Александр Валевский - Тайны поселка Званцево Страница 6

Отправляясь в лес, я поставил перед собой задачу — пройти по воображаемому квадрату. Сначала я буду идти два часа на запад, потом почти столько же времени на юг, затем поверну на восток, а в заключение возьму направление точно на север. При этом на каждые два часа перехода я кладу по полчаса на отдых. Таким образом, через девять с половиной часов я вновь буду на исходной позиции.

Чудный замысел и великолепный график! Увы! Уже через час от них ничего не осталось.

Во-первых, я попал в малинник. Лакомясь крупной ягодой и исследуя размеры этой вкусной плантации, я невольно отклонился от курса, а когда захотел взять прежнее направление, оказалось, что мне предстоит идти через непролазную, трухлявую чащобу, заваленную к тому же буреломом. Тут и возникло соглашательское решение: к чему лезть напролом! Кому нужны пунктуальность и педантизм? Почему, собственно, я должен идти непременно на запад, не считаясь с обстановкой? А если на пути мне встретится река или озеро?.. Что же, форсируй, плыви, только не теряй курса… Так во мне начала действовать стихия, и я пошел на авось.

На компасы я, правда, поглядывал всё время, чтобы не очутиться вдруг в поселке. Кроме того, меня сильно интересовало поведение магнитных стрелок. На исходе третьего часа пути они затанцевали. Но стоило мне уйти на полкилометра вперед, как они снова успокоились. Я вернулся назад и взял чуть влево. Стрелки бесновались. Ясно, что теперь мне надо было действовать по принципу известной игры «холодно — горячо». И я стал искать это «горячо». Они тащили меня на юго-восток. В одном месте, на неказистой лесной опушке, пляска стрелок стала столь бурной, что я остановился и нетерпеливо топнул ногой по земле, словно надеялся вызвать ослепительные брызги уже готового металла.

Было ясно, что здесь, под землей, может, совсем недалеко от ее поверхности, мощными пластами лежала железная руда. И понятно, что «одинокие пилигримы» так мечтали об экскаваторе и землечерпалке.

Позавтракав и немножко отдохнув, я предпринял разведку местности, в надежде обнаружить какие-нибудь следы пребывания лесных невидимок, но, кроме остатков когда-то горевшего костра, ничего не обнаружил.

Начав дальнейшее путешествие, я с первых же шагов натолкнулся на непредвиденные осложнения: всё небо оказалось затянуто тучами, и как я ни вглядывался в него, не мог определить, в какой стороне находится солнце. Мои компасы под влиянием сильнейшего притяжения немилосердно врали. Пришлось пойти наугад. Был расчет, что в конце концов мне удастся выйти за границы той площади, на которой распространена магнитная аномалия, и тогда мои компасы снова покажут правильный курс. Но не тут-то было! Сделав не более ста метров, я уперся в топкое болото. Пришлось взять левее. Так я шел около получаса по лесной кромке, поджимаемый болотом. Оно как бы толкало меня под правую руку и заставляло брать всё левее и левее. Наконец я очутился… на поляне, которая только недавно служила мне местом отдыха.

Можете представить себе мое удивление! Я пожал плечами и повернул назад. Теперь болото поджимало меня слева. Я шел по самому краю его, круто заворачивая, словно часовая стрелка по циферблату. Это сравнение будет вполне уместным, если вы узнаете, что ровно через шестьдесят минут, обойдя полный круг слева направо, я… вновь пришел на злосчастную поляну.

Поистине странная история! Ведь до того, как я попал на эту лесную опушку, окруженную топью, мне ни одного метра не довелось идти по болоту, я всё время шел лесом.

Однако как же уйти от этого заколдованного места? Как вырваться из круга? Решение, несомненно, одно: форсировать болото в любом направлении, — другого выхода нет.

Не стану описывать моих мучений. Весь мокрый, вымазанный ржавой болотной тиной, проваливаясь чуть ли не до пояса в вонючую, засасывающую трясину, я, наконец, выбрался на сухое место. Целых два часа пришлось прошлепать по этой изнурительной топи. Осмотрев свои компасы, я обнаружил, что они теперь действуют исправно. Но, увы, этот сам по себе приятный факт не обрадовал меня. Оба компаса настойчиво требовали, чтобы я вновь преодолел эту омерзительную болотную пойму в обратном направлении, потому что мой дом находился там, откуда я только что притащился грязный, мокрый и измученный.

Какой же лукавый, хитроумный и злой лесной насмешник затащил меня сюда? Уж не леший ли? Хорошо, что я в них не верю!

Однако день клонился к вечеру. Требовалось решить — хватит ли у меня сил на обратный путь? Может, лучше разжечь костер и устроиться на ночевку? Нет, я решил, пока светло, двигаться по направлению к дому, каких бы трудов это мне ни стоило.

Уже совсем стемнело, когда я набрел на поломанную загородку, служившую когда-то основой забора.

В глубине поросшей молодыми елками и сосняком площадки чернело какое-то здание. Было ли оно обитаемо или нет — безразлично: я решил всё равно заночевать здесь. От смертельной усталости ноги отказывались двигаться; кроме того, после хождения по болоту одежда моя была сырой, и я продрог.

Приблизившись к дому, я увидел, что он совсем обветшал. Верхняя открытая веранда, поддерживаемая лишь с одной стороны деревянной колоннадой, угрожающе нависла над крыльцом. Проемы окон чернели безглазыми впадинами. Застекленными оказались лишь два окна во втором этаже. Над черепичной, в плешинах, крышей возвышалась высокая покосившаяся башня, напоминавшая, пожарную каланчу.

Я достал из рюкзака электрический фонарь — «жужелицу». Но едва успел нажать два раза на рычаг, как всё в доме задрожало, загрохотало, засвистело. Скрипучее, визгливое эхо понеслось по округе. Тени каких-то черных огромных птиц, свистя крыльями и чуть не задевая лицо, заметались над моей головой.

Оледенев от страха, я выронил рюкзак и «жужелицу» и присел на корточки у крыльца, закрыв голову руками, опасаясь нападения неизвестных воздушных чудовищ.

Но прежде чем я понял, что это всего-навсего летучие мыши, вокруг меня вновь воцарилась полная тишина.

Я пошарил рукой в траве и, найдя «жужелицу», несколько раз осветил крыльцо предусмотрительно закрыв голову рюкзаком. Никто не вылетел на свет. Я поднялся и по скрипучим ступенькам вошел в дом.

Лестница на второй этаж находилась внутри дома. Первый этаж, в окнах которого не было даже рам не прельщал меня, тем более, что я продрог и мне необходимо было согреться.

Крутая винтообразная лестница пела, скрипела и взвизгивала под моими ногами. Площадка и небольшая прихожая наверху были пусты. Сюда выходили три двери. Наугад я открыл одну из них. Мой фонарик осветил довольно просторную комнату с двумя застекленными окнами. Видимо, их я и видел со двора. Комната имела явно жилой вид. Первое, что я почувствовал, войдя в комнату, — это тепло, которое шло от недавно вытопленной круглой печки, и сильный запах столярного клея. Меблировка комнаты состояла из кухонного стола и садовой скамейки. На полу лежал большой ворох свежего, видно убранного только сегодня, душистого сена.

Я повалился на эту ароматную кучу, закопался в ней и тотчас уснул.

Ночью сквозь сон мне слышался шум качающихся на сильном ветру деревьев. Позже к этому шуму присоединились паровозные гудки и гул колес. Это меня и разбудило. В окно глядело яркое солнце. Видно, за окном был сильный, циклонный ветер, потому что солнечный свет то ярко заливал комнату, то вдруг уходил из нее.

Я открыл окно, и сразу, будто перекинутые эхом, ко мне по ветру прилетели звуки отдаленного человеческого жилья: крики петухов, кудахтанье кур и собачий лай. Где-то, совсем уж близко, мычала корова.

Понятно, что вечером я не мог ничего этого слышать — не было благоприятного ветра. За ночь он переменился.

Однако что же это за поселок такой или деревня вблизи моего случайного ночлега? Где я нахожусь? Что за дом?

Осмотрев смежные, совершенно запущенные комнаты, я вернулся в свою «спальню» и, развязав рюкзак, как следует позавтракал. Чай в термосе был еще совсем горячий. Затем, закурив, я спустился вниз. Первый этаж поразил меня радостными открытиями. В одной из комнат я обнаружил внушительный верстак, а в ящике под ним два рубанка, долото, стамески и миниатюрную ножовку. Тут же на полу стояла открытая восьмисотграммовая банка ультрамарина, а рядом с ней в банке с водой торчал черенок плоской малярной кисти — флейца. На верстаке, выкрашенные ультрамарином, сохли, пахли свежей краской три фанерных ящика для писем и газет. Здесь же лежали заготовки для других ящиков.

Я собрался уже было уходить, как вдруг на стене комнаты заиграл солнечный зайчик. Зеркало? Нет, это был кусочек белой жести, брошенный среди стружек в угол комнаты. Я поднял его.

Внизу, в правом углу, были вырезаны две такие знакомые мне буквы. Я видел эту фабричную марку на мостике, построенном «лесными невидимками» у станционной водокачки.