Владас Даутартас - Мне снится королевство Страница 6

— Что ты, Костас! — ахнул я. — Совсем ведь новая тележка! И целая!

— Вот и хорошо. На сломанной не покатаешься. А мне она ни к чему, ведь я на сплав иду с твоим папкой.

Тележку эту Костас смастерил сам, своими руками. И четыре колеса приладил, и грядки сделал по бокам, а впереди торчала гладкая жердочка. Это — чтобы тянуть тележку за собой. А сделал ее Костас, чтобы возить из леса всякие сучья, плашки для своих поделок, гитар и мандолин.

— Какое же королевство без кареты! — засмеялся Костас. — Я так понимаю, что карета — первая, самая что ни есть главная вещь в королевстве. Короли — они пешком не гуляют.

— Правда! Ведь принцессы всегда разъезжают в каретах, — согласился я.

Поэтому я не стал отказываться от подарка, а быстро-быстро покатил тележку к нам во двор. Там я оставил ее за хлевом и весело поскакал на одной ножке в избу — завтракать. Вот это Костас! Настоящий друг!

— Жуй как следует, никто не отнимет, — строго сказала мама, когда я начал, давясь, чуть не целиком заглатывать горячие блины.

Она замачивала в корыте отцовское нижнее белье — собирала хозяина в дорогу. Отец уходил надолго. Сначала они с Костасом на лодке пойдут вверх по реке туда, где большие леса. Там они свяжут бревна в большие вицы и погонят вниз по реке. Отец уже готовит лодку: проверяет, нет ли в днище течи, крепки ли уключины... Сматывает толстые тросы, осматривает их — не лопнули, не порвались ли, укладывает тяжелые якоря. Мне полагалось бы находиться рядом с отцом, помогать ему. Мало ли что понадобится: сбегать домой, притащить гвоздей, пакли, подать молоток... А мне неохота, ни чуточки не тянет.

— Только не удирай, — сказала вдруг мама, — поможешь белье полоскать. А Костаса попроси, чтобы остриг тебя — ишь патлатый, как сыч.

Я запустил пальцы себе в волосы. Ничего себе кудри, растут, как бурьян, во все стороны. Может, я и вправду страшилище? Погляжусь-ка в зеркало. Мальчишка как мальчишка. И волосы эти самые не так уж торчат, в глаза не лезут и глядеть не мешают. Конечно, Костас меня подстрижет, он всех ребят в нашей деревне стрижет. Но мне сейчас не до волос.

— Я во двор пошел, мама, — сказал я и шмыг к двери. — Если надо, кликни. Во дворе я буду. Или в саду.

— А тележка у тебя откуда?

— Костас дал.

— Ладно. Вот проводим отца, поедем с тобой в лес за хворостом, слышишь?

Углядела-таки! Глаз у моей матушки зоркий, не укроешься. За хвоей! Будто мне Костас дал карету, чтобы возить на ней всякий хлам — еловые колючки!

Сад у нас большой — яблони, груши, сливы. Вдоль забора густо разрослась сирень. С краю — высоченные, до самого неба клены. Я стал присматривать место для королевства... Летние яблоки, самые ранние, уже поспевают, в траве уже есть паданцы, мелкие, с червоточинкой, но очень сладкие. Вишневые ветки низко склонились к земле — ягод много, они наливаются, тяжелеют. Зеленые с матовым налетом сливы просвечивают сквозь темные листья, а груши тянутся ветками ввысь, чтобы солнышко прогрело, зарумянило их плоды. Я подошел к небольшому деревцу. Эту молоденькую грушу отец привил года три назад и с большим нетерпением ждал, когда она зацветет. «Сорт редкий. У нас в деревне ни у кого таких нет. Какая она выйдет на вкус, а?» — говорил он, приглядываясь к деревцу. И вот нынешней весной груша зацвела! И завязь появилась, но в сильную жару почти все опало, осталась всего одна. Она росла, толстела и уже стала похожей на настоящую грушу, только маленькую. Отец очень беспокоился за эту грушу, и мне тоже было любопытно. Какая она, эта особенная груша? Уже размером с кулак, уже и ветка гнется, а отец все медлит, выжидает... Я подхожу, нюхаю грушу — не пахнет, лизнул — никакого вкуса. Пощупаешь ее — твердая как камень. Но может, так только кажется, а откусишь — сладкая, как мед?..

«Нет, нет, нельзя. Сказано — ждать, значит, ждать», — вспоминаю я отцовские слова и убегаю подальше.

Я забрался в дальний уголок сада, где самая густая, самая дремучая сирень. Если продраться сквозь поросль, раздвинуть ветки, можно увидеть маленькую гладкую площадку... Тут я и устрою свой замок. Карету оставлю под раскидистым кленом — там будет парадный вход в королевство. На ветках развешаю волшебные фонарики, к воротам приставлю дракона...

Я стоял и придумывал, как да что разместить в моем королевстве, а на дерево прилетели наши голуби. Чем не сказочные птицы — перышки радужные, так и переливаются на солнце...

