Владимир Листов - Чекисты рассказывают... Страница 67

— А можно и к родителям и туда? — И Пит показал рукой на восток. — Моя жена, Катерина, оттуда, из России... Мы сперва заедем к моим родным. Это недалеко. А потом к ней, в Россию... Хорошо? Можно? Когда прикажете получать пропуска, господин комендант?

Американец неопределенно ответил: «Да, будут пропуска». Прошел еще месяц, а пропусков не давали. Наконец их позвали в комендатуру. За столом рядом с американцем сидел белобрысый толстяк в щеголеватом штатском костюме.

— Это ваш земляк, мисс Катерина, — галантно раскланялся американец. — Знакомьтесь, мистер...

«Мистер», не дожидаясь пока назовут его фамилию, бросился обнимать Катерину и даже прослезился.

— Да, много горя, доченька, хлебнул наш народ. Ой как лютовал враг на родной земле! И так ноет сердце, так тянет до белорусских лесов. Но вот беда какая: теперь там, на нашей земле, лютует энкавэде. Читай, доченька, читай и подумай.

И белобрысый толстяк протянул ей газету «Батьковщина» на белорусском языке. Не знала она, что этот грязный антисоветский листок эмигранты издавали на американские деньги. Через всю первую полосу заголовок:

«Террор большевиков в Белоруссии». «Колыма, лагеря, пытки — вот что ждет дома белорусов, находившихся в плену у немцев».

— Но я же не виновата в том, что меня насильно угнали...

— Наивная ты, доченька. Ну кто станет разбираться... Послушай, Пит, женщины никогда не отличались обилием мозгового вещества. Ты, кажется, научился в лагере читать по-русски. Возьми эти газеты. Почитай и потом на семейном совете решите. Я же вам добра хочу... Почитай рассказы очевидцев и как мужчина сам реши, куда вам лучше всего податься. Только смотри, парень, потом не пожалей...

И Пит решил за обоих: «Поедем лучше, Катерина, к моим старикам. Поживем — увидим. Время покажет... Ты не плачь, не грусти. Отец у меня тоже антифашист был. Не знаю, остался ли в живых... О русских он всегда говорил уважительно».

Когда окончательно отпал Катин вариант — ехать вместе в Белоруссию, молодых стали уговаривать в комендатуре подписать контракт с американцами, вербовавшими рабочую силу за океан. И снова появился тот белобрысый толстяк с газетенкой «Батьковщина». Он совал все тот же грязный листок, на котором рядом с рассказами «очевидцев» ужасов «террора НКВД в Белоруссии» публиковались «свидетельства» счастливчиков, уехавших за океан. Что делать, кому верить? Катя уже заколебалась было, но Пит настоял на своем.

— Нет, Катюша моя. Мы с тобой не поедем за океан. Мы к моим старикам отправимся. Жили они, правда, бедно да тесно. Но что поделаешь. Все-таки отчий дом.

И они отправились туда, где до войны жили родители Пита.

Шли годы. В доме Пита девушку из Белоруссии приняли, как родную дочь. Пришлась она старушке по душе — красивая, ласковая, работящая, хорошая жена и мать: сына родила и в честь погибшего деда Петром назвала. Сынок подрос — пошла работать. На фабрику. Ткачихой. Специальность получила. Радовалась, но недолго. Началась безработица, и ее первой выкинули за ворота: жена неблагонадежного. Долго ходила без работы — всюду отказывали.

Однажды Катя познакомилась с русской женщиной Валей — Виолеттой — так она отрекомендовалась. Разные дороги привели их в чужой город. Катю — любовь к Питу, а эту — предательство. У себя в родном городе она служила у оккупантов в гестапо и вместе со своим любовником-эсэсовцем удрала в Германию. Там он ее бросил, и вот уже который год женщина без родины скитается по Европе. Виолетта пообещала свести Катю с человеком, тоже русским, у которого здесь большие связи и который вхож в богатые дома: «Он обязательно тебя пристроит».

Знакомство состоялось буквально через день, в маленьком кафе. Сухощавый, лысый, с усиками, с мышиными глазками, нагловатый хлыщ назвал себя Сержем, хотя лет ему было уже под пятьдесят. Он с ног до головы осмотрел Катю, словно раздевал ее. Серж ни о чем не спрашивал. Молча выпил рюмку коньяка и чашку кофе. Закинул ногу на ногу, скользнул взглядом холодных настороженных глаз и, цедя каждое слово, сказал:

— Вы хотите из меня сделать великого гуманиста, мадам Виолетта, — и он кивнул в сторону Кати. — Ну, что ж... Попробуем. Она будет определена горничной в очень богатый дом ученого...

И Серж назвал фамилию немца с весьма подозрительным прошлым, немца, который лишь каким-то чудом ушел от суда над военными преступниками. Катя читала об этом ученом в газете.

Серж даже не спрашивал у нее, согласна ли она. В условиях безработицы, настороженного отношения к русским женщине, причастной к неблагонадежной семье, следует считать предложение Сержа благодеянием.

— Вам повезло, мадам. Вы встретили Виолетту и меня, человека, рожденного делать людям добро. Запомните день, когда вы меня увидели. Со временем я предоставлю вам возможность отблагодарить...

Когда она рассказала обо всем Питу, он пришел в неописуемую ярость. Пит никогда не ругал Катю. И, кажется, впервые в сердцах сказал ей: «Ну и дура же ты!» Старуха тоже что-то бурчала неодобрительно: горничной да еще в такой дом, к фашистскому ублюдку! Катя проплакала всю ночь. Не от хорошей жизни идет она в горничные. Работы нигде не найти, дома едва концы с концами сводят...

Дом ученого был действительно богатым. Все тут было поставлено на широкую ногу. В доме часто принимали гостей — приезжали немцы, американцы и ученые из социалистических стран. Гостей, как правило, принимали молодые хозяева — Карл и Дженни — брат и сестра. Карл и Дженни были неутомимы. Куда-то исчезали на несколько дней и возвращались с компанией, которая иногда жила в доме целую неделю. Когда Карл успевал заниматься наукой, это оставалось для Кати загадкой. И еще одно обстоятельство привлекло внимание горничной: Карл и Дженни сравнительно хорошо говорили по-русски. Правда, с ней они разговаривали только по-немецки.

Подавая кофе гостям, Катя как-то уловила несколько странных фраз: Карла называли специалистом по русским делам. Речь шла о каких-то людях в Москве.

Когда она рассказала обо всем этом Питу, он насторожился. «В доме Карла плетутся какие-то сети. И этот Серж твой, «великий гуманист», и Карл, «специалист по русским делам», — одна компания. «Держи ухо востро»...

Кате нетрудно было убедиться, что «сети, которые плетутся в доме Карла», имеют совершенно определенное назначение. Однажды поздно вечером Катя услышала, как брат упрекал сестру — он был под хмельком и в таких случаях говорил очень громко. Смысл братских упреков сводился к тому, что там, где бессильны деньги, где нельзя купить нужного тебе человека, им может завладеть красивая женщина. Красивая женщина — это Дженни, человек, которым она должна завладеть, какой-то актер, приехавший на гастроли с группой советских деятелей искусства...

На следующий же день Катя решила было дать знать об услышанном разговоре кому-нибудь из советских гостей. Но потом одумалась: поверят ли ей? И где доказательства? Скажут — провокация. Карл сперва на смех поднимет ее, а потом вышвырнет из дому, как собачонку. Нет, тут требуется осторожность, тут надо все взвесить.

После долгих мучительных раздумий Катя и Пит решили, что действовать надо совсем иным путем. Нужно войти в доверие к молодым хозяевам. Собственно Пит решительно требовал поначалу другого — уйти из этого страшного дома, и делу конец. И тогда Катя, можно сказать, выплеснула ему все, что накипело в душе белорусской женщины за годы разлуки с отчим домом. Теперь она знает: только любовь к Питу могла поколебать в те летние дни 1945 года ее веру в свой народ. Она уже давно поняла, что была тогда жестоко обманута. Однако, что делать — Катя любит Пита, любит сына, и дом Пита стал ее домом. Но Родина — она там, на Востоке...

— Пит, ты должен меня понять, ты же умный и добрый... Если уж судьба забросила меня сюда, то хоть какую ни на есть малюсенькую пользу принести своему дому...

Она расплакалась, и Пит долго не мог ее успокоить. В ту ночь и было решено: с волками жить — по-волчьи выть, а там видно будет. В ту ночь она все продумала, все взвесила.

Главное — добиться разрешения поехать в СССР. Хотя бы на месяц, чтобы повидать родных. Хозяев, пожалуй, она уговорит, — может, их даже устроит такая поездка. Теперь Катя не сомневалась в том, что Серж неспроста определил ее в дом Карла и Дженни. Видимо, у «специалиста по русскому вопросу» есть дальний прицел, свои виды на женщину из России. Сложнее другое: даст ли разрешение советское посольство? А в посольстве тоже поинтересуются, кто такая Катерина, что делает, где живет, с кем дружит. Семья Пита — это хорошо. А Карл, Серж, Виолетта? Плохая рекомендация. А ей до зарезу надо повидать брата, бывшего партизана.

И логика подсказывает: повремени с задуманным планом, сторонись пока и Сержа и Виолетты и не иди на сближение с Карлом. Сперва получи разрешение на поездку в СССР. И ей это удалось.

После возвращения из СССР Катя сумела завоевать полное доверие хозяев. Проявился ли тут неожиданно открывшийся в ней талант или попросту Карл с Сержем оказались людьми недальновидными, — сказать трудно. Большое впечатление произвела на хозяев хорошо разработанная легенда о жизни в городах и селах Белоруссии. Она намекнула, что есть среди ее советских друзей и такие, которых не все устраивает в советском образе жизни.