Лёня Герзон - Приключения Никтошки (сборник) Страница 67

– Главное, чтобы мы всё делали цивилизованным, демократическим путем, – сказал доктору ученый. – Никаких оскорблений, никакого насилия. Коротышки должны научиться уважать чужую точку зрения – какая бы она ни была. Надо учесть мнение всех и каждого. Самое важное в нашем деле – это компромисс.

– А как же ты? – спросил Таблеткин. – Ты сам разве не хочешь возглавить митинг?

– Знаешь… у меня сейчас как-то мысли направлены совсем на другое. Я, может, подъеду, со стороны посмотрю. Ну, если уж моя помощь будет совсем необходима – тогда вмешаюсь.

– Прямо не знаю, как я со всем этим управлюсь, – сомневался Таблеткин.

– Больно они стали дикие. Дерутся, кидаются, а уж от ругани – уши вянут.

– Я в тебя верю. – Знайка похлопал друга по плечу.

И вот теперь доктору Таблеткину приходилось отдуваться. «Что же делать? – думал он. – Должен же хоть кто-нибудь отвечать за всё, что тут происходит?»

Ошарашенные коровьей сиреной коротышки на время замолчали. Сам-то доктор уже слышал, как мычат коровы, когда ездил на ферму искать Никтошку. Так что он нисколько не испугался и даже успел вовремя зажать уши. Воспользовавшись паузой, Таблеткин продолжил прерванную речь.

– Коротышки! Ведите себя нормально, а не то придется снова прибегнуть к коровам. Так вот. Мы решили организовать этот митинг, чтобы каждая свинья… то есть, тьфу, каждая сторона могла высказаться. Пусть вегетарианцы и мясоеды выступят и объяснят, почему они считают себя правыми. Только давайте будем разговаривать, а не кричать, не бросаться едой, а также не драться! Слово предоставляю Барвинке – председателю общества вегетарианцев.

Опять поднялся шум.

– Почему Барвинку?! – кричали мясоеды. – Дайте нам высказаться! Снова полетели яйца.

– Потому Барвинку, – прокричал в микрофон Таблеткин, прячась за щит, – что вегетарианство – вещь новая, а мясоедство всегда было! Пусть вначале вегетарианцы объяснят всем, чего они хотят.

– Это нечестно! – крикнул Гнобик, стоящий впереди всех мясоедов. – Мы тоже хотим выступать!

– Мы не хотим ждать!

– Давайте выступать по очереди! – предложил охотник Патрон.

– Правильно! Один вегетарианец – один мясоед. Это по справедливости!

– Ладно! – согласился Таблеткин. – Пусть сначала выступит Барвинка, а потом предоставим слово Гнобику.

– А как же те, кто ни те и не другие? – послышался из толпы голос историка Герадокла. – Мне бы тоже хотелось высказаться, но я не отношу себя ни к вегетарианцам, ни к мясоедам.

– Такого не бывает!! – закричали одновременно Шмунька с Пустомелей с противоположных концов площади. – Либо ты мясо ешь, либо нет!

– Одну минуточку! – остановил их историк. Он приблизился к сцене и взял у Таблеткина микрофон.

А Таблеткин два дня назад проиграл Герадоклу деньги. Они играли на деньги в поддавки. А денег Таблеткин до сих пор не отдал. Ему было стыдно перед Герадоклом, и поэтому пришлось дать ему микрофон. Герадокл взошел на трибуну. Историк всегда одевался скромно. Вот и сейчас на нем были потертые шорты и застиранная майка. Волосы у него были всклокоченные, словно перед тем, как прийти сюда, профессор специально их долго всклокочивал.

– Ну вот, сейчас эта зануда целый час нам будет тут втирать, – послышалось справа от Герадокла.

– А ведь какое солнышко! – отозвались слева.

И правда: солнце, выглянув из-за огромной коленки бронзовой Свободы, осветило своими утренними розовыми лучами сцену, так что Таблеткин с Герадоклом невольно зажмурились. Несмотря на разгорающиеся страсти, над площадью нежно пахло цветами, особенно с южной стороны, которая не была так задымлена мангалами. Некоторые коротышки досадовали, что пришли.

– Плюнуть, что ли, на всё – да и пойти за город, на речку, – сказал рыболов Мормышкин. – Убивать – не убивать! Надоела болтовня эта! Под мостом сейчас, небось, такой клёв… и река осенью такая живописная, когда по ней желтые листья плывут…

– Ага, живописная! Тоже мне, поэт. Ему клёв, а у бедной рыбы, которую он поймает, это последний день в ее жизни. А потом ее изжарят на сковородке.

– Да помолчите вы, дайте же послушать! – зашипели на них сзади.

А Герадокл, утвердившись на трибуне, протер очки, поправил бороду и начал так, словно и вправду собирался произнести часовую лекцию. Многие приуныли.

– Вегетарианец коротышка, или он мясоед – это философский вопрос, – сказал Герадокл, откашлявшись в микрофон. – По-настоящему считать мясоедом можно только того, кто ест мясо в данный момент. Если же коротышка сейчас ест не мясо, а, например, какой-нибудь овощ, или если он вообще ничего не ест, то, строго говоря, нельзя понять – мясоед он или вегетарианец.

– Что за ерунда! – крикнул Пустомеля. – Мы же знаем, ел он мясо раньше или нет, значит мы знаем, кто он!

– Не совсем так! – с улыбкой возразил Герадокл, щуря на солнце глаза.

– Ведь вегетарианцы появились в нашем городе совсем недавно, а до этого все мы ели мясо. По вашей логике, уважаемый Пустомеля, каждый из здесь присутствующих является мясоедом.

– Да нет, – поправился Пустомеля. – Я совсем не то хотел сказать! Я хотел сказать, что вегетарианец – это тот, кто больше не будет есть мясо.

Герадокл выдержал паузу и спросил:

– А как можно в данный момент определить: будет он есть мясо или не будет? Может быть, уважаемая Барвинка через год возьмет – да и съест куриную ногу, а может быть, она сделает это даже сегодня вечером? Никаких доказательств у нас нет!

– Вот что! – закричала разгневанная Барвинка, отнимая у историка микрофон.

Герадокл и не заметил, как она приблизилась к трибуне. Барвинка еще раньше вышла на сцену и дожидалась момента, чтобы изгнать злосчастного профессора. – Пошел отсюда! – прикрыв микрофон, зашипела она на Герадокла и незаметно наступила каблуком на палец его большой ноги. Бедный историк, круглый год носивший сандалии, из которых торчали длинные пальцы его ног, скрючился от боли. Барвинка заняла наконец его место.

– Это всё болтовня одна! – крикнула она в микрофон. – Вегетарианец – не тот, кто ел или не ел, а тот, кто против убийства животных и против мясоедства!

– Правильно! – зааплодировали вегетарианцы.

Барвинка приободрилась. Она не ожидала, что невесть откуда вылезший философ вдруг возьмет да и утянет внимание коротышек в сторону от вегетарианства, заморочив им головы своими глупыми рассуждениями. У нее прямо затряслись руки, и она готова уже была добавить Герадоклу «на орехи» микрофоном по голове. Но все же Барвинка поняла, что ей надо срочно успокоиться – иначе всё пойдет насмарку. Стоит только треснуть его как следует по лысине, как такое начнется…

И малышка усилием воли заставила себя не думать о Герадокле. Взяла себя в руки, выпрямилась, глубоко вздохнула. Откинула со лба волосы…

– Коротышки! – сказала Барвинка, подняв на них свои огромные черные глаза. – Я понимаю, что мясо – вещь очень вкусная…

– Ну так чего ж ты его не ешь?! – раздалось из толпы.

– Сейчас я вам объясню, почему.

Она подошла к краю сцены, где были ступеньки вниз. Вегетарианцы тем временем подвели туда курицу – ту самую, на жизнь которой так неудачно покушался охотник Патрон. Ступеньки оказались ей не нужны – птица вспрыгнула прямо на сцену и подошла к трибуне. Барвинка едва доставала ей до колен. Она видела, что мясоеды уже держат наготове тухлые овощи и помазанные горчицей сосиски, чтобы оказать курице достойный прием. Малышка потянулась к стоявшему у трибуны щиту, которым до нее укрывался Таблеткин. Но курица неожиданно наклонилась и сказала в микрофон:

– Ко-ко!

Это восклицание рассмешило толпу коротышек. Большинство из них ни разу в жизни не видело живой курицы и не слышало, как она кудахчет. А надо сказать, что это была очень красивая курица. Кончики ее коричневых, с белым кружевным узором перьев слегка подрагивали на ветру. Сама она была стройная, держалась прямо и грациозно, высоко подняв пушистый хвост, в котором даже виднелось одно изумрудно-зеленое перо.

– Она совсем не страшная, – сказала голубоглазая малышка по имени Облачко своей соседке, которую звали Тучка.

– Это мы для нее страшные, – ответила Тучка. – Потому что не она нас ест, а мы ее.

– Посмотрите на это существо! – сказала в микрофон Барвинка своим звонким голосом. – Сделало ли оно кому-нибудь из вас что-нибудь плохое? Причинило ли оно вам какой-нибудь вред? Помешало ли чем-нибудь?

И подождав немного, спросила:

– Тогда за что же вы собираетесь его убить?

Но никто ей не ответил. Мясоеды, кажется, решили подождать и не кидать пока свои сосиски. Барвинка глубоко вздохнула. На сцену взошли четыре цыпленка и выстроились в ряд, взяв друг друга под крылья. Барвинка ничего больше не говорила. Она по очереди поднесла микрофон к каждому цыпленку, и каждый сказал: «Ко-ко».

Потом Кнопочка вывела на сцену розового поросенка с закрученным хвостиком. Барвинка поднесла ему микрофон, и поросенок хрюкнул. В толпе вегетарианцев засмеялись, а кто-то из мясоедов крикнул: