Валерий Воскобойников - Портрет Кати Е. Страница 6

— Ты — справедливая девочка, Ермолова. Справедливость — это главное.

А Кате вдруг захотелось заплакать. Слезы потекли сами. Она отвернулась, достала платок из рукава и громко всхлипнула. Всхлипнула и побежала вниз под лестницу, где плачут всегда девчонки, девчонки всей школы.

— Вот ведь как, — сказал завуч и рассыпал указки. И они вместе с Дориным долго их собирали на полу, складывали.

А потом Дорин ждал Катю у лестницы. Мимо проходили какие-то девчонки, косились на Дорина, потому что это ведь было девчоночье место — под лестницей, но Дорин терпеливо ждал.

Наконец Катя вышла, она прошла мимо, как будто и не заметила его.

— Катя, — сказал Дорин.

— Подумаешь, справедливость, — сказала Катя.

— Пойти к твоим родителям? — спросил снова Дорин, хотя идти к родителям было теперь уже ни к чему.

— К каким еще родителям? Я сейчас и не домой совсем иду. Я к одной девочке иду.

И Катя повернулась к Дорину спиной.

А Дорин вздохнул и пошел домой. Он шел по улице один и все вздыхал.

Самый несправедливый конец в этой истории был для Дорина.

Катя нашла три рубля. Шла из школы и перед самым домом нашла. Видит — бумажка, хотела наступить, а это были деньги.

Впереди на улице было два человека. «Наверно, они потеряли», — подумала Катя и побежала их догонять.

— Дяденька, вы потеряли три рубля? — подбежала она к одному человеку.

— Нет, я потерял тридцать рублей. Тридцать рублей я потерял сегодня на этом деле, — сказал человек, не оглядываясь на Катю.

— А три рубля вы не теряли?

Человек остановился.

— Какие еще три рубля! Какие тебе нужно три рубля, я спрашиваю? — закричал он неожиданно.

— Я не знаю, — сказала Катя, испугавшись.

— Ну и иди от меня.

И Катя пошла. Она догнала второго человека.

— Вы не теряли деньги? — спросила она, догнав.

— Деньги? Много денег? — остановился сразу второй человек.

— Много, — сказала Катя, потому что три рубля было для нее в самом деле много.

— Сейчас посмотрим, — и человек стал рыться в карманах.

Сначала он вывернул карманы из пальто. Там не было ничего, кроме пыли и мятого трамвайного билета. Потом он расстегнул пальто и вывернул карманы пиджака. А Катя все смотрела. Потом он расстегнул пиджак и вывернул карманы брюк. Во всех карманах было пусто.

— Значит, вы потеряли?

— Потерял? Нет, ничего я не терял. У меня их и не было, денег. Говоришь, много нашла?

— Три рубля.

— Мне нужен весь мир, — сказал человек, застегиваясь, — или ничего. А на деньги, ты знаешь, купи знакомым подарки.

И Катя решила купить.

Никогда в жизни у нее не было столько денег. Мама ей давала на праздники тридцать копеек — и все.

Катя зашла в магазин «Галантерея». Можно купить папе бритвенный прибор — вон как сверкает. Но папа бреется электробритвой. Ему прибор ни к чему.

А маме можно купить духи. Или нет, духи дорого стоят, лучше одеколон — огромная бутылка, а всего рубль.

Катя ничего не купила и пошла на базар. По дороге был еще книжный магазин. На витринах лежала книга «Будьте здоровы». И Катя решила подарить эту книгу Дорину, если останутся деньги. А если еще деньги останутся, то купить для скворца Петьки специальные семечки и что-нибудь для черепахи.

На рынке Катя тоже не нашла ничего подходящего.

А на улице к ней подбежала собака. И стала нюхать Катину ногу.

Катя нагнулась к собаке и погладила ее спину. А собака вдруг потянулась к деньгам и схватила половину трех рублей.

— Отдай, — сказала Катя и потянула на себя.

Собака зарычала на Катю и перехватила деньги до самой Катиной руки. Потом вдруг дернула, и у Кати остался один только уголок от денег.

Собака отбежала в сторону.

— Отдай деньги, я на них подарки куплю, — шагнула Катя к собаке.

Но собака отбежала еще дальше, косо оглядываясь на Катю.

Тут мимо проехала машина. В машине бились и грохали пустые бидоны. От этого грохота собака побежала по улице большими прыжками.

Так Катя и не купила ни одного подарка.

Она даже не сказала про эти деньги ни дома, ни Дорину на другой день. Еще не поверили бы.

Пионервожатый пришел вовремя.

На заднюю парту рядом с Ниной, с бывшей Катиной подругой, села Василиса Аркадьевна. А в другом углу, на стульях — завуч и старшая пионервожатая.