Настал день, когда отец с Костасом ушли на лесосплав. Мы с мамой проводили их на берег. В лодке уже все было уложено: якорь, тросы, топоры, пила, запас еды, теплые ватники. Днем ватники плотогонам не нужны, зато ночью без них не обойдешься. Ватник можно надеть, ватником укроешься, когда спишь в шалаше. И отец, и Костас — в сапогах, сермягах, в черных фуражках

— Ничего не забыли? — спросил отец не то у нас, не то у себя самого.

Он похлопал себя по карманам.

— Хорошо, что вспомнил... Костас, спички взял?

— Чтоб их разорвало, спички эти — совсем позабыл...

— То-то же... Беги, Пранукас, притащи. Я пулей помчался к дому.

— Два коробка возьми! Два, слышишь?! — крикнула вдогонку мама.

Ни отец, ни Костас не курят, и спички им нужны не для цигарок. Но все знают: на плоту без спичек пропадешь. Без них не разведешь костерок перед шалашом, не сваришь гречку или горошницу, не просушишь мокрую робу... Вот почему наша мама и велит захватить два коробка — про запас...

Я проворно сбегал в дом, принес спички, а тем временем из-за поворота выполз тягач. Он медленно волок за собой против течения целую вереницу барж, тянул их к верховью реки. Там эти баржи загрузят бумажной древесиной и отправят назад, в устье реки. И отец с Костасом уйдут туда, куда держит путь тягач.

Ту-ту-у-у!.. — загудел тягач. Это он нам. Такой у отца уговор с капитаном: тягач возьмет на буксир отцовскую лодку и потянет вверх по течению, до самого места, до больших лесов. Отец поцеловался с мамой, обнял меня.

— Помогай матери, — сказал он. — За садом присматривай, береги нашу грушу. Ну, и на реку поглядывай... А мы с Костасом вдруг и объявимся.

— Будь здоров, Пранукас, — Костас пожал мне руку. И тихонько, на ухо, спросил: — Как дела в королевстве?

— Отлично, — ответил я. — Строю замок.

Плотогоны сели в лодку. Костас взялся за весла, и лодка поплыла на середину реки. Она быстро догнала последнюю баржу, там ее прицепили. Отец с Костасом еще помахали нам руками, потом и тягач, и баржи, и наша лодочка начали удаляться, удаляться, пока не скрылись из вида. Только волны всколыхнулись и побежали к берегу, прямо к нашим ногам. Тихо шелестят, шевелят листьями прибрежные ракиты. Добрый это шелест, спокойный.

— Только бы счастливо сплавали да назад вернулись, — вздохнула мама. — Сколько раз провожала, а сердце так и сжимается.

И мне малость тревожно. На сплаве всякое случается: оступишься, упадешь в воду, непогода разыграется — может молния ударить в плот, недолго и просто ушибиться, покалечить себя. Там все время будь начеку, не зевай.

— С Костасом отцу хорошо. Он знаешь какой сильный! — сказал я маме.

Мы вернулись домой, и тут мама вовсе не к месту вспомнила:

— За колючками! Отца проводили, можем ехать в лес. И Белянке, и свиньям подстилка нужна.

На́ тебе, как говорится, кушай на здоровье! У меня небось своих дел по горло, а тут какие-то колючки! Мне нужно нарезать аира для кровли дворца, он такой душистый, наш аир, надо устроить трон для королевны, подобрать древко для знамени... Какие уж тут колючки!

— В другой раз, — отмахнулся я.

Мама нахмурилась.

— Значит, позабыл, что отец наказывал? Быстренько...

— Да не могу я сегодня...

— Что за неслух ты стал! — пожала плечами мама. — А был послушный парнишка...

Мама посмотрела на меня — как насквозь проколола взглядом. А что? Разве у меня нет своих дел, своих забот?

— Не выкручивайся, тащи тележку, я захвачу мешки, грабли и поедем, — строго сказала мама, и я понял, что спорить нечего.

— Хоть Барбоску возьму, — решил я. — Веселей будет.

Я прикатил тележку в сосновый лес. Старые, прошлогодние иглы порыжели, кое-где мелкими островками рос белый мох. Меня осенило: вот и материал для трона! Легкий, пышный и красивый. И как только я раньше не додумался!

— Барбоска, Барбоска! — позвал я нашего пса. — Где тебя носит, бродяга!

Сразу стало веселей. Я принялся за дело. Сгребал хвою, рвал сухой мох. Барбоска скакал, как бешеный, вокруг деревьев, лаял на птиц, а под конец вовсе удрал куда-то.

— Теперь не докличешься, — сгребая колючки в большую кучу, вздохнула мама. — Мало мне хлопот, за собакой гоняйся!

Она повернулась в мою сторону и сказала:

— Белый мох не трогай. В нем белые грибы будут.

Хорошо, что раньше не заметила — у меня уже целая охапка. А красота какая! Мох серебристо-белый, пышный, хрусткий, пахнет чем-то свежим, чистым.