Рудо Мориц - Его большой день Страница 62

Дело кое-как подвигалось, пока я перебирался с ветки на ветку. Но когда добрался до гладкого ствола, мне совсем плохо пришлось. В руках совсем сил не осталось. А до земли еще добрых четыре метра! Выдержать! Но руки мне перестали повиноваться. Пальцы разжались, и я плюхнулся на землю, словно гнилая груша. Здорово меня тряхануло, но я даже не почувствовал боли, однако встать не попробовал. Надо было перевести дух. Так Якубец и нашел меня на земле. (Он просто сгорал от любопытства, почему нет меня так долго. В конце концов пришел к гнезду, хотел посоветовать: оставьте, мол, все на месте да домой ступайте.)

За фотоаппаратом Якубец сам на дерево слазил. Мне бы уже никак не взобраться.

…Долго я не хотел глядеть на ястребиное гнездо! Всякий раз вспоминал свои мучения и далеко обходил старую еловую рощу. Но через три недели Якубец прибежал и сообщил, что молодые ястребята уже на краю гнезда сидят. И тут я не усидел дома. Загорелось мне к двум редкостным снимкам третий добавить. Впрочем, дался он мне без особого труда. Молодые ястребы, у которых отросли сильные клювы и острые когтищи, уже как следует оперились, но летать еще не умели. Они только злобно шипели, щелкали клювом, метали глазами молнии. Но тем красивее они получились на снимке.

Дядя Богдан смолк, а я смотрел на него с немым удивлением. Вскоре он встал с места и начал с хрустом в суставах разводить руки. После этой гимнастической разминки он с улыбкой пояснил:

— Стоит мне на эти фото посмотреть, как кажется, что руки и ноги у меня деревенеют, как в тот раз на верхушке ели.

Жалко мне было, что рассказ подошел к концу. Дядю Богдана можно было слушать с утра до ночи и после того снова.

23. Разлука

Трудно было мне расставаться с рассказами дяди Богдана. Я откладывал свой отъезд из уютного лесничества со дня на день, но в конце концов уезжать когда-нибудь ведь нужно…

В последний раз мы отправились в лес к Майовому пику. Было тихое, омытое свежей росой, раннее утро. Не слышно было птичьего гомона. Бесчисленными каплями сверкали росинки на просыхающей траве, на листьях и белых осенних паутинках, которые цеплялись за кусты.

— Последние погожие деньки у нас, — сказал дядя Богдан, и голос его дрогнул. — Дожди пойдут и будут лить до самого первого снега.

И правда, осень уже спускалась в долину. Особенно заметно это было с вершины Майова пика. Леса стали пестрыми, словно девичьи платки. Зеленый цвет переходил то в бронзовый, то в багряный или рыжий. Чудесная игра красок, какую не сумеет передать ни один художник.

Я долго стоял на вершине, любуясь праздничным убором осеннего леса. Дядя Богдан попыхивал трубкой и терпеливо ждал, когда я прощусь с окрестностями Майова пика. Он чувствовал, должно быть, как мне трудно оторваться от этих мест, где я слышал, столько интересных историй и пережил столько прекрасных минут. Но время шло, и нужно было возвращаться. Еще последний взгляд вокруг! Мне взгрустнулось, словно я покидал здесь что-то родное и близкое.

Дядя Богдан подметил мое настроение, мягко взял меня за руку и произнес:

— А вы опять приезжайте к нам в будущем году!

Я охотно кивнул в ответ; конечно, приеду!

На душе у меня сразу стало веселее.

— Ну, пошли, — сказал дядя Богдан. — Того и гляди, поезд ваш уйдет!

Он уговорил меня доехать по узкоколейке до Ощадницы. Зачем, мол, пешком идти…

Едва успел я сунуть вещи в рюкзак, как по долине разнесся протяжный гудок маленького поезда, перевозившего лес. Мы пожали друг другу руки, я поблагодарил дядю Богдана за все. Состав, нагруженный длинными бревнами, застучал на стыках, а я стою на последней вагонетке и все машу шляпой. Дядя Богдан и тетя Гана становятся все меньше и меньше, обитый дранкой домик съеживается и превращается в крохотный ящичек. Вот уже все скрылось за поворотом, а домик и его обитатели так и стоят у меня перед глазами. В кармане лежит записная книжка, которую я всю исписал рассказами дяди Богдана о необыкновенных охотничьих приключениях…

«Прощайте, дядя Богдан, лесной домик и долинка! — мысленно говорил я. И тут же себя поправил: — Нет, не прощайте! До свидания!»

А паровозик будто смеется над моей грустью, то и дело весело свистит. Ему-то хорошо, через часок-другой он сюда вернется. А когда вернусь я?

«Через год, через год, через год…» — стучат колеса.

Я повеселел и счастливо смеюсь. Что такое один год! И тогда-то уж дядя Богдан выложит мне все, что еще осталось в его охотничьей сумке!

Примечания

1

Пелетон — основная группа велосипедистов на шоссейных гонках.

2

В словацком языке, как правило, ударение на первом слоге.

3

Езжай вперед, езжай вперед! (нем.)

4

Суарес — известным футболист, крайний нападающий португальской команды.

5

Джина Лолобриджида — известная итальянская, Яна Брейхова — чешская киноактрисы.

6

Кампанилла (итал.) — звонница.

7

Быстро (итал.).

8

Яношик Юрай (1688–1713) — словацкий народный герой, предводитель лесных разбойников, борцов за справедливость; погиб на виселице.

9

«Holzindustrie A. G.» (нем.) — «Деревообделочная промышленность. А. Г.»; название предприятия.

10

«Глас люду» (словац.) — «Голос народа».

11

Гардист — член словацкой боевой фашистской организации «Гарды».

12

Колиба — пастушья хибарка в горах.

13

Бача — старший овчар.

14

Жинчица — напиток из овечьего молока, напоминающий кефир.

15

Пареница — пареный овечий сыр.

16

Оштепок — копченый овечий сыр.

17

Халупка Само (1812–1883) — словацкий поэт-романтик. В своих стихах призывал к борьбе за свободу. Стихотворение «Бей его!» знает в Словакии каждый школьник.

18

Что, что? (нем.)

19

Снежницы — обручи, которые надевают на обувь для хождения по глубокому снегу.

20

Уменьшительное от имени Якуб. Так в Чехословакии называют глупого человека. (Прим, переводчика.)