Затем Дорин прочитал план, написанный Василисой Аркадьевной. Спросил кто «за». «За» были все.

И тогда пионервожатый сказал про Выборг.

— Хотим, конечно, хотим! — зашумели все.

— На лыжах покатаемся! — кричали ребята.

— Не на лыжах, а с городом, — заспорили девочки, — с городом познакомимся!

— Тихо! — сказал пионервожатый. И взглянул сначала на свои руки, а потом на пол. Взглянул и убрал руки за спину.

— На лыжах, конечно, на лыжах! — продолжали шуметь ребята.

— Вам сада мало, что ли! — спорили девочки. — Будем с архитектурой знакомиться, с культурной жизнью.

— Тихо! — сказал снова пионервожатый, выставил руки вперед и с удивлением посмотрел на эти свои руки.

А ребята продолжали шуметь. И пионервожатый (он стоял посередине класса) растерянно качнул головой и снова посмотрел на руки. Наверно, он опять готовился сделать стойку.

— Ну, знаете, — стукнул стулом завуч.

И все мгновенно замолчали, и было слышно, как в кармане у пионервожатого пересыпается мелочь, потому что пионервожатый сразу сунул руки в карманы и смущенно заулыбался.

— Ведь мы же с вами беседовали, — сказал завуч при всем классе пионервожатому.

— Беседовали, — вздохнул пионервожатый.

Он опустил голову, а все продолжали молчать.

— Придется нам все-таки подыскать другого товарища.

— Но я не хочу, чтоб другого… У меня и братьев не было, и сестры, и во всем нашем доме ребят не было.

— Может, вам лучше стать акробатом? — спросила старшая пионервожатая. — Вы, говорят, прекрасно делаете стойку.

— Знаю, что прекрасно, у меня разряд.

— Возьмите у нас кружок, акробатический. Там стойка очень необходима, и ребята будут. А пионервожатым — другого.

— Нам не надо другого, — хотела сказать Катя, но пионервожатый вдруг задумался.

— А как же Выборг? — спросил он, сдаваясь.

— Выборг само собой, — сказал завуч, — но только без стойки, — погрозил он пальцем.

В это утро Катя вдруг узнала, что солнце греет.

Солнце проходило сквозь стекло в автобус, и щека стала очень даже теплой. А рядом сидел Дорин и спал. У него несколько раз падала шапка, Катя ее поднимала, а Дорин не просыпался.

Спереди, сзади сидели все ребята их класса. Были еще Василиса Аркадьевна, бывший пионервожатый и две родительницы из родительского комитета.

Автобус ехал очень быстро. Он даже соревновался с электричкой, но потом шоссе пошло в сторону, а когда снова приблизилось к железной дороге, электрички уже не было, так что неизвестно, кто кого обогнал.

Выборг появился неожиданно, и все ему очень обрадовались, хотели сразу пойти по городу, но Василиса Аркадьевна подвела сначала к столовой.

Столовая только что была пустая. А тут сразу все столики оказались занятыми. Другие взрослые посетители встали в очередь и, облизываясь, принялись разглядывать меню.

Ребята взяли по чаю и развернули завтраки, которые сделали их мамы.

Еды осталось много, и после чая ее сложили в общий чемодан.

А потом пошли в библиотеку.

Почему пошли сразу именно в библиотеку — неизвестно. Если бы пошли сначала куда-нибудь в другое место, то ничего особенного дальше с Катей, наверно, и не случилось бы.

Здание библиотеки было разрушено войной и снова восстановлено. В этой библиотеке у Кати вдруг оторвалась верхняя пуговица от пальто.

— Вы идите, я догоню, — говорила она всем, доставая нитку и иголку, которые всегда у нее были с собой.

Все ушли. Один Дорин остался. Он стал рассматривать таблицы про рост числа читателей по сравнению с дореволюционным временем.

А когда Катя пришила пуговицу и они вышли на улицу, класса вдруг не оказалось поблизости. И слышно его нигде не было. Кругом был сад и ни одного прохожего.

— Они, наверно, там, — показала рукой наугад Катя. Дорин пошел за ней.

Но там парк кончился и начались новые дома.

— Тогда там, — показала Катя в обратную сторону.

Они пошли назад, но вместо библиотеки пришли к старинным зданиям, а когда обошли их кругом, то заблудились совсем.

— Кто потеряется, пусть идет в милицию и не волнуется, — вспомнил Дорин слова Василисы Аркадьевны.

— Нет, в милицию я не хочу.

Они стали ходить наугад, и то выходили к памятнику Ленина на площадь, то вдруг оказывались на железнодорожном вокзале.

А солнце стало таким теплым, что можно было встать у стены и загорать. Отовсюду сверху капала вода, растекалась по тротуарам, а Кате захотелось пить, но ни лимонада, ни мороженого нигде не было.