Время! Разве ты не слышал побудки?

Йоген еще не совсем пришел в себя. Он потряс головой.

- Меня зовут Фред Винкельман, я практикант. Имя можешь сразу забыть, здесь меня называют Кайзер Рыжая Борода. А сейчас ты и вправду должен поспешить, не то другие твой завтрак стрескают. Свен, возьмешь его на себя?

Такса кивнул. Значит, его зовут Свен. Странно. Нет, вовсе не странно, а очень даже естественно. У других «собак» тоже должны быть какие-то настоящие имена. Такса, выходит, был Свеном.

- Айда вниз, мыться! Зубную щетку не забудь. Чистка зубов - это бзик Рыжей Бороды. А в остальном он мужик что надо. Если б он у нас всегда был... Никакого сравнения со Шмелем. Но практиканты задерживаются лишь на неделю-другую, потом продолжают свою учебу. С ними тут не считаются. Им даже характеристику написать не доверяют. Да шевелись ты, вылезай, наконец, из люльки!

Свен ухватил одеяло Йогена и сдернул его.

В умывальне царила шумная суматоха. Кайзер Рыжая Борода стоял в углу и наблюдал, как ребята, фыркая и прыская, обливаясь холодной водой, устраивали небольшие водные сражения, используя для этого краны, гоготали, пихались, в шутку совали друг дружку головой в раковину. Все выглядело совсем не так, как вчера вечером в душе.

- А кто зубы чистить будет? - громыхнул Рыжая Борода.

Свен начал, за ним вступили остальные. Хором они горланили «Гансика-малышку». Йоген тоже стал подтягивать, не выдержал - рассмеялся, поперхнулся, выплюнул пахнущую мятой воду в раковину и снова затянул про «посох и шляпу». Кайзер Рыжая Борода насвистывал мелодию.

И за завтраком было куда оживленнее, чем вчера за ужином. Разговоры перекидывались от стола к столу. То и дело звучал смех. Все это напоминало Йогену последний поход вместе с классом. А учитель Кремер, хоть и намного старше Рыжей Бороды, но там, на турбазе, словно бы сбросил десяток лет.

Но сейчас думать об учителе Кремере совсем не хотелось. Лучше не сейчас.

После завтрака все, кроме Йогена, взяли сумки с учебниками и отправились в школу. Йоген остался в полном одиночестве. Была суббота, и господин Катц решил, что объявляться в школе в последний учебный день на неделе смысла не имеет, это лучше сделать в понедельник, когда начнется полноценная трудовая неделя